Чары тьмы - Керр Катарина - Страница 44

Когда Саркин лишился сестры и ничто больше не напоминало ему о прошлой жизни, он полностью посвятил себя черному двеомеру. А что ему еще оставалось? Конечно, сам себе он все объяснял по-другому. Саркин считал, что во время первых стадий сурового обучения он выказал себя достойным черной власти. И таким образом Саркин все еще был привязан к Аластиру, хотя ненавидел его так сильно, что временами в мечтах представлял, как будет убивать его, медленно и мучительно. Стоит терпеть учителя, чтобы получить знания, — постоянно напоминал он себе. По крайней мере сейчас, продавая товар, он на несколько дней освободится от Аластира. Учитель никогда подолгу не задерживался в Керморе; здесь слишком многие люди могли его узнать.

Путь назад в гостиницу пролегал через одну из многочисленных открытых площадей города. Хотя в этот день торговли не было, довольно внушительная толпа собралась вокруг сцены, сооруженной из досок и бочонков из-под эля. На сцене стоял высокий, стройный мужчина с очень светлыми волосами — Саркин таких никогда не видел, — и серыми, словно подернутыми дымкой глазами. Он был очень красив, его правильные черты казались почти женскими. Саркин задержался посмотреть. Широким жестом парень достал шелковый шарф из рукава, подбросил его вверх, и шарф словно исчез в воздухе. Толпа одобрительно засмеялась.

— Добрый вечер, уважаемые горожане. Я — шут, странствующий менестрель, который рассказывает только небылицы и шутит напоказ. Короче, я — гертсин, который пришел, чтобы забрать вас на несколько приятных часов в мир того, чего никогда не было и никогда не будет. — Шарфик появился вновь, затем опять исчез. — Я из Элдиса и вы можете называть меня Саламандром, поскольку мое настоящее имя такое длинное, что вы никогда его не запомните.

Толпа засмеялась и бросила ему несколько медяков. Саркин подумал, не вернуться ли ему к себе в гостиницу, поскольку подобная чушь ничего не говорила тому, кто познал истинную черноту мира. С другой стороны, гертсин оказался отличным рассказчиком. Когда он углубился в историю о короле Бране и могучем колдуне Времен Рассвета, толпа стояла зачарованная. Гертсин исполнял по очереди все роли, его голос становился высоким, когда он изображал красивую девушку, он хрипло рычал за злого колдуна, рокотал за могучего короля. Время от времени прозаическое повествование сменялось песней, и его чистый тенор звенел в воздухе. Когда он остановился на половине и пожаловался на усталость, на него дождем посыпались монеты, чтобы поддержать его дух.

Чувствуя себя дураком, Саркин наслаждался каждой минутой рассказа. Ему было весело. Когда толпа содрогалась от страха, слыша о жутких деяний злого колдуна, Саркин про себя хохотал. Вся эта туманная бойня и смехотворные заговоры с целью причинить людям бесполезное зло, не имели никакого отношения к настоящему черному двеомеру. Ни разу рассказ не коснулся истинной сути деяний — мастерства. Черный двеомер таков: вначале человек сам становится холодным и жестким, как кусок железа, а потом использует железную душу, чтобы вытянуть все, что хочет, из когтей враждебного мира. Да, временами люди умирали или ломались, но они были слабыми и заслужили это. Их боль была только случайной, не она — цель деяния.

Наконец гертсин закончил рассказ. Он говорил хрипло, чтобы показать, что больше он ничего рассказывать не будет, независимо от усиленных просьб толпы. Когда толпа разошлась, гертсин спрыгнул со сцены и пошел прочь. Саркин догнал его и дал Саламандру серебряную монету.

— Это был лучший рассказ, какой я когда-либо слышал. Могу я поставить тебе кружку эля? Тебе нужно выпить, чтобы смочить горло.

— Нужно, — Саламандр смотрел на него мгновение, затем легко улыбнулся. — Но к сожалению, я не могу принять твое чрезвычайно щедрое предложение. Видишь ли, у меня здесь в городе девушка, которая ждет меня как раз в эту минуту.

Он сделал достаточное ударение на слове «девушка», чтобы четко передать мысль и не показаться невежливым.

