Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

За далью — даль

Твардовский Александр Трифонович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

За далью — даль - Твардовский Александр Трифонович - Страница 25

Изменить размер шрифта:

Такие разные — и все же,

Как младший брат

И старший брат.

Большим и кровным сходством схожи

Владивосток и Ленинград.

Той службе преданные свято,

Что им досталась на века,

На двух краях материка

Стоят два труженика — брата,

Два наших славных моряка —

Два зримых миру маяка…

Владивосток!

Наверх, на выход.

И — берег! Шляпу с головы

У океана.

— Здравствуй, Тихий,

Поклон от матушки-Москвы;

От Волги-матушки — немалой

И по твоим статям реки;

Поклон от батюшки-Урала —

Первейшей мастера руки;

Еще, понятно, от Байкала,

Чьи воды древнего провала

По-океански глубоки;

От Ангары и всей Сибири,

Чей на земле в расцвете век, —

От этой дали, этой шири,

Что я недаром пересек.

Она не просто сотня станций,

Что в строчку тянутся на ней,

Она отсюда и в пространстве

И в нашем времени видней.

На ней огнем горят отметки,

Что поколенью моему

Светили с первой пятилетки,

Учили смолоду уму…

Все дни и дали в глубь вбирая,

Страна родная, полон я

Тем, что от края и до края

Ты вся — моя,

моя,

моя!

На все, что в новее

И не внове,

Навек прочны мои права.

И все смелее, наготове

Из сердца верного слова.

Так это было

…Когда кремлевскими стенами

Живой от жизни огражден,

Как грозный дух он был над нами, —

Иных не знали мы имен.

Гадали, как еще восславить

Его в столице и селе.

Тут ни убавить,

Ни прибавить, —

Так это было на земле…

Мой друг пастушеского детства

И трудных юношеских дней,

Нам никуда с тобой не деться

От зрелой памяти своей.

Да нам оно и не пристало —

Надеждой тешиться: авось

Уйдет, умрет — как не бывало

Того, что жизнь прошло насквозь.

Нет, мы с тобой другой породы, —

Минувший день не стал чужим.

Мы знаем те и эти годы

И равно им принадлежим…

Так это было: четверть века

Призывом к бою и труду

Звучало имя человека

Со словом Родина в ряду.

Оно не знало меньшей меры,

Уже вступая в те права,

Что у людей глубокой веры

Имеет имя божества.

И было попросту привычно,

Что он сквозь трубочный дымок

Все в мире видел самолично

И всем заведовал, как бог;

Что простирались

Эти руки

До всех на свете главных дел —

Всех производств,

Любой науки,

Морских глубин и звездных тел;

И всех свершений счет несметный

Был предуказан — что к чему;

И даже славою посмертной

Герой обязан был ему…

И те, что рядом шли вначале,

Подполье знали и тюрьму,

И брали власть и воевали, —

Сходили в тень по одному;

Кто в тень, кто в сон — тот список длинен, —

В разряд досрочных стариков.

Уже не баловал Калинин

Кремлевским чаем ходоков…

А те и вовсе под запретом,

А тех и нет уже давно.

И где каким висеть портретам —

Впредь на века заведено…

Так на земле он жил и правил,

Держа бразды крутой рукой.

И кто при нем его не славил,

Не возносил —

Найдись такой!

Не зря, должно быть, сын востока,

Он до конца являл черты

Своей крутой, своей жестокой

Неправоты.

И правоты.

Но кто из нас годится в судьи —

Решать, кто прав, кто виноват?

О людях речь идет, а люди

Богов не сами ли творят?

Не мы ль, певцы почетной темы,

Мир извещавшие спроста.

Что и о нем самом поэмы

Нам лично он вложил в уста?

Не те ли все, что в чинном зале.

И рта открыть ему не дав,

Уже, вставая, восклицали:

«Ура! Он снова будет прав…»?

Что ж, если опыт вышел боком,

Кому пенять, что он таков?

Великий Ленин не был богом

И не учил творить богов.