Жребий брошен - Быкова Мария Алексеевна - Страница 34

— Д-доброе утро, — деревянный голосом согласилась алхимичка.

— Что-то не так? — Вампир удивленно приподнял бровь, но всю небрежную элегантность его мимики смазал широкий зевок. — Что вы так на меня смотрите?

Я ткнула пальцем:

— Зеркало вон там.

— Так, — сдавленно сказал благородный Ривендейл, ознакомившись со своим отражением. Хельги наблюдал за ним с мстительным выражением на лице. — Благородные маги, я вынужден просить вас о помощи.

— Садись уж, — со вздохом предложила я. — Не гляди на меня так, Хельги, тебя я тоже расплету!

Ривендейла мы расплетали сообща, и заняло это больше двух часов.

То, что вампир лежал дальше всех от двери, сыграло с ним дурную шутку — домовой начал с него и заплел по всем правилам своего искусства. Сначала по три волоска, потом по девять, потом по двадцать семь… Последние несколько уровней расплетала только Полин — нам с Хельги не хватило длины ногтей и привычки к мелкой работе. И то самые тонкие косички она одолела, лишь вооружившись тоненькой иголкой.

Алхимичка млела: ей, в отличие от самого герцога, процесс доставлял невероятное удовольствие. Но и ей под конец все это стало надоедать. Шевелюра у Генри была богатая, облысение ему явно не грозило, так что поля деятельности домовому хватило с лихвой. За то время, пока Полин справлялась с тремя- и девятиволосковыми косичками, я успела расплести Хельги, к несказанной радости последнего. Ему повезло не в пример больше, чем герцогу: во-первых, волосы у него были толще и жестче, во-вторых, домовой не стал над ним измываться, а в-третьих, к нему я приступила, уже приобретя некоторый опыт.

Расплетенный Генри выглядел немногим лучше, чем заплетенный. Всякой девице, заплетающей на ночь косы в надежде приобрести наутро сказочные кудри, хорошо известно: кудрей не будет, зато будет объем. Волосы у вампира только дыбом не стояли, зато потрескивали так, что рядом с ним было боязно находиться. Полин позже утверждала, что даже увидела маленькую молнию.

— Всем спасибо, я сейчас! — Приглаживая на ходу волосы, Генри метнулся к двери.

Проводив его философским взглядом, я стала сворачивать одеяло. Полин села на лавку и начала копаться в необъятных недрах своей крошечной сумочки, а хозяйственный Хельги полез в шкафчик искать посуду для завтрака.

Прошло несколько минут. Одеяло закончилось, я отправилась на помощь вампиру, а Полин успела протереть личико тремя эликсирами и смазать одним кремом, когда хлопнула входная дверь. Я обернулась на звук и замерла, чудом не выронив из рук тарелку. Сбоку зазвенела кастрюлька: кажется, Хельги оказался не столь крепок духом. Что же, не он полгода прожил бок о бок с Полин.

На пороге стоял Генри Ривендейл, но понять я это смогла не сразу. Волосы вампира, обильно смоченные водой (кажется, герцог не мудрствовал лукаво, по-простому окунув голову в озеро), утратили часть своего немыслимого объема. Вместо этого они складывались в компактные пряди и сворачивались крутыми кольцами. Процесс складывания и сворачивания шел прямо у нас на глазах. С каждой секундой Генри все больше походил на знаменитого Кудрявого — героя серии лубков, пламенно обожаемого всеми лыкоморскими девицами и столь же пламенно ненавидимого населением мужского пола — причем не только лыкоморским. «Надо же, — слегка фальшиво подумалось мне, — как прическа меняет человека!» Черты, которые у прежнего Генри говорили о благородстве, древности и славе его рода, — те же самые черты у Генри видоизмененного придавали ему законченный кукольный облик. У меня аж зубы заныли, настолько он был сладкий. Правда, смотрел вампир с таким ужасом, что часть слащавости все-таки пропадала.

— Ой… Генри… — слабо выдохнула Полин.

Снова зазвенела кастрюля — ее наподдал ногой Хельги, метнувшийся к зеркалу. Вцепившись в раму, он вперил в зеркало полубезумный взгляд; зеркало же не без ехидства выдало отражение с головой, сплошь покрытой крошечными бумажными папильотками. На половине имелись еще и розовые бантики.