— Ладно, — сказал Саркин. — Я пойду своей дорогой.

Уходя, Саркин был, скорее, обеспокоен, нежели расстроен. Или у гертсина необычно хорошие глаза, или Саркин продемонстрировал больше своего внезапного интереса, чем хотел. Наконец он решил, что человек, который странствует по дорогам, зарабатывая себе на жизнь, повидал достаточно, чтобы понимать, что именно ему предлагают, когда поступает предложение. Тем не менее Саркин остановился на краю площади, чтобы в последний раз взглянуть на красивого гертсина. И в этот миг он увидел, что за рассказчиком следует толпа Диких. Саркин замер на месте. Казалось, Саламандр не замечал своих странных компаньонов. И тем не менее их интерес к нему вполне мог означать, что он обладает двеомером света. «Тебе очень повезло, что он отказался от твоего эля», — сказал себе Саркин, после чего поспешил в гостиницу. Он проверит, чтобы гертсин больше его не видел, пока он находится в Керморе.

На следующее утро тучи разошлись. Горячее весеннее солнце освещало гавань. Стоя на корме бардекианского торгового корабля, капитан Элейно задумывался над тем, как это варвары могут носить шерстяные штаны в такую погоду. Одетый в простую полотняную тунику и сандалии, Элейно страдал от жары и высокой влажности. У него дома, на острове Ористинна, лето было сухим и переносить жару было куда легче. На главной палубе работали обнаженные по пояс портовые грузчики Кермора. Рядом с ними Масупо, нанимавший корабль купец, следил за каждым бочонком и тюком. В некоторых находилось тонкое стекло, специально сделанное для продажи варварским господам благородного происхождения.

— Господин! — крикнул первый помощник. — С вами хотят поговорить таможенники.

— Я буду здесь.

На деревянном причале ждали три светловолосых, голубоглазых человека из Дэверри. Их было так трудно отличить друг от друга, как и большинство варваров из Кермора. Когда Элейно приблизился, на их лицах проступило удивление, быстро сменившееся тщательно изображаемой вежливостью. Он к этому привык. Так на него смотрели даже на островах, которые люди Дэверри соединяют под единым названием Бардек. Как и многие люди на его родном острове, Элейно достигал почти семи футов ростом, он был тяжелым и крупным мужчиной, с кожей густого черного цвета с синеватым отливом.

— Доброе утро, капитан, — поздоровался один из варваров. — Меня зовут лорд Меррин. Я возглавляю таможенную службу их светлости, гвербрета Ладоика из Кермора.

— И вам доброе утро, лорд. Что вам нужно от меня?

— Разрешение обыскать корабль после того, как разгрузка будет завершена. Я понимаю, что это в некотором роде оскорбительно, но у нас проблемы с контрабандой определенного рода. Если вы настаиваете, то мы можем освободить ваш корабль от досмотра, но в таком случае ни вы, ни ваши люди не смогут сойти на берег.

— Я не возражаю. Готов поспорить, что лорд имеет в виду опиум и яды, а я не имею никакого отношения к этой мерзости.

— Благодарю. Мой долг предупредить вас о том, что если у вас на борту есть рабы, то мы не станем ловить их для вас, если они попытаются убежать на свободу.

— Люди моего острова не держат рабов, — Элейно невольно рассердился, но тут же взял себя в руки. — Простите, лорд. Вы не можете знать, насколько это болезненный вопрос у нас.

— Простите, капитан. Я этого действительно не знал.

Два других чиновника казались сильно смущенными. Сам Элейно чувствовал себя неуютно. Он был не лучше их. Для него, как и для них, иностранцы всегда на одно лицо.

— Я должен сделать вам комплимент. Вы прекрасно владеете нашим языком, — сказал Меррин через минуту.

— Спасибо. Видите ли, я выучил его ребенком. Моя семья взяла жильца из Дэверри, травника, который приехал учиться у наших лекарей. Поскольку наша семья представляет торговый дом, то мой отец за проживание брал у него уроки.

— Неплохая сделка.

— Именно, — Элейно полагал, что сделка оказалась лучше, чем может догадываться кто-либо из его собеседников.