Дудочка крысолова - Михалкова Елена Ивановна - Страница 46

Из-за поворота навстречу ему вывернул мужчина, перед которым на поводке бежала крупная белая собака. Они смотрелись странно, и Макар вскоре понял, в чем дело: неожиданным было увидеть в поселке, где все жители занимались делами на своих участках, собачника, идущего неспешным городским шагом. Эти двое, мужчина с собакой, смотрелись бы куда уместнее в каком-нибудь московском парке. «Пес еще и на поводке! – отметил про себя Илюшин. – Зачем? Чтобы не убежал?»

Но, когда они приблизились, он понял, зачем нужен поводок. «Слепой…» Хозяин собаки шел медленно, но уверенно, ощупывая дорогу тростью, и за несколько шагов до него Макар предостерегающе кашлянул, чтобы не испугать старика.

Тот сразу остановился, наклонил голову на звук.

– Почему не предупредил? – сурово спросил он, и удивленный Илюшин не сразу догадался, что мужчина обращается к собаке.

Пес повернул к нему вытянутую вислоухую морду, но смотрел флегматично, без раскаяния во взгляде.

– Лишу довольствия. Понятно? Лишу, и будешь пресмыкаться, на брюхе ползать.

Пес вполголоса гавкнул, и лицо его хозяина просияло улыбкой.

– Вот умный мальчик, хороший мальчик!

Слепец наклонился, подтянул к себе поводок и потрепал по холке пса, снисходительно принявшего ласку.

– Он у вас поводырь? – с интересом спросил Илюшин, подходя ближе.

– Да какой поводырь! – тут же отозвался хозяин, поворачивая к нему слепое лицо. – Дворняга дворнягой… Под прогулки я хотел его приспособить!

– По-моему, у вас получилось.

– Отчасти. Мы с дочерью обучали его гавкать при виде одинокого человека на улице, то есть подавать мне сигнал… Сперва Мальчик обгавкивал все встреченные компании, затем все-таки научился различать понятия «много» и «один», но время от времени на него находит дух противоречия, и тогда он замыкается в себе, вот как сейчас. А замкнувшись, отказывается разговаривать и оповещать меня о других людях на дороге. Негодяй!

Илюшин рассмеялся. В слове «негодяй» прозвучало столько ласки, что сразу стало понятно: хозяин в своем псе души не чает, а ругает его как иная бабушка за глаза критикует внука перед посторонними, надеясь, что ее обязательно начнут переубеждать.

Он рассмотрел слепого внимательнее, немного удивленный его словоохотливостью. Лицо чисто выбритое, хотя на подбородке пара небольших порезов, одежда застегнута на все пуговицы, и застегнута правильно. Мимика у старика оказалась подвижная, и Илюшин подумал, что, наверное, тот ослеп лишь с возрастом. На лице его не было и следа беспомощности – напротив, от него исходила упрямая уверенность, уверенность «наперекор».

– Кого вы ищете? – внезапно спросил старик.

– Почему вы решили, что я кого-то ищу?

– Послушайте, юноша… Я ослеп, когда мне было двадцать три. А сейчас мне шестьдесят семь. Как вы думаете, прожив без глаз сорок четыре года, я научился чему-нибудь, что не дается вам, зрячим, или нет?

Он наклонил голову, ожидая ответа, и прислонил трость к ноге, ловким движением закрепив ее конец за какую-то лямку на куртке.

Макар Илюшин обладал безошибочным чутьем, подсказывавшим ему, кому можно врать, а кому нет. Сейчас перед ним стоял человек, которому бесполезно было вешать на уши лапшу про журналиста.

– Я ищу человека, который был здесь утром. Скорее всего, рано утром. Он оставил неподалеку машину, в которой была убита молодая женщина. Думаю, что он сам ее и убил.

– Да… – нехотя проговорил старик. – Мы его встретили.

Илюшин с трудом сдержал восклицание. Слепой помрачнел, затряс головой, словно сбрасывая неприятное воспоминание.

– Откуда вы знаете, что это был он? – наконец спросил Макар.

– А кто еще это мог быть? Пять утра, мы с Мальчиком гуляем. И вдруг – человек. Не здоровается, стоит возле меня тихо, смотрит. Если был бы наш, сказал бы хоть пару слов. Но даже не в этом дело. Не местный он, точно.

– Откуда вы знаете?! – повторил Макар. – Постойте… – Его осенило. – Вы что же – видите?

