Манюня пишет фантастичЫскЫй роман - Абгарян Наринэ Юрьевна - Страница 3

— Говори громче, я плохо слышу, — потребовала Манька.

— Давай лучше пойдем к нам домой! — проорала я. — Мама обещала на ужин блинов напечь!

— С чем?

— Ни с чем. Но есть можно с вареньем. Или со сметаной. Можно обсыпать сахарным песочком. Или полить медом.

— Пойдем, — шмыгнула Манька, — я возьму блин, посыплю его сахаром, полью вареньем, медом, солью и съем с брынзой!

— Буэ, — поморщилась я.

— Буэ, — согласилась Манька, — но попробовать-то можно?

Она вытащила из ушей ватные затычки и положила их на грядки с кинзой.

— Чтобы растениям ночью было на что преклонить головки, когда они будут спать, — объяснила она.

Мы уже выходили в калитку, когда вдруг к дому подкатил белый «жигуленок». Из машины вылез дядя Миша, открыл заднюю дверцу и вытащил оттуда какую-то коробку. Обычно дядя Миша возвращался с работы ближе к семи вечера, и о его скором прибытии оповещало далекое кряхтение «ГАЗика» Васи. «Вннн-вннн, — надрывался Вася на подступах к Маниному кварталу, — кха-кха!» Услышав далекий «вннн-вннн», Ба подхватывалась и уносила в свою комнату вязание. И, пока дядя Миша парковал многострадальный «ГАЗик», на плите уже разогревался ужин, а Ба в спешном порядке накрывала на стол.

Но сегодня дядя Миша вернулся во внеурочное время и на чужом автомобиле!

Мы с Манькой припустили к дому.

— Ба! — заорали мы с порога. — Там папа вернулся!!!

— Какой папа? — всполошилась Ба.

— Манькин папа, — отрапортовала я, — то есть твой сын! Прячь свитер!

Ба с несвойственной для ее возраста удалью взлетела на второй этаж, засунула вязку под кровать, чуть ли не вприскочку скатилась вниз по лестнице и в одном прыжке преодолела расстояние до кухни.

— Чего это он так рано приехал? — выдохнула она. — Дайте мне успокоительное! Еще одни такие кульбиты, и некому будет довязывать свитер.

Когда дядя Миша вошел в дом, Ба, окутанная парами валерьянки, остервенело строгала хлеб, а мы с Манькой, расположившись на диване в гостиной, разглядывали картинки в первом попавшемся под руку журнале.

Обрадовавшись такой тишине, дядя Миша на цыпочках прокрался мимо нас и стал подниматься по лестнице на второй этаж. Мы вытянули шеи. Ба высунулась из кухни и какое-то время с интересом наблюдала за сыном.

— Мойше! — прогрохотала она.

Дядя Миша подпрыгнул от неожиданности и чуть не выронил коробку.

— Ма, ты снова за свое? — рассердился он.

Мы с Манькой прыснули. Дело в том, что Ба иногда называла сына Мойшей. А Манькин папа очень болезненно реагировал на такое к себе обращение.

— А чего это ты крадешься на верхний этаж? — полюбопытствовала Ба. — И что это за коробка у тебя в руках?

— Это моя очередная разработка. Секретная, — грозно выпучился в нашу сторону дядя Миша, — поэтому очень прошу ее не трогать, пыль с нее не стирать, винтики не откручивать, водой не поливать! Послезавтра я ее отправляю в Ереван, в НИИ Математических наук. Всем понятно?

— Аха, — радостно закивали мы.

— А тебя, Роза Иосифовна, я очень прошу называть меня моим настоящим именем. По паспорту. Михаилом, понятно?

— Могу хоть Мухоедом, — фыркнула Ба.

Дядя Миша обиженно засопел, но не стал ничего говорить. Он оставил коробку в своей комнате и спустился вниз.

— Я пошел.

— А кушать не изволите, Мухоед Сергеевич? — поинтересовалась Ба.

