Волшебный дневник - Ахерн Сесилия - Страница 52

– Прелесть, правда? – спросила я.

Мама перевела на меня взгляд, холодный взгляд, так что я инстинктивно отпрянула, а потом вновь стала смотреть на стеклянную слезинку. Мне показалось, будто ей обидно из-за нее, и протянула руку, желая забрать стекляшку. И мгновенно ощутила прикосновение маминых пальцев. Ей не обидно присутствие стекляшки, с изумлением поняла я, и оставила безделушку у мамы.

Ночью, когда я уже крепко спала и видела во сне свидание с Маркусом в тюрьме, чья-то рука легла мне на плечо. Так как в моем сне действие происходило в тюрьме, то я решила, что это рука охранника, однако, мгновенно очнувшись, я увидела рядом со своим лицом мамино лицо, и ее нос почти касался моего носа. Мне удалось подавить рвавшийся с языка крик.

– Где ты взяла ее? – прошептала она мне на ухо.

Так как я еще не совсем проснулась, то не сообразила, о чем она говорит. Это могли быть и книжка-дневник, спрятанная под половицей, и пачка сигарет, лежавшая в шкафу.

– Слезинка, – прошептала она с неожиданной настойчивостью.

Если честно, то я испугалась. Мне показалось, что я опять, пусть с опозданием, попала в беду из-за визита к матери Розалин. Так как я еще не совсем проснулась, о чем уже было сказано, то очень испугалась маминого прихода в мою комнату – да еще с расспросами – посреди ночи. Время от времени до меня доносился скрип пружин на кровати Артура и Розалин, а я словно окаменела от непонятного ужаса. И, что было, то было, я солгала. Сказала маме, что нашла стекляшку за домом, что она мне понравилась и я взяла ее себе.

Еще когда я говорила это, мне стало понятно, что изменилось в маме, помимо ее желания задавать вопросы. В ее глазах зажегся свет, и она снова стала прежней мамой, которой мне очень не хватало. Однако этот свет я запомнила лишь по одной причине: он погас, едва до мамы дошел смысл моего вранья. Вновь ее глаза сделались тусклыми, пустыми, безжизненными. Это я убила то волнение, которое вернуло ее к жизни. Я плеснула водой на огонь. Потом мама бесшумно оставила мою комнату и вернулась к себе.

Открылась дверь в комнате Розалин. В коридоре послышались шаги. Розалин заглянула ко мне. Длинная ночная рубашка буквально сияла белизной в лунном свете. Несколько минут она допрашивала меня насчет открывавшейся и закрывавшейся двери, но я все отрицала. Потом она долго, не произнося ни слова, смотрела на меня, словно пытаясь решить, говорю я правду или лгу, кивнула и закрыла дверь. Я вновь услышала, как заскрипели пружины, после чего в доме воцарилась тишина.

Однако теперь мне стало не до сна. Я думала и думала о том, правильно ли я сделала, что со лгала маме, или неправильно. К тому времени когда первые лучи солнца осветили мою спальню, я поняла, что допустила ошибку. Надо немедленно сказать ей правду.

До завтра, дневник.

Прочитав запись, я решила, что у меня впереди целый день и мне хватит времени продумать, что и как сказать маме. Весь день я нервничала, наблюдая за молчавшей мамой и зная, что скоро чары рассеются. И старалась вспомнить слово за словом последнюю дневниковую запись. Мне не хотелось ошибиться. Мне хотелось сказать и сделать все в точности так, как я написала, чтобы получить желаемый результат. Пусть мама придет ко мне ночью. И тогда я скажу ей правду о стеклянной слезинке. Наконец день подошел к концу.

После обеда я отправилась к маме в спальню. Она лежала в постели, изучая потолок и тихонько напевая себе под нос.

– У меня кое-что есть для тебя, – проговорила я до того тихо, что мама вряд ли расслышала. – У меня кое-что есть для тебя, – повторила я немного громче.

Под мамино пение я достала из кармана стекляшку, которая успела нагреться, взяв тепло у моего тела. Я положила ее на столик, стоявший возле кровати. Заслышав легкое постукивание, мама, не повернув головы, обратила взгляд в сторону моей добычи. Когда же ее взгляд остановился на стеклянной слезинке, она перестала напевать и теребить свои волосы.

– Правда, симпатичная? – спросила я.

Мама поглядела на меня, и я заметила, как загорелись у нее глаза. После этого она опять стала смотреть на стекляшку. Не желая этого, но, зная, что надо следовать дневниковой записи, я потянулась за слезинкой, но мама мгновенно перехватила мою руку и не позволила забрать ее.