– Ни хрена я не вижу! Мальчик вон видит за меня. А я только слышу и чувствую.

– Так… – Илюшин потер ладонью лоб, пристально вгляделся в старика, пытаясь понять, можно ли полагаться на его слова. – Значит, мужчина?

– Скорее, молодой. Ходит как молодой, дышит как молодой.

– Подросток?

– Нет. Двадцать – двадцать пять бери, не ошибешься.

– Куда он шел, можете сказать?

– Могу. К дороге шел, мимо нас. Та улица, которой мы шли, как раз к шоссе выводит. Должно быть, его там вторая машина ждала – я так думаю.

Старик помолчал, затем добавил:

– Вот что скажу: страшный он человек. Даже Мальчику моему не по себе стало. Он и зарычать на него побоялся.

Макар быстро взвесил услышанное. С одной стороны, слушать слепого свидетеля – более чем странная идея. С другой, старик подтверждал то, о чем Илюшин догадывался и сам. Кроме того, он казался умным и наблюдательным, если только это слово подходило для того, кто видел вокруг только темноту в течение сорока четырех лет. «Если бы он мог его описать!»

– Вы, конечно, лицо ему не ощупывали, – безнадежно сказал Макар.

– А ты как думаешь? Полагаешь, я к любому встречному сразу подхожу и давай пальцами за физиономию лапать? Вот таким манером, например?

Старик так быстро протянул обе руки к лицу Илюшина, что тот даже не успел отшатнуться. Поводок с шелестом упал на траву, и пес, как по команде, немедленно свалился на бок и задрыгал задними лапами. Но Макару было не до того, чтобы наблюдать за дворнягой – он инстинктивно подался назад, хотя в следующую секунду сам устыдился своего порыва.

– Вот видишь, – спокойно сказал слепой, оглаживая его лицо. – Даже ты испугался, хотя вроде бы не из пугливых.

Пальцы его какими-то утаптывающими, мягкими движениями пробежали от волос к вискам, скулам и вниз, к подбородку, как будто он вылепил Макару лицо и теперь заканчивал формировать его. От рук слепого пахло табаком.

– Ноздри не раздувай, – строго сказал старик, ощупав нос Илюшина. – Собьешь мне всю картину.

Он отступил назад, наклонился и раскрыл ладонь, собираясь похлопать по траве в поисках поводка – Илюшин заметил, что слепой почти точно угадал место, где тот упал, – но внезапно передумал и встал, второй рукой придерживая болтающуюся сбоку трость.

– Мальчик, давай поводок, – скомандовал он.

Пес нехотя поднялся, подошел к хозяину, уткнул голову в его руку. Старик погладил его, нашел ошейник и провел рукой по поводку.

– Вообще-то я привык все делать сам, – объяснил он. – Чем больше на других полагаешься, тем беспомощнее становишься. Так у всех, не только у незрячих. Но в траве руками возиться мне не стоит – тут и стекло может подвернуться, и кучка какая-нибудь. Ну что, не понравилось тебе наше знакомство?

– Просто это было несколько… неожиданно. Зачем вы это сделали?

– Чтоб тебя увидеть, зачем же еще. Я человек любопытный, хочу знать, с кем общаюсь и на кого ты похож.

– И на кого же? – со скептицизмом, которого не смог скрыть, осведомился Илюшин.

– На маму, – спокойно ответил старик, и Макар на некоторое время потерял дар речи и только стоял и молча смотрел на морщинистое лицо слепца. Спустя минуту он спохватился, что, по всей вероятности, получил всего лишь шутливый ответ в серьезной форме и зря придал этому такое значение.

– Значит, того вы не… рассматривали, – собравшись с мыслями, наконец сказал он.

– Хотел, – признался слепец. – Но он не дался.

Илюшин от огорчения прищелкнул языком.

– Может быть, хоть что-нибудь вспомните о нем? – с надеждой спросил он. – Голос? Запах? Шаги? Может, он хромал? Ногу приволакивал?

– А по дороге жевал таблетки викодина, размахивал тростью и грязно ругал своих пациентов, – иронично закончил старик. – Не удивляйся, телевизор здесь тоже работает. «Доктора Хауса» я по вечерам, бывает, слушаю, когда дочь уезжает. Нет, не приволакивал, не жевал, не ругался. Вот только…

Он замолчал, застыл, и лицо его утратило всякое выражение. Илюшин хотел спросить, что «только», но решил, что беспокоить явно вспоминающего что-то человека не стоит.