Вампир зарычал и встряхнул зеркало за раму; отражение пошло рябью и исчезло. Через несколько секунд оно проявилось снова, правда разбившись на множество мелких квадратиков. В первом отражался Хельги, бритый налысо. Во втором — он же с едва пробивающейся на лысой голове щетиной. В третьем — он же с прической ежиком. Где-то в двенадцатом квадратике вампир щеголял прической лорда из Западных Земель — по обеим сторонам лица волосы были завиты в букли, а на затылке болталась коротенькая тощая косичка. В пятнадцатом Хельги был заплетен в две косы на манер фьординга — отраженный вампир грозно хмурился, грыз мухомор и явно нуждался в рогатом шлеме для полноты образа. Заканчивалась композиция Хельги, подстриженным а-ля Келлайн: волосы до талии, небрежно перехваченные тонким эльфийским шнурком. Выждав несколько секунд, зеркало стало по очереди увеличивать квадратики, словно предлагая вампиру выбрать, в каком виде он себе больше нравится.

Генри, замершему на пороге, вся эта картина была видна не хуже, чем Хельги, намертво вцепившемуся в раму. Кажется, до герцога начало доходить, что ситуация опять хуже, чем ему казалось до того; бросившись к зеркалу, он отобрал его у Хельги (тот сдался практически без борьбы, — видимо, сыграла роль психическая атака) и профилактически стукнул кулаком по стеклу.

Отражение исполнительно затуманилось, и через несколько секунд зеркало выдало очередную картину. Главное место на ней, разумеется, было отдано Генри. В сияющих ботфортах, снабженных золотыми шпорами, штанах до того узких, что, очевидно, портные сшивали их прямо на вампире, в белоснежной эльфийского шелка блузе с рукавами, отороченными дорогим кружевом, и с вырезом обнажающим мужественно волосатую грудь почти до пупа, герцог возвышался на берегу озера, надменно вздернув орлиный нос. Волосы, завитые мелким, но высокохудожественным бараном, блестели от помады и сверкающей пудры. На всех пальцах у отраженного Генри сверкали массивные перстни, голову украшала изящная корона, а на шее виднелась толстенная золотая цепь. Странно было, как вампира не перевешивает вперед — на таких цепях только якоря вытаскивать, — но, присмотревшись, я разрешила этот физический парадокс. За спиной у Генри висел огромный меч — судя по рукояти, на которой бы уместилось три вампировых ладони, двуручный. Как он собирался выхватывать его из-за спины, было непонятно, ибо для этого нужны были либо руки длиной метра два, либо латные перчатки, чтобы перехватывать клинок за лезвие.

Из воды перед Генри, молитвенно сложив ладони, по пояс высовывалась обнаженная девица — судя по торчащему в двух шагах хвосту, русалка. Мстительное зеркало сделало ее рыжей, зеленоглазой, с волосами, заплетенными в шесть косичек и веснушчатой аж по самые плечи. На этом наше сходство заканчивалось — ибо с такими формами жить можно было и впрямь только в воде. На суше она бы и шагу сделать не сумела. Пышную медную прическу венчала миниатюрная золотая корона, а каждая чешуйка хвоста была украшена крошечной золотой же блямбочкой.

Сверху, под самой рамой, шла витая надпись: «Новые похождения Кудрявого: Кудрявый и подводная царевна».

Генри взвыл что-то вовсе уж нечленораздельное, занося кулак. Казалось, зеркало не могло спасти уже ничто, но, на его счастье, в комнате была Полин, до которой дошло, какое сокровище неразумные вампиры собираются уничтожить. Отважно вклинившись между зеркалом и Ривендейлом, алхимичка закрыла стекло собой, воинственно зыркнув на несчастного герцога. В кудрявом виде Генри определенно нравился ей меньше, чем с прямыми волосами, так что взгляд получился весьма угрожающий. Ривендейл невольно отшатнулся, и тут вмешалась уже я, сообразив, что так и до сумасшествия недалеко. Ласково приобняв вампира за плечи, я отвела его к лавке, заставила сесть и начала успокаивать, привлекая все дипломатические и телепатические способности. Успокаивался Генри весьма неохотно, но я не отступала. Минуты через три, когда вампир перестал подергиваться и нечленораздельно бормотать, я даже смогла украдкой покоситься на Полин, вдохновенно смотрящую в зеркало.