Школа боя - Казанцев Кирилл - Страница 29

– А, это ты... Что, машина пришла?.. – изобразил неведение Салаутдин.

– Паехалы... – угрюмо повторил Мамед. Гость ему не нравился. И все, что творилось вокруг него, – тоже не нравилось. Инстинктивно он чувствовал какую-то опасность, что нависла над хозяином после появления этого чеченца. И будь его воля...

Вот только решал здесь не он... И, независимо от того, приятно ему это или нет, был вынужден выполнять отданные авторитетом распоряжения. Но и своего личного отношения к гостю из мятежной Чечни скрывать не считал нужным. И плевать на то, что тот об этом подумает...

– Поехали, – согласился Салаутдин, выбираясь из кресла.

За то время, что он уже находился в этом городе, ему помогли немного приодеться, привести свой гардероб в соответствие с местным климатом. Люди Фархада, больше разбирающиеся в торговле, чем в боевых операциях, внимательно осмотрели гостя, потом смотались на рынок и привезли одежду, которая, по их мнению, полностью подходила Салаутдину. Грубоватая, но теплая, с толстой меховой подстежкой длинная кожаная куртка, шерстяная вязаная шапочка, пушистый шарф... Все это темной расцветки – в этом и азеры, и чеченцы сходились. Недостойно настоящего мужчины надевать на себя какую-то пеструю дребедень... Яркое и цветастое больше пристало носить женщинам. Или педикам...

Все то время, что заняла дорога до города, Салаутдин смотрел в окошко. Может, любовался пейзажем. Заснеженная равнина, пушистые ели и сосны, чьи лапы чуть сгибаются под весом укрывшего их снега, бесстыдно-голые березы, покрытые тонким ледком и махровым инеем... Красиво...

А может, как и любой военный человек, запоминал ориентиры, чтобы в случае нужды легко отыскать путь к загородному дому авторитета из города... Или наоборот... Кто знает...

Остановились возле стандартной девятиэтажки на окраине города.

– Здэс, – сообщил постоянно чем-то недовольный Мамед и заерзал на переднем сиденье с самыми недвусмысленными намерениями. Салаутдин придержал его за локоть:

– Ты что, уважаемый, со мной идти собираешься?..

– Да! – уверенно заявил охранник.

– Нет, – коротко и четко бросил Салаутдин. – В квартиру я пойду один. Если хочешь, подожди на площадке. Но только так, чтобы тебя не видели... Или останься здесь, в машине. Не бойся, я не убегу...

– Я нэ боюс! – важно заявил Мамед. – Я нычэго нэ боюс!

– Да-да, конечно, ты отважный джигит! – с легкой, едва слышимой насмешкой в голосе сказал Даудов. – И, как я понимаю, останешься в машине...

Какое-то время Мамед с откровенной злостью смотрел на чеченца в зеркало заднего вида. Потом коротко кивнул:

– Харашо. Я астанус здэс.

– Благодарю, уважаемый, – чуть поклонился Салаутдин и вышел из машины.

На третий этаж полевой командир поднялся пешком. Он вообще не любил лифтов. Остановился у двери, прижал темную "пуговицу" звонка...

Дверь открылась почти сразу же. Можно было подумать, что высокая и худая, как палка, одетая во все черное женщина, с изможденным, почерневшим лицом и глубоко ввалившимися потухшими глазами, специально стояла и ждала гостя.

– Ассалам алейкум, сестра... – обратился к ней Салаутдин на родном языке. – Хозяин дома?..

Мужчине не о чем разговаривать с женщиной. А заходить в дом в отсутствие хозяина – равносильно прямому оскорблению. И не имеет значения, где это происходит – на родине или на чужбине. Вайнах везде остается вайнахом...

Женщина слабо кивнула головой. И было не понять – то ли она таким образом отвечает на приветствие, то ли показывает, что да, хозяин, ее муж и повелитель, в настоящий момент находится дома...

– Позови, – коротко распорядился Салаутдин.

Женщина, так и не сказав ни единого слова, бестелесной тенью скользнула в глубину квартиры. Дверь при этом не закрыла.

Из квартиры тянуло теплом. А еще чуткие ноздри некурящего Салаутдина уловили густой запах лекарств и еще чего-то... Если бы он был более склонен к поэзии, то назвал бы этот запах запахом горя, навеки поселившегося в этих стенах...

