Кое-что о Еве - Кейбелл Джеймс Брэнч - Страница 24

Джеральд хлопнул себя по ляжке.

– Честное слово, мадам, это отличная догадка! Боги бури и в самом деле, во всех известных мне мифологиях, имели рыжие волосы. Я склонен поверить, что мудрость Сфинкса разрешила загадку моего существования. Я, несомненно, также и бог бури. Я быстро превращаюсь в ходячий пантеон, и в таком случае под моим плащом более не прячется чистый монотеизм. И все-таки, мадам, меня действительно удивляет ваша бесцеремонная манера судить о богах, и еще мне хотелось бы знать, что за зуб вы против нас, богов, имеете?

– Во-первых, сказано, что боги сотворили тех людей, которые мешают мне писать и докучают вот такими дурацкими вопросами.

– Вполне естественно, что люди обращаются к вашей мудрости, мадам, ибо вам известна вся история человеческой жизни.

– Но история человеческой жизни – это не одна история. Существуют три истории человеческой жизни.

– Вот как?! И что это за истории?

– Ну, однажды один путешественник остановился на ночь в гостинице...

– Кажется, я уже слышал о его непристойных похождениях. Пощадите целомудрие моих ушей, мадам, и расскажите другую историю!

– Что ж, как-то раз два ирландца...

– Уверен, что я слышал все вариации этого анекдота. А третья история?

– Жили-были жених и невеста. И вот, в первую брачную ночь...

– Однако и эта история во всех своих вариантах мне равным образом известна. Но в самом деле, мадам, я сомневаюсь, чтобы в этих нестерпимо наскучивших всем сказках заключалась вся человеческая мудрость.

– Но молодая чета в итоге получила удовольствие, поставив свои тела на службу тем двум силам, о которых я только что говорила. Ирландцы нашли в механике этих двух сил неожиданный повод посмеяться, что и выразили в изящном и достопамятном изречении, доставив удовольствие своему уму. Кстати, то же самое произошло и с двумя евреями, и с двумя шотландцами. А путешественник на следующее утро, после того как эти силы им попользовались по своему усмотрению, уехал из гостиницы незнамо куда, и следующую ночь он спокойно проспал в одиночестве, более не одержимый этими двумя силами. И таким образом эти три истории действительно содержат в себе все, что человек может получить от жизни, и все, о чем человеку полезно знать.

– Что ж, может быть и так! Но я убежден, что целью всех богов является сила более благородная, чем те, о которых достоверно известно человеку здесь. Я вижу, что человеческие существа в конце концов довольно часто проявляют по отношению друг к другу сострадание, сочувствие, любовь и самоотречение. Я думаю, что всякое искусство есть форма самовыражения. И следовательно, художник, создавший человеческие существа, руководствовался чистым эгоизмом, когда воплощал все эти качества в своем подобии. Он наблюдал эти качества в своей собственной природе, они ему нравились, и он их воплотил. Поэтому никто, действительно наделенный способностью мыслить, никогда не вообразит, что человеческая жизнь не стремится к какой-то благой цели, так как никто, наблюдающий любовь к человеку в самом себе, не может усомниться в том, что его создатель и сам наделен человеколюбием.

– Неужели вся эта чушь, которую ты несешь, действительно кажется тебе осмысленной? – спросил Сфинкс.

– Сударыня, все это кажется мне чем-то еще более замечательным: я думаю, что это прекрасная идея. Поэтому я играю с ней иногда. Ныне я отрекаюсь от этой идеи из уважения к вашей мудрости, которая давно стала притчей во языцех. И я хочу спросить, какую же еще более величественную и возвышенную мудрость, мадам, вы записываете в эту книгу в черном переплете?

– Ах да, моя книга! – воскликнул Сфинкс с естественным для автора оживлением. – У меня как раз возникли некоторые затруднения с моей книгой. Видите ли, вот здесь должен быть начальный параграф. Невозможно обойтись без первой главы.

– Понимаю. Не могу припомнить ни одной книги, в которой не было бы первой главы.

– Эта глава должна, так сказать, содержать суть всего...

– Это также общеизвестный риторический принцип.

