Канун Рождества в Пятничной гавани - Клейпас Лиза - Страница 16

— Когда-то я думала, что да. А сейчас — нет. Похоже, это одна из причин, почему я так люблю свой магазин — можно быть окружённой детьми и не нести за них ответственность.

— Вероятно, когда снова выйдете замуж.

— О, я больше никогда не выйду замуж.

В молчании Марк вопросительно наклонил голову, внимательно глядя на неё.

— Я уже была замужем, — сказала Мэгги, — и никогда не пожалею об этом, но… хватит. Эдди боролся с раком полтора года, и пока я поддерживала его, старалась быть сильной, я исчерпала себя. Во мне не осталось ничего, что можно было бы отдать кому-нибудь другому. Я могу быть с кем-нибудь, но не принадлежать ему. Я понятно говорю?

В первый раз в его взрослой жизни Марку хотелось обнять женщину без корыстных побуждений. Не из желания обладать, а утешая.

— Ваши чувства понятны, — ласково сказал он, — но вряд ли они будут вечны.

Они покончили с едой и пошли обратно к пристани. Дождь стал таким слабым и неторопливым, что, казалось, можно разглядеть висящие в воздухе капельки. Тяжёлое небо будто давило сверху. Мир окрасился в оттенки серо-голубого и бледно-серого, и на этом фоне волосы Мэгги казались краснее красного, каждый локон — изящная синусоида с колечком на конце.

Марк отдал бы что угодно, лишь бы поиграть этими вьющимися прядями, запустить в них руки. Пока они шагали, его подмывало взять её за руку. Но небрежное, лёгкое прикосновение стало невозможным — в том, как он желал её, ничего лёгкого не было.

Не могло ли оказаться так, что его притяжение к Мэгги стало плодом решения жениться на Шелби, не пыталось ли его подсознание найти пути к отступлению?.. Не отклоняйся от цели, приказал он себе. Не отвлекайся.

Их разговор временно прервался, лишь пока они въезжали на паром и искали местечко на пассажирской палубе. Потом, заняв одну скамейку, они говорили обо всём и ни о чём. Краткие периоды молчания были подобны отдыху после любовных утех, когда лежишь потный, переполненный эндорфинами.

Марк очень старался не представлять себя в постели с Мэгги. Как он возьмёт её туда, и будет делать с ней всё: глубоко, не спеша, импровизируя, и растягивая, и повторяя снова. Он желал её под собой, над собой, вокруг себя. У неё, должно быть, бледная кожа, украшенная редкими созвездими веснушек. Он бы исследовал их, проследил их путь своими руками и губами, обнаружил бы все тайные узоры, и дрожь, и биение…

Паром причалил. Марк задержался на пассажирской палубе дольше, чем следовало бы, ему не хотелось расставаться с Мэгги. К своей машине он спустился одним из последних. По небу цветов фруктового мороженого плыли перистые облака. Как всегда при возвращении на остров, он почувствовал облегчение — здесь даже дышалось свободнее, воздух был мягче, и напряжение «большой земли» спадало. Казалось, плечи всех пассажиров, ждущих на палубе, распрямляются, как будто все они одновременно получили новый заряд энергии.

Марку пора было возвращаться в свой автомобиль, иначе он заблокирует всю колонну, и на него обрушится справедливый гнев стоящих за ним водителей. Но при взгляде на Мэгги каждая клеточка его тела противилась мысли расстаться с ней.

— Вас не надо отвезти куда-нибудь? — спросил он.

Она тут же затрясла головой, и красные волны запрыгали по плечам:

— Я оставила машину неподалёку.

— Мэгги, — осторожно начал он, — может быть, как-нибудь…

— Нет, — прервала она с мягкой, печальной улыбкой. — Дружбы не получится. Ничего не выйдет.

Она была права.

Оставалось только попрощаться — обычно с этим Марк справлялся хорошо. Однако не в этот раз. «До встречи», «всего хорошего» звучало бы слишком безразлично, слишком небрежно. Но любой намёк на то, как много для него значила эта поездка, не обрадовал бы Мэгги.