– Нет, – твердо произнесла она.

– Ладно, – с улыбкой согласилась я. – Ладно.

Я сидела в постели, не в силах заснуть, так как знала, что случится в скором времени. Я прочитала об этом в дневнике, но не была уверена, что все пойдет по-написанному. Вероятно, мамин приход изменит будущее Тамары-Из-Завтрашнего-Дня.

24 июля, пятница Счастливого дня рождения мне. Семнадцать. Утром я все же решила встать с кровати, и Розалин, завидев меня, удивилась. Думаю, мое появление в кухне чуть не довело Розалин, находившуюся в кладовке, до сердечного приступа. Мне показалось, что она в чем-то винит себя, это было заметно и по выражению ее лица, и по тому, как она шарила рукой в кармане передника. Наверное, она забеспокоилась о пироге. Впрочем, откуда мне знать?..

Неловко обняв и поцеловав меня, Розалин танцующей походкой удалилась наверх с маминым подносом, чтобы принести из своей спальни подарок для меня. Вернулась она с чем-то, идеально упакованным в розовую бумагу с бело-розовой ленточкой. Это была корзинка с набором «Строберри» для ванной: мылом, гелем, шампунем. Розалин тяжело дышала мне в затылок, пока я разворачивала бумагу, она нависала надо мной с нервной улыбкой, не зная, понравится мне подарок или не понравится. Я заверила ее, что подарок мне понравился. Я сказала, что это идеальный подарок, и ничуточки не соврала. Не похоже на меня. На прошлый день рождения, когда мне исполнилось шестнадцать лет, я получила сумку от «Луи Вюиттона» и туфли от «Джины»[60], а в этом году всего лишь набор для ванной комнаты, однако, как ни странно, я была более благодарна за набор, так как он в самом деле был мне нужен. Шампунь у меня закончился, а сумки от «Луи Вюиттон» не пользовались популярностью у рыжих белок.

Потом Розалин произнесла нечто невероятное: «Я увидела его, не поверите, в прошлом месяце, подумала-подумала и сказала Артуру: «На нем везде Тамарино имя». И спрятала набор в гараже, так что очень боялась, как бы его кто не нашел». И она беспокойно хихикнула.

Я буквально похолодела от этих слов. Розалин была намного умнее, чем я думала. У нее не было причин запрещать мне посещения гаража или устройство там склада для наших с мамой вещей, а теперь, оказывается, она прятала там подарок. Или она была умнее, чем я думала, или я была глупее, чем она думала. В результате мне еще сильнее захотелось исследовать таинственный гараж.

Мама опять проспала весь день. Мне позвонили Зои и Лаура. Но я попросила Розалин сказать, что меня нет дома.

Пришла сестра Игнатиус и принесла подарок. Розалин предложила, мол, сама передаст его мне, однако сестра Игнатиус не отдала ей подарок. Чем дольше я избегала ее, тем тошнее становилось у меня на душе. И теперь у меня скопилось много такого, за что надо было извиняться. Наверное, она была мне лучшим другом за всю мою жизнь, а я прячусь от нее и от всего мира. Не могу никого видеть.

После обеда Розалин принесла из кладовки шоколадный торт со свечками и запела: «С днем рождения!» Скорее всего, утром, когда я застала ее в кладовке, она как раз занималась тортом. Слишком поздно осматривать карман на переднике.

До завтра.

Должна признаться, последние пару недель я совсем не вспоминала о своем дне рождения, слишком меня одолевали тяжелые размышления о бедном Маркусе. Если бы мы немножко подождали. Если бы я сказала ему. Я не думала о празднике, каким он будет теперь и каким он мог быть в прошлой жизни и какие подарки в прошлой жизни я получала бы весь день, как только открыла бы глаза и до той минуты, как закрыла бы их. Однако, прочитав последние записи в дневнике, я была сама не своя. Я очень волновалась.

Это было похоже на то, как будто я провела последние дни, блуждая в тумане, в котором не могла видеть даже собственного носа. В моих мыслях воцарилась полная сумятица, и я ни на чем не могла сосредоточиться и ничем не могла отвлечься. Однако, как мне казалось, конец моим блужданиям близок, потому что я сидела на кровати в состоянии боевой готовности, у меня громко билось сердце, и я задыхалась, словно пробежала несколько миль. Мне было необходимо выяснить, чем занималась Розалин или будет заниматься в кладовке следующим утром.