– И именно с составлением первой главы я сейчас и испытываю затруднения.

– Ну что ж, я как раз тот, кто вам нужен. Я тоже баловался литературой до того, как стал божеством в четырех ипостасях. Мне известны все риторические приемы. В прошлом я был мастером зевгмы и силлепсиса, я владею ипаллагой и хиазмом, а мое обращение с мейозисом, персифлагой и оксимороном заслужило всеобщее восхищение. Поэтому прочтите мне ваш черновик, и я, без всякого сомнения, разрешу все ваши трудности.

Сфинкс некоторое время обдумывал это предложение. Возможность квалифицированной критики со стороны корифея повергала чудовище в смущение.

– Только не обижайтесь понапрасну, если не найдете в этой главе никакого смысла, – сказал Сфинкс.

– Уверяю вас, я не буду излишне строгим цензором. Ни в одном искусстве нельзя ожидать от новичка совершенства.

– Ведь эта глава помещена здесь только потому, что нужно было чем-то заполнить пустое место...

– Я это хорошо понимаю. Итак, приступим!

Но застенчивый Сфинкс не спешил. Тоном робких объяснений он продолжал:

– Поэтому глупец найдет ее глупой и скажет: «К черту ее!». Мудрец, как и свойственно мудрому, поймет, что эта глава была помещена сюда без ее согласия; что ее создатель не вкладывал в нее смысла и не придавал ей большого значения; и что о ней забудут, как только страница, на которой она помещена, будет перевернута...

– Без всякого сомнения! – согласился Джеральд, который уже начинал проявлять нетерпение, – но давайте перейдем к этой пресловутой главе!

– Итак, переверни страницу, подобно тому, как равнодушное время листает книгу жизни, и скажи «К черту!» или «Слава Богу! – в зависимости от твоего настроения.

– Уверяю, я так и сделаю, как только ваша книга будет опубликована. Но почему вы продолжаете разглагольствовать об этой главе? Почему бы вам не прочитать, что там написано?

– Я только что это сделал, – ответил Сфинкс. – Я не разглагольствовал. Я начал читать с того момента, как сказал «Только не сердитесь...» – а сейчас я закончил чтение.

– Ага! – сказал Джеральд. Он с несколько отсутствующим видом поскреб пальцем свой вытянутый подбородок. Он подошел к Сфинксу и, перегнувшись через переднюю лапу, самостоятельно прочел главу Сфинкса в этом черном томе.

– И что же дальше? – спросил Джеральд.

– Если бы я ответила тебе на этот вопрос, ты стал бы мудрее, чем я. Но, разумеется, никто никогда не может быть мудрее Сфинкса.

– Но это все, что вы успели написать?

– Это все, что вообще было написано до сих пор, – ответил Сфинкс.

– И за все эти столетия вы не продвинулись дальше этой первой главы?

– Неужели вы не понимаете моих затруднений? Мне была нужна первая глава, которая бы, так сказать, подводила итог всем событиям и выражала бы смысл всей человеческой жизни – глава, которую люди постоянно мешали мне написать. А когда я ее написал, не осталось ничего, о чем можно было бы написать во второй главе.

– Но помилуйте! Это же материализм! Это настоящее кощунство, совершенное в присутствии божества! Я смущен, мадам. Я прямо не знаю, как отнестись к вашему поведению. Ведь ваша сомнительная глава...

– Не стоит обижаться понапрасну, если вы найдете эту главу лишенной смысла...

–...не имеет ни малейшего отношения к моим высоким обязанностям в этом мире.

– Эта глава была помещена здесь просто потому, что надо было чем-то заполнить пустое место...

– Но я – это не глава, мадам! Скажу вам по секрету, я не кто иной, как Светловолосый Ху, Помощник и Хранитель, Князь Третьей Истины, Возлюбленный Небожителей, путешествующий инкогнито – и посему без сопровождения моей обычной свиты – в предназначенное мне царство. И должен признать, что по моему божественному разумению ваша писанина не имеет никакого существенного значения...

– Поэтому глупец найдет ее глупой и скажет: «К черту ее!»

–...Из нее нельзя извлечь никакого ценного урока...