– Ассалам алейкум! – В коридоре появился хозяин. Мужчина неопределенного возраста, худой, весь какой-то усталый и потерянный. Шел он тяжело и медленно, еле волоча ноги.

– Ваалейкум салам! – откликнулся Салаутдин, а про себя подумал: "Что с ними со всеми происходит?! На кого они здесь стали похожи?!" Нет, определенно, вайнах должен обитать в родных и близких его сердцу горах, чтобы преждевременно не превратиться в такую вот развалину!

– Проходите... – признав в Салаутдине своего, хозяин сделал приглашающий жест рукой. Гость, пусть даже и незваный, и нежданный – это гость. Его надо принять, угостить, дать отдохнуть, если есть в этом необходимость...

Вот только пригласили гостя не в комнату, не на лучшее место, а на тесную кухню. И усадили не на мягкую подушку, а на жесткий табурет.

– Что привело вас в наши места, уважаемый?.. – довольно бесцеремонно начал расспросы хозяин квартиры, едва лишь налил гостю чай.

Такое отношение немного покоробило Даудова. Действительно, оторвавшись от родной земли, люди потихоньку начинают забывать все правила приличий, что им старательно прививались с раннего детства. Но сейчас было не до ссор и выяснения отношений...

– Я – Салаутдин Даудов... – представился гость. На родине его имя знали многие. Но хозяин равнодушно посмотрел сквозь полевого командира потухшими глазами и, в свою очередь, сказал:

– Я – Имран Алханов...

Понятно... На эти места слава сурового и грозного полевого командира Даудова не распространялась. Ну так это явление временное...

– Я – дядя Ахмада Такаева, – сообщил Салаутдин.

Услышав имя племянника Даудова, Имран вздрогнул, в его глазах мелькнуло что-то похожее на интерес. А еще – на страх и недоумение...

– Вы приехали... оттуда?.. – Имран мотнул головой куда-то в сторону.

– Да, – жестко ответил Салаутдин.

– Зачем? – Взгляд Имрана опять стал равнодушным, пустым.

– Месть, – все так же коротко, но предельно жестко ответил гость. – Я знаю, что твой сын и мой племянник были вместе. Тебе известно, кто их убил?..

Вместо ответа Имран встал со своего места и направился к выходу из кухни. Остановившись на пороге, повернулся к Салаутдину:

– Пойдем...

Ничего не понимая, полевой командир направился вслед за ним.

Они прошли через большую комнату, где на ковре играла маленькая, лет пяти, девочка. Грустно играла... Очень тихо...

Следуя за Имраном, Салаутдин прошел в дальнюю, маленькую комнату. Практически все пространство этой комнаты занимала кровать. Окна были тщательно занавешены, в комнате царил полумрак. И здесь особенно остро пахло лекарствами и еще чем-то затхлым, неживым... Такой запах обычно идет из ямы, в которой держат пленников...

У кровати сидела женщина. Та самая, что встретила Салаутдина у входа. Она не могла не услышать, как в комнату вошли люди. Но даже не повернула голову в их сторону – неотрывно смотрела на постель...

Салаутдин глянул туда же. И впервые за много лет ему стало по-настоящему страшно...

На кровати неподвижно лежал юноша. Первое, что бросилось в глаза – уродливый рубец с правой стороны головы. Явный след ранения, как определил опытный в таких делах полевой командир. Причем такого ранения, после которого не выживают... А юноша был живой...

Вот только в широко открытых глазах не было и проблеска мысли. Бессмысленный взгляд упирался в потолок, в одну точку. Из уголка рта тонкой струйкой стекала пузырящаяся слюна, которую сидящая женщина время от времени вытирала большим носовым платком...

Тут уж не надо было быть экспертом, чтобы понять – парень полный идиот. Скорее всего, вследствие полученного им ранения головы. Ему не повезло... Он не умер... Но и назвать его живым у Салаутдина не повернулся бы язык...

– Это мой сын... – негромко, почти шепотом сказал Имран. И такая нечеловеческая боль была в его словах... – Шамиль...

– Кто это сделал?! – Голос полевого командира сел и звучал хрипло, как рык раненого зверя.