Форд : Важнейшая проблема мира. том 1 - Форд Генри - Страница 19

Как всякий неиудейский писатель, выступающий в качестве благожелательного защитника иудеев, Брис­бейн вынужден признать наличность известных фактов, представляющих собой часть того вопроса, существова­ние которого он отрицает.

«В любом большом городе каждое второе имя, пользу­ющееся успехом, иудейское», - пишет Брисбейн. В его родном городе это процентное отношение еще больше.

«Иудеи, составляющие меньше одного процента все­го населения земного шара, владеют 50 процентами тор­говой прибыли всего света; этого они достигли своей работоспособностью, предприимчивостью, умом и тру­долюбием», -пишет Брисбейн.

1Ъворят ли что-нибудь для самого Брисбейна эти дан­ные? Думал ли он хоть раз, к чему все это ведет? Может ли он утверждать, что этому успеху не содействовали вещи, которые человечество справедливо находит дос­тойными порицания? Удовлетворяет ли его манера использования этого делового успеха там, где это бьет в гла­за? Может ли он доказать, что успех достигнут только благодаря наличности указанных им похвальных ка­честв и что в нем не участвовали качества совсем непох­вальные? Слышал ли он, например, чтобы иудейские деньги были вложены в не спекулятивные железнодорож­ные предприятия? Мы могли бы дать Брисбейну целый ряд тем для статей, которые для него и для его читате­лей были бы крайне поучительны, если бы он только со­гласился поручить собирание фактического материала беспартийным людям.

Одну из таких статей можно было бы озаглавить: «Иудеи на Версальской Конференции». Люди, которым будет поручено собирать материалы, должны устано­вить: какие лица там более всего выделялись? Кто чаще всего туда приезжал и уезжал и больше всего суетился по деловой части? Кому легче всего был открыт доступ к самым важным лицам и комиссиям? Представители какой расы занимали места частных секретарей у вы­дающихся лиц? Какая раса занимала большинство мест, от которых зависел прием у видных участников Конфе­ренции? Какая раса больше всего старалась превратить Конференцию в ряд празднеств, балов и пышных банке­тов? Кто были частные лица, которые чаще всего при­глашали участников Конференции на интимные обеды?

Если бы Брисбейн при своих общепризнанных выда­ющихся способностях дал своим сотрудникам такое по­ручение и потом напечатал их донесения, то получилась бы такая страница истории, которая составила бы эпоху даже в его выдающейся карьере писателя. Он мог бы написать и вторую главу о той же Версальской Мирной Конференции, хотя бы под таким заглавием: «Какая про­грамма одержала победу на Мирной Конференции?» Его сотрудники должны были бы для этого установить наме­рения и цели, с которыми влиятельные иудеи в столь большом количестве слетелись в Париж, а также каки­ми путями они проводили свои программы. В особеннос­ти нужно бы постараться выяснить, была ли изменена или отменена хотя бы самая малость в этих программах. Далее надо установить, не потребовали ли иудеи, достигнув того, к чему стремились, еще большего и не дос­тигли ли этого, несмотря на то, что сравнительно с ос­тальным миром это уже являлось привилегией. Брисбейн тогда к великому своему удивлению узнал бы, что из всех программ, представленных Конференции, не исключая и главной программы, на которую люди возлагали столь преувеличенные надежды, единственная, которая про­шла вполне гладко, была программа иудейская. Все это он мог бы узнать, если бы он занялся исследованием. Только вопрос о том, какое употребление он сделал бы из полученного материала, остается открытым.

Вообще, в каком бы направлении Брисбейн ни повел свои исследования, он значительно расширил бы свои знания о нашей стране и о зависимости её от иудейско­го вопроса. Знает ли он, например, кому принадлежит Аляска? Может быть, он думает, как многие другие, кро­ме тех, которые, увы, знают наверно, что эта область при­надлежит Соединенным Штатам ? Нет, эта область при­надлежит тому же народу, которому принадлежат фак­тически и сами Соединенные Штаты.

