Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Список Шиндлера - Кенэлли Томас - Страница 19


19
Изменить размер шрифта:

Но они более чем удовлетворили аудиторию. Компания пришла в благодушное состояние, ибо услышала своего излюбленного Штрауса, сочинения Оффенбаха и Легара, Андре Мессаджера и Лео Фалла. Во время перерывов царило сентиментальное настроение.

Пока Генри и Леопольд играли, дамы и господа пили шампанское из доставленных с собой красивых бутылок.

Когда официальный концерт подошел к концу, братьев доставили вниз с холма, на котором стояла вилла, в общество собравшихся крестьян и солдат сопровождения. Если грубые расистские оскорбления и будут иметь место, то только здесь. Но опять-таки, едва только братья поднялись на машину с откинутыми бортами и увидели глаза толпы. Генри понял, что они в безопасности. Симпатия крестьян, сильно отдававшая национальной гордостью - в этот вечер Рознеры представляли высокую польскую культуру - защищала их. Все напоминало добрые старые времена, и Генри поймал себя на том, что глядя вниз, улыбается Опеку и Манси, для которой он и играет, не обращая ни на кого внимания. И в эти секунды им казалось, что земля наконец обрела покой, умиротворенная звуками музыки.

Когда все кончилось, ротенфюрер средних лет - Генри не очень хорошо разбирался в званиях СС - подошел к ним, стоявшим на грузовике и принимавшим поздравления. Кивнув им, он откровенно ухмыльнулся.

- Надеюсь, что после уборки урожая вы как следует отдохнете, - сказал он и отошел.

Братья уставились друг на друга. Когда эсэсовец уже не мог их услышать, они не удержались от искушения обсудить его слова.

- Это угроза, - убежденно сказал Леопольд. Их до мозга костей пронзило то ощущение страха, которое впервые охватило их, когда фольксдойч обратился к ним - им не удастся пережить эти времена.

Такова была жизнь в селе в 1940 году. Как музыканты они сходили на нет, проводя время в томительной тоске и попытках что-то продать из имущества; время от времени приходили пугающие слухи из того яркого образования, которое именовалось Краковом. Куда, как Рознеры понимали, они рано или поздно вернутся.

Осенью Эмили уехала к себе домой, и когда Штерн в очередной раз пришел к Шиндлеру, кофе подавала уже Ингрид. Оскар не делал секрета из своих слабостей и ему не приходило в голову, что аскет Ицхак Штерн нуждается в каких-то объяснениях присутствия Ингрид. Подобным же образом, когда с кофе было покончено, Оскар, подойдя к буфету, извлек из него непочатую бутылку коньяка и поставил ее на стол между собой и Штерном, словно последний в самом деде мог помочь ему расправиться с ней.

Этим вечером Штерн пришел рассказать Оскару о семье, которую мы предпочтем назвать Ц.[1]: пожилой Давид и молодой Леон Ц. распространяли слухи, позволяя себе болтать даже на улицах Казимировки, что Оскар сущий немецкий гангстер, настоящий бандит и грабитель. Хотя, когда Штерн излагал эти обвинения перед Оскаром, он предпочел прибегнуть к более мягким выражениям.

Оскар понимал, что Штерн не ждет от него ответа, что он просто передал ему эту информацию. Но, конечно же, он чувствовал, что должен как-то отреагировать.

- То же самое я могу рассказать и о них, - бросил Оскар. - Они пытались нахально обчистить меня. Если хотите, можете спросить у Ингрид.

Ингрид контролировала деятельность Ц. Она была достаточно порядочным Treuhander, но поскольку ей было лишь двадцать с небольшим, не обладала коммерческим опытом. Ходили слухи, что Шиндлер сам устроил девушку на это место, чтобы беспрепятственно продавать в розницу свои изделия. Тем не менее, до сих пор семейство Ц. невозбранно распоряжалось в пределах своей компании. И если им не нравилась ситуация, при которой они обязаны были находиться под постоянным контролем оккупационных властей, никто не мог осуждать их за это.

Штерн отмел предложение Оскара. Кто он такой, чтобы приставать к Ингрид со своими вопросами? Да и в любом случае, какой смысл обмениваться мнениями с девушкой?

- Они плетут петли вокруг Ингрид, - объяснил Оскар. - Они являются на Липовую получать, сколько им полагается, на месте подменяют накладные и вывозят больше товара, чем оплачено. - «Она сказала, что все в порядке», - объясняют они работникам Шиндлера. Он обо всем договорился с Ингрид.

Этот сынок собрал вокруг себя компанию и стал рассказывать, что, мол, Шиндлер натравил на них эсэсовцев, дабы те избили и выкинули их. Но история его варьировалась от случая к случаю: то избиение якобы произошло на фабрике Шиндлера, на складе, откуда молодой Ц. в самом деле явился с синяком под глазом и с выбитым зубом, то на Лимановского, в присутствии свидетелей. Человек по фамилии Ф., работающий у Оскара и приятель Ц., утверждал, что слышал, как Оскар топал ногами в своем кабинете на Липовой и угрожал стереть с лица земли старого Давида Ц. Говорилось дальше, что Оскар, явившись прямиком на Стародомскую, проверил кассовые книги Ц. и, набив карманы деньгами, объяснил им, что теперь в Европе царит «новый порядок», после чего избил старого Давида в его же кабинете.

Можно ли представить себе, чтобы Оскар набросился на пожилого Давида с кулаками, после чего тот, весь в синяках, слег в постель? Похоже ли на него, что он мог позвонить своим друзьям в полицию и те расправились с Леоном? На определенном уровне, и Оскар, и Ц., - все были жуликами, незаконно спуская на сторону тонны кухонной посуды и не поставляя данных об объеме продаж в Bezugschain. На черном рынке диалоги были просты и дела решались быстро. Оскар признал, что он наорал на Ц., обозвав отца и сына ворами и подстраховал себя тем, что выгреб из кассы ту выручку, что Ц. получил за незаконно вывезенную с его склада посуду. Оскар признал также, что дал плюху молодому Леону. Но это было все, что он себе позволил.

Сами же Ц., семью которых Штерн знал с детства, вполне заслуживали своей репутации. Они не были уголовниками в прямом смысле слова, но ухо надо было с ними держать востро, особенно в таких ситуациях, ибо, когда их ловили за руку, они сразу же начинали вопить, мол, держи вора.

Штерн знал, что Леон Ц. в самом деле был украшен синяками. Леон с гордостью носил их по улицам, собираясь извлечь из них все, что только возможно. Избиения эсэсовцами в самом деле случались повсеместно, но для них могли быть десятки причин. Штерн не только не сомневался, что Оскар никогда не мог бы обратиться к СС за такого рода одолжением, но у него было ощущение, что верить или не верить во все, что сказано по этому поводу, совершенно несущественно для его замыслов. Это станет существенным только тогда, когда и если герр Шиндлер действительно проявит образец грубости и жестокости. Отдельные огрехи и оплошности не имели значения для целей Штерна. Будь Оскар без греха, не было бы у него в настоящем такой квартиры и не ждала бы его Ингрид в спальне.

И к тому же нельзя не повторять снова и снова, что Оскар может спасти их всех - господина и госпожу Ц., Леона Ц., господина X., фройляйн М., старую секретаршу Ц. - с чем они всегда соглашались, но вместо этого они предпочитают мусолить эту дурацкую историю о синяках.

Этим же вечером Ицхак Штерн так же принес известие о приговоре Мареку Биберштейну. Он получил два года тюремного заключения, этот Марек Биберштейн, председатель «юденрата» или, точнее, бывший им до ареста. В других городах «юденрат» был неизменным объектом поношений со стороны еврейского населения, ибо его основной обязанностью было составление списков тех, кого насильственно выгоняли на работу или отправляли в лагеря. Немецкая администрация видела в юденрате орган, выполняющий их приказы, но в Кракове Марек Биберштейн и его кабинет продолжали себя рассматривать как буфер между военным комендантом Кракова Шмидтом, а позже Павлу с одной стороны и еврейскими обитателями города с другой, 13-го марта 1940 года в немецкой газете Кракова доктор Дитрих Редекер заявил, что во время визита в юденрат был поражен контрастом между его коврами и бархатными креслами, и бедностью и запущенностью еврейского квартала в Казимировке. Но выжившие евреи не могли поверить, чтобы состав первого краковского юденрата как-то отделял себя от своего народа Стараясь обрести какие-то доходы, они, скорее всего, допустили те же ошибки, какие до них совершили юденраты в Лодзи и Варшаве, в изобилии позволяя откупаться от внесения в рабочие списки и включая в них бедняков в обмен на миску супа и ломоть хлеба. Но даже позже, в 1941 году, Биберштейн и его штат по-прежнему пользовались уважением краковских евреев.

вернуться

1

Причина, по которой в данном случае использован инициал вместо пусть и выдуманного имени, заключается в том, что в Кракове был в ходу целый ряд польских еврейских фамилий и неосторожное использование какой-то одной из них может оскорбить память тех, кто был уничтожен или же воспоминания некоторых из оставшихся в живых друзей Оскара. - Прим. авт.