— Меня там люди ждут, — буркнул дядя Миша и хлопнул дверью.

Ба уставилась на нас.

— Секретная разработка, — пробухтела она. — Пойдем посмотрим, что это за секретная разработка.

Мы взлетели на второй этаж. Ба, кряхтя, поднималась следом:

— Не трогайте, я сама!

Она открыла коробку и вытащила оттуда металлическую штуковину, чем-то смахивающую на гибрид ершика для чистки унитаза с мясорубкой. Ба повертела в руках секретную штуковину, принюхалась к ней.

— Ишь, чего придумал, — хмыкнула она с нескрываемой гордостью и убрала секретный агрегат обратно в коробку. — Видимо, это запчасть для какой-нибудь ракеты!

— Империалистическую гидру давить? — затрепетала Манька.

— Ага.

— Ооооооо, — закатили мы благоговейно глаза.

— Если бы не секретность этой штуковины, то можно было бы утопить ее в воде и посмотреть, что будет, — сокрушалась я через два дня, когда Дядимишина разработка таки благополучно отчалила в Ереван.

— Ага, — вздохнула Манька, — а еще можно было выкинуть ее в окно со второго этажа и посмотреть, отвалится ершик или нет. Только если эта штуковина для того, чтобы давить империалистическую гидру, то трогать мы ее не должны. Мы же не предатели Родины, правда?

— Нет, мы не предатели Родины, мы ее защитники… цы… защитницы, во! — засияла я.

— А я бы костер развела! — мечтательно протянула Каринка. — Если эта штуковина — запчасть для ракеты, то она мигом бы взорвалась и стерла наш город в пыль. Представляете, как здорово? Ни школ, ни библиотек, ни художки.

— Ни музыкалки, — вздохнула Манюня.

А седьмого июля мы справляли Дядимишин день рождения. Мама с Ба приготовили множество вкусных блюд — салаты из свежих и печеных овощей, форель в вине, буженину, плов с гранатом, борани[2] из цыплят. Папа собственноручно замариновал мясо для шашлыка. «Шашлык не терпит женских рук!» — приговаривал он, пересыпая мясо крупной солью, горными травами и кольцами лука.

Стол решили накрыть во дворе, потому что дома было очень душно. И мы суетились между кухней и тутовым деревом, перетаскивая приборы, бутылки с минералкой и лимонадом, а также стулья.

А потом пришли Дядимишины коллеги. Они смеялись, громко шутили и похлопывали его по плечу, но, как только из дома вышла Ба, все мигом присмирели. Кто-то из коллег вручил имениннику большой сверток, перевязанный крест-накрест бечевкой.

— А то ходишь черт знает в чем, — шепнул даритель.

Когда дядя Миша развернул подарок, Ба не поверила своим глазам — в свертке лежал тот самый финский костюм пятьдесят второго размера, который Ба не смогла купить у Тевоса.

— Так это вы его взяли, — растрогалась она. Потом папа вручил своему другу путевку в санаторий, и Ба очень обрадовалась ей:

— Ну наконец-то Миша съездит на воды и поправит свое здоровье, а то замучил всех своей изжогой!

Знай она, что путевок на самом деле две, и вторая предназначается Дядимишиной очередной пассии, то неизвестно, чем бы закончился праздник. Но папа благоразумно оставил вторую путевку дома и вручил ее другу на следующий день.

А потом Ба торжественно преподнесла сыну свитер. Дядя Миша тут же его надел, покрасовался перед коллегами, а потом снял и накинул на спинку стула. И свитер благополучно провисел там до конца застолья. А на следующий день Ба обнаружила на его рукаве большую подпалину. За столом много курили, и, видимо, кто-то нечаянно задел свитер зажженной сигаретой. Но Ба расстраиваться не стала. Она распорола рукав и связала его заново.

— Поделом мне, — приговаривала она, — не надо было сыпать проклятиями. Вот и поплатилась я за свой длинный язык.

Это был единственный раз, когда Ба признала, что у нее длинный язык.