Знает ли Брисбейн, несмотря на то, что место, кото­рое он занимает в международной журналистике, дает ему к тому полную возможность, что в нашей экономичес­кой жизни действуют элементы, которые не укладыва­ются ни в понятие «Капитала», ни в понятие «Труда» ? Знает ли он хоть что-нибудь о той силе, которая не является ни капиталом, ни трудом в продуктивном смысле, но чьи интересы и стремления в том, чтобы возможно больше расколоть и разобщить капитал и труд путем раздраже­ния, попеременно, то капитала, то труда? Во время своих работ по изучению экономического положения и царящей над ним тайны, которая противится всякому разоблаче­нию, должен же был Брисбейн заметить хоть что-нибудь, хотя бы единый луч света за кулисами. Найти это являет­ся благородной задачей для каждого журналиста.

Предал ли Брисбейн гласности имена тех людей, в чьих руках находится снабжение Соединенных Штатов саха­ром? Знает ли он их? Есть ли у него желание узнать их? Имеет ли он понятие о положении хлопчатобумажного дела в нашей стране, о частой перемене владельцев земельных участков, производящих хлопок, и о затруднениях в этой отрасли производства, зависящих с одной стороны от уг­роз банков, а с другой от постоянного колебания цен на платья и материи, вызываемого умышленно? Если это ему известно, то обратил ли он внимание на имена людей, в чьих руках находится вся эта игра? Желает ли он узнать, как и кто ведет эту игру? Все это он мог бы узнать и расска­зать народу, если бы дал соответствующее задание своему прекрасному штабу информаторов из журналистов. Он луч­ше других должен знать, чувствует ли он себя настолько независимым, чтобы предпринять такую работу. Быть мо­жет, у него есть причины частного характера, которые ме­шают ему это сделать.

Как бы то ни было, мы со своей стороны не видим при­чин, которые мешали бы ему основательно изучить воп­рос и при том не из любопытства к новизне предмета, а для составления обоснованного о нем мнения. В этом, конечно, никто не мог бы усмотреть нетерпимости. При теперешнем же положении дела Брисбейн не обладает достаточными данными, чтобы стать за или против воп­роса. Он может только устранить его, как неприятный, как это некогда делали прежние рабовладельцы, которые просто хотели устранить противников рабства.

По этой причине его недавняя защита иудеев не мо­жет вообще почитаться таковой: она скорее похожа на за­искивание у них расположения. По-видимому, больше всего возбуждает его внимание то, что он называет расо­вым предубеждением и расовой ненавистью. В самом деле, человеку, который при изучении экономической проблемы рискует впасть в такую душевную неуравнове­шенность, лучше за эту проблему не браться. Впрочем, проявления предубеждения и ненависти в таком деле за­висит от самих методов исследования и от самого исследователя, и достойно сожаления, если прибегают к таким наговорам на других в оправдание себя люди, нахо­дившиеся в течение стольких лет сами под определенным духовным влиянием. На самом деле мы вправе ждать об­ратного: научное исследование иудейского вопроса дол­жно устранить ненависть и предубеждение и воспрепят­ствовать им. Мы бываем предубеждены против того, чего мы не знаем, и ненавидим то, чего не понимаем. Изуче­ние иудейского вопроса должно создать его знание и пра­вильный взгляд на него, притом не только среди неиуде­ев, но и между иудееями; последние нуждаются в этом не меньше, если не больше, чем неиудеи. Если иудей придет к тому, чтобы увидеть известные вещи, их понять и сооб­разно понятому поступать, то большая часть вопроса бу­дет устранена путем улучшения взаимного понимания. Обратить внимание неиудеев на известные стороны иудейства есть только часть работы, не менее настоятель­ной задачей является заставить самих иудеев открыть глаза на известные факты.

Первый успех будет состоять в том, чтобы неиудеев из простых защитников - и притом защитников партийных - сделать судьями фактической обстановки. Исследова­ние обнаружит, где иудеи и неиудеи заблуждаются, и расчистит путь знанию и мудрости, хотя и тогда для ре­шения вопроса потребуется большой запас последней.