Взгляд кролика - Хайтани Кэндзиро - Страница 43

Адачи-сэнсей радостно стукнул себя по коленкам. Само собой, он был рад статье про Тэцудзо, но и статья про забастовку тоже его порадовала. Ведь чем больше людей знает о происходящем, тем больше шансов привлечь общественность на свою сторону.

Котани-сэнсей долго вглядывалась в фотографии

Тэцудзо. Самые разные мысли теснились у нее в голове, сменяя одна другую.

Заводские дети читали газету все вместе, но при этом каждый тянул ее на себя, так что казалось, она вот-вот порвется. Решили, что для маленьких Тэцудзо и Мисаэ вслух будет читать Исао. Джуну доверили объяснять малышам непонятные слова.

— Тэццун, тут же про тебя написано. Ну, улыбнись хотя бы, чё ты там возишься?

— М-м… — Тэцудзо, смешно выставив попу, старательно писал иероглифы и, казалось, совсем не слушал.

— Ну ты и бука, Тэццун, — разочарованно сказал Широ.

После того как в газете появилась статья про забастовку, на завод приехал важный муниципальный чиновник. Школу представляли директор, завуч и четыре учителя, которые как раз закончили заниматься с заводскими детьми.

— Прежде всего, мне бы хотелось поблагодарить вас за ваш тяжелый и очень важный для города труд, — сказал чиновник и низко поклонился. Работники завода тоже поприветствовали его, кто кивком, кто легким поклоном.

— Во-вторых, позвольте мне принести вам извинения за все те неудобства и неприятности, которые мы доставили вам своей неудовлетворительной работой. Мои подчиненные, которые побывали здесь несколько дней назад, уже сообщили мне о том, что вы выразили недовольство принятым муниципальными властями решением. И я прекрасно понимаю, что вы абсолютно правы. В свое оправдание могу сказать лишь одно — мы так долго не сообщали вам об этом решении, потому что не хотели причинять вам лишнее беспокойство. Это единственная причина. И, конечно же, ни о какой дискриминации по сравнению со штатным коллективом завода не может быть и речи. Я надеюсь, что в этом вопросе мы достигли ясности. Теперь позвольте перейти к вопросу о школе для детей. Полагаю, всем вам известно, что существует так называемая система "школ по месту жительства", когда школа, в которую будет ходить ребенок, определяется в зависимости от места проживания семьи. К сожалению, здесь мы ничем не можем вам помочь, потому что от нас ничего не зависит. Эти решения принимаются на уровне министерства образования. Ваши опасения насчет небезопасной ситуации на дорогах более чем естественны, именно поэтому мы связались со всеми ответственными организациями и попросили сделать все возможное, чтобы как можно скорее решить эту проблему. Мы в муниципалитете приложим все усилия, чтобы переезд завода на новое место прошел без осложнений, наиболее комфортным для всех образом. Мы надеемся на вашу поддержку! — чиновник снова поклонился.

— Это вы только сейчас такие вежливые, мягко стелете — послышался недовольный голос Адачи.

Папа Токудзи возмущенно спросил, как могут работники муниципалитета так неуважительно относиться к людям. Начальник отдела шепнул что-то сидевшему рядом с ним мужчине. Тот поднялся с места.

— Я первый раз слышу об этом прискорбном происшествии. Я приношу вам свои искренние извинения и прошу простить молодого и неопытного работника, который по глупости сболтнул что-то лишнее.

— Ах, вот как? — сказал папа Токудзи. — Значит, он сболтнул что-то лишнее? То есть, получается, что он сказал то, что есть на самом деле, но чего просто не стоило говорить? Так, что ли?!

— Нет-нет, что вы, я вовсе не это имел в виду…

— Позвольте, а у вас у самого есть сын?

— Да, есть.

— И что вы бы сделали, если бы вам сказали что-нибудь в таком роде?

— Я бы разозлился, точно так же, как и вы.

— Но все дело в том, что вам бы никто никогда ничего такого не сказал. То, что разозлит любого, говорят только таким, как мы. А таким, как вы, власть имущим, никто и словечка плохого не скажет. Это и называется дискриминация!

— Уважаемый, можно, я тоже скажу? — поднял руку дедушка Баку. — На самом-то деле, прежде чем запретить детям ходить в школу, мы думали сами устроить забастовку. В наши дни, как известно, уже почти никто такой грязной работой не занимается. Так что, если бы мы устроили забастовку, то всем бы в округе пришлось несладко. Вы понимаете, о чем я, уважаемый? Поэтому я сказал своим товарищам: не совершайте такую же ошибку, как и многие другие. Не делайте так, чтобы всем вокруг пришлось страдать. Как бы ни было обидно, нельзя бросать нашу работу. Это и есть настоящий протест, настоящее сопротивление. Но любому терпению может прийти конец, не забывайте об этом, уважаемый. У рабочих есть право на забастовку. Тут вот Адачи-сэнсей сказал, что вы сейчас мягко стелете. И я с ним полностью согласен. Мне кажется, что по большому счету вам вообще нет до нас никакого дела.

Дедушка Баку посмотрел важному чиновнику в глаза и неспешно продолжил:

— Вот эту газету вы видели, уважаемый? Знаю, видели. Шестилетний энтомолог, про которого там написано, — это мой внук. Он, когда в школу пошел, знаете какой был? Вообще как неживой. Бревно, а не ребенок. Он не умел ни говорить, ни писать. Ни разу в жизни не взял в руки книгу или тетрадку. И ладно, если бы он действительно был бревном, по крайней мере, никому никаких убытков. Так ведь он, если что ему не нравилось, сразу наскакивал на обидчика и вцеплялся в него мертвой хваткой. Зубами вцеплялся, понимаете, уважаемый? А теперь взгляните вон туда. Видите эту красивую, нежную девушку? Это учительница моего внука. Он ее и кусал, и царапал. Она плакала, чуть не каждый день. Но при этом не испугалась, не отступилась и вырастила из моего дикого внука того самого шестилетнего энтомолога, про которого теперь пишут в газетах. И вот это восхитительное чудо, и другие подобные ему чудеса вы душите, убиваете, изничтожаете своими пустыми словами и заранее принятыми и утвержденными решениями. Мы этого не хотим и не можем допустить!

У Котани-сэнсей внутри все похолодело. Голос у дедушки был спокойным, но слова били наотмашь.

— У меня нет никого, кроме внука. У него — никого, кроме меня. Жизнь тех, кто работает на заводе, далеко не подарок. Такую — никому не пожелаешь. Но мы не просим сострадания. Мы обычные люди, которым необходимы обычные вещи, ничего особенного. И мы просто хотим, чтобы нас выслушали, как выслушивают всех остальных.

В этот момент к начальнику отдела подвели какого-то молодого человека. Тот подтолкнул юношу вперед.

— Шираи-кун, ты должен извиниться за те слова, которые ты позволил себе сказать в адрес этих людей несколько дней назад, — с наигранной строгостью, как в театре, сказал начальник отдела.

— Пожалуйста, простите меня. Я был неправ, — с готовностью произнес молодой человек.

Это изрядно смахивало на заранее отрепетированную сцену.

Дедушка Баку с сожалением покачал головой.

— Похоже, вы так ничего и не поняли, — грустно сказал он.