В конце концов, она решила его проблему, устранив необходимость прощаться. Видя его колебания, Мэгги улыбнулась, и, положив руку ему на грудь, легонько подтолкнула.

— Идите, — сказала она.

И он ушёл, не оглядываясь. Спустился по гулким ступеням узкой металлической лестницы, чувствуя сильное биение своего сердца там, где касалась её рука. Сев в машину, закрыл дверь и пристегнулся. И, пока ждал сигнала тронуться, его охватило тянущее, мучительное чувство утраты чего-то очень важного.

Глава 7

С приходом октября наблюдение за китами и гонки на каяках на этот год закончились. И хотя туристы по-прежнему приезжали на остров Сан-Хуан, это не шло ни в какое сравнение с наплывом в летние месяцы. Чаще всего приезжающие спрашивали, как возникло название Фрайдей-Харбор. Мэгги быстро заучила две стандартные версии этой истории. Все предпочитали местную легенду о том, как некий морской капитан, входя в гавань и увидев человека на берегу, спросил у него: «Что это за бухта?». Человеку по ошибке послышалось: «Какой это день?»[35], — и он ответил: «Пятница».

Как бы то ни было, истина заключалась в том, что гавань назвали именем гавайца Джозефа Фрайдея[36], который пас овец примерно в шести милях к северу от гавани, при этом невольно работая на компанию «Гудзонский залив». Когда моряки подплывали к побережью и видели столб дыма, поднимающийся от его костра, они понимали, что достигли бухты Фрайдея. И в конечном итоге, британцы так и обозначили её на карте.

Остров был передан во владение американцам в 1872-ом году, и с тех пор экономика его процветала. Остров Сан-Хуан был фруктовой столицей Северо-Запада. Он также являлся вотчиной для деревообрабатывающих фабрик и компаний по консервированию лососины. Теперь же консервные заводы на набережной вытеснили высококлассные кондоминимумы, а у берега вместо шаланд[37] сгрудились прогулочные яхты. Туризм стал главной опорой экономики, и хотя его пик приходился на лето, индустрия эта работала круглый год.

В воздухе стоял запах осени, и листья деревьев вовсю пылали буйным цветом, а жители острова Сан-Хуан начали готовиться к предстоящим праздникам. Остров бурлил в шумной суете фермерских базаров, праздников урожая, винных дегустаций, художественных выставок и театральных представлений. В заведении Мэгги не наблюдалось никаких признаков снижения продаж, так как местные покупатели приходили за костюмами и аксессуарами к Хэллоуину и заранее заботились о рождественских покупках. Более того, Мэгги только что наняла одну из дочерей Элизабет, Диану, продавщицей на неполный рабочий день.

— Может быть, хоть теперь ты сможешь немного расслабиться, — сказала, обратившись к Мэгги, Элизабет. — Один выходной день тебя не убьёт, знаешь ли.

— Я расслабляюсь в магазине.

— Ступай, развлекись за его пределами, — настаивала Элизабет. — Тебе нужно пообщаться с кем-нибудь, кто выше четырёх футов[38].

И тут её осенило:

— Тебе следует сделать массаж в этом спа-салоне в Рош-Харборе. У них новая массажистка, его зовут Терон. Одна моя подруга говорит, что у него руки ангела. — Элизабет многозначительно пошевелила бровями.

— Если это мужчина, то я не думаю что он — массажистка, — усомнилась Мэгги. — Но прямо сейчас я не могу вспомнить, как ты называла мужчину, который делал тебе массаж.

— Еженедельное свидание — вот как я его называю, — напомнила Элизабет. — Если он холост, ты могла бы его куда-нибудь пригласить.

— Ты не можешь просить массажиста пойти с тобой куда-то, — запротестовала Мэгги. — Это как отношения «врач-пациент».

— Я встречалась со своим врачом, — сказала Элизабет.

— Правда?

— Я пришла к нему кабинет и сказала, что решила сменить врача. Он очень встревожился и спросил почему. А я ответила: «Потому что хочу, чтобы вы в пятницу вечером повели меня ужинать».

Глаза Мэгги расширились:

— И он повёл?

Элизабет кивнула: