Питомцы зоопарка - Чаплина Вера Васильевна - Страница 9

Но вот погасили свет, затрещал аппарат. Испугалась наша Кинули незнакомого звука, рыкнула, обернулась на шум. Потом глянула на экран, увидела себя и насторожённо замерла. Пери тоже сначала смотрела, потом свернулась клубочком и уснула. А Кинули переживала всё, что видела на экране. Вдруг она увидела на экране свой мяч! Мяч! Не стерпела тут Кинули, с места сорвалась и в несколько прыжков очутилась около экрана, прыгает на него, любимую игрушку достать старается… Насилу её уняла. Остальную часть картины Кинули смотрела внимательно, не отрываясь, а когда зажгли свет, ещё долго не спускала глаз с полотна. Потом потянулась и сладко-сладко зевнула.

В этот день она спала особенно крепко, а во сне шевелила лапами и вздрагивала. Наверно, ей снился сон, что мяч она всё-таки достала.

Потом Кинули пригласили с Толей ещё на детский утренник.

Не обошлось без происшествия и тут. Когда приехали за Кинули, она оказалась запертой в комнате. Случилось это так: услышав мой голос, она, как всегда, хотела открыть английский замок лапой, но на этот раз защёлкнула предохранитель. Пришлось ломать замок.

Встретили ребята Кинули на детском утреннике радостными криками. Кинули страшно испугалась, бросилась назад по лестнице, чуть не сшибла меня с ног. Больших трудов стоило мне ввести её обратно в комнату. Но теперь уже ребята сидели тихо, и Кинули успокоилась. Я села на стул, Кинули и Пери легли рядом, а вокруг устроились дети. Они рассматривали каждый волосок львёнка, его глаза, сильные лапы, полукруглые уши. Кинули держалась на редкость спокойно и даже позволила детям себя трогать. Установилась очередь, и ребята тихонько, ласково гладили пушистую шерсть зверя.

На другой день мы катали Кинули за хорошее поведение в машине по Москве. Возили по самым интересным улицам, показывали украшенный по-праздничному город, иллюминацию. Всю дорогу Кинули смотрела, не отрываясь, в окно. В одном месте нашу машину перегоняла другая. Сидели в ней иностранцы. Увидев львицу, они долго ехали рядом и всё старались объяснить знаками, что они знают Кинули.

Приехали домой мы поздно. Ещё в дороге Кинули начала волноваться, и не успела машина остановиться у подъезда, как, открыв лапой дверцу, Кинули бросилась домой. Пери и я едва поспевали за ней. Мне казалось, что Пери не меньше меня удивлена таким поспешным бегством своей питомицы. А питомица как сумасшедшая уже ворвалась в квартиру, чуть не сшибла в коридоре соседку, вбежала в комнату и… уселась в свой песок. Она была очень чистоплотна.

Осенью Кинули заболела. Болела она долго и тяжело. Лежала скучная, ничего не ела, а когда пробовала встать, тут же падала на пол и громко рычала от боли. Успокаивалась она только тогда, когда её обогревали электрической печкой. Кинули поворачивалась к ней то одним боком, то другим и даже ухитрилась пододвигать её к себе лапой, не обжигаясь, С каждым днём Кинули становилось всё хуже и хуже.

Пригласили врача. Не сразу решился он войти в комнату к львице. Уж очень больная-то страшная, всё-таки зверь, вдруг бросится! Пришлось перегораживать комнату стульями. И только после этого вошёл врач. Кинули была так больна, что совсем не обратила на него внимания. Она даже не открыла глаз. Лежала на боку и тяжело дышала. Врач издали с опаской посмотрел на неё и посоветовал дать касторки. Он даже не осмотрел её и поспешил уйти.

Мы приглашали и других врачей. Каждый советовал разное, но все они говорили одно: Кинули всё равно не выживет.

О том, что Кинули больна, писали даже в газетах. Сколько писем я получила тогда, сколько вопросов, советов! Больше писали детишки: «Как здоровье Кинули?», «Поправится ли она?», «Что сказали врачи?» Многие приезжали на квартиру проведать её. Совсем незнакомые люди вместе с нами переживали её болезнь. Даже во дворе ребята не так шумели в это время. Часто можно было слышать, как останавливали они слишком расшумевшегося товарища. Поминутно бегали к нам и справлялись о здоровье Кинули.

Чего мы только не делали, чтобы спасти львёнка! Дежурили постоянно. Я забыла, что такое сон. От усталости кружилась голова, и всё-таки я не могла уйти отдохнуть. Стоило мне сделать движение к двери, как Кинули тянулась за мной и мяукала так жалобно, как будто выговаривала: «Ма-а-ма!» И каждый раз приходилось возвращаться обратно. Ночи тянулись такие длинные-длинные… В комнате тихо, только слышно тиканье часов да неровное дыхание Кинули.

Целых три недели болела Кинули. Три недели боролась она со смертью. Три недели кормили её насильно. Каких трудов стоило запихать ей в рот кусочек мяса, заставить проглотить! Кинули не хотела есть: отворачивала голову, выплёвывала. Приходилось иногда уговаривать. Упрашивали всей семьёй: Вася, Шура и даже маленький Толик.

— Кошечка, съешь, — просил он её. — Съешь хоть кусочек! — И тихонько добавлял: — Совсем маленький. Ну что тебе стоит проглотить!

Не знаю, действовали ли на Кинули уговоры или мы ей просто надоедали, только она хотя и мало, но всё-таки ела.

Впрочем, нам помогала ещё муха. Это была самая обыкновенная муха, она проснулась от тепла и питалась около Кинули. Она ползала у самой морды львицы и грелась около её электрической печки. Кинули ненавидела эту муху. Стоило той прилететь, как Кинули злобно рычала, старалась ударить, а чтобы не досталась врагу пища, хоть и немного, но всё же ела. Понятно, что мы были очень довольны такой помощницей.

Вскоре Кинули стала поправляться. Правда, медленно. Она по-прежнему плохо ела, не могла подняться, но пыталась уже играть. Играла больше деревянной ложкой или мячом. Мяч катала носом, а ложку зажимала между лапами и, лёжа на спине, подолгу держала её перед собой. Трудно сказать, почему ей нравилось играть именно этими предметами. Стоило сказать «мяч», как у Кинули загорались глаза, а при слове «ложка» она сразу ложилась на спину. Признаки выздоровления львёнка первая заметила Пери. Когда Кинули болела и, рыча, билась от боли, собака её боялась, пряталась под стол, не подходила. А тут она опять перебралась к ней спать, заботливо выискивала блох, лизала морду львицы. А когда однажды прибежал к нам в комнату Вася и сказал, что Кинули разорвала его новые брюки и оставленную на столе книгу, все были очень рады, потому что это значило, что Кинули поправилась совсем.

После болезни мы сшили Кинули новый ошейник, и я решила выйти с ней погулять. Я боялась, что после такого большого перерыва она будет слишком пуглива. Но оттого ли, что Кинули выросла и люди ей не казались такими большими, или оттого, что повзрослела, только держалась она на редкость спокойно и шла по улице не хуже Пери.

Зашла я с ней во двор. Встретили там Кинули не как обычно: боязливо тянулись к ней руки отдельных храбрецов, а мамаши, подхватив малышей, отбегали в сторону. С улицы в наш маленький садик за нами пришли любопытные. Расспрашивали про Кинули ребят, жильцов дома. В публике слышались отдельные возгласы удивления и даже зависти к управдому, что он имеет такого «жильца».

А «жилец» и на самом деле сильно вырос и изменился. Морда у Кинули вытянулась, стала как у взрослой. Отросшие усы придавали ей другое выражение, и только две маленькие родинки да маленькое пятнышко на носу напоминали прежнюю Кинули. Даже странно было смотреть: неужели это та самая крошка, которая почти вся умещалась на ладони! А «крошка» перегнала в росте Пери, едва пролезала под столом и уже не помещалась в кресле.

Несмотря на рост, привычки у неё остались прежние. Так же бурно, как и маленьким котёнком, бросалась она мне навстречу, прыгала, ласкалась. Разница была только в том, что я заранее прислонялась к стене, иначе от ласк такого «котёночка» можно было свалиться на пол. Очень осторожно играла Кинули с моей рукой: забирала всю в пасть, лизала, и не было случая, чтобы она сделала мне больно. Если же иногда слишком увлекалась, то стоило мне чуть повысить голос, как сразу отпускала руку.

Кинули была на редкость чувствительна к интонациям. Бывало, натворит что-нибудь, разобьёт. Услышит Васины шаги — и под стол. Спрячется и ждёт, что дальше будет. Если Вася войдёт злой, начнёт браниться, она оставалась там, а если добрый, то бросалась к нему на грудь, ласкалась или ложилась и тёрлась головой об ноги. Она очень любила лежать, уткнувшись головой в мои или Васины ноги. Это была её самая любимая поза.