Охота на медведя - Катериничев Петр Владимирович - Страница 44

На перроне помаячил. Когда подошел поезд с другой стороны и уже объявили, что двери закрываются, метнулся, успел проскочить, оглядел покинутый перрон, — нет, никто не побежал вослед. Впрочем, если за ним пустили профессиональную наружку, такой трюк не сработает. Но чутье подсказывало: рано. Ни для кого он еще не фигура, так, пешка в чужой игре. Почти как в классике детектива.

На Кольцевой Олег пересел, добрался до «Новослободской», прошел по одной из улиц и в переулке увидел припаркованную «Ниву». Автомобиль имел вид служилого ветерана и цвет «ночь с грязью». Или «мутная вода с илом». В любом случае, этот цвет нельзя было ни запомнить, ни даже внятно определить. Номер обычный, без затей. Стекла тонированы самую малую толику, по моде; сколько в авто людей — можно было различить легко, а вот разглядеть лицо водителя — нет.

Олег дернул дверцу. Она оказалась незаперта, и свет в салоне не загорелся.

Гринев откинул сиденье, выудил изрядный баул, поставил рядом с водительским местом, забрался в машину. Вынул из объемистой сумки новые джинсы, рубашку, джутовую куртку, кроссовки, не без труда переоделся и почувствовал изрядное облегчение: если и костюм порой тяготил его, то смокинг — просто сковывал. Еще в метро, ощущая на себе взгляды редких в этот час пассажиров, Гринев чувствовал себя манекеном, сбежавшим из витрины дорогого бутика. А может, так оно и было?

Олег тряхнул головой. Что делать, если мысли о жизни вообще посещают тебя всегда несвоевременно?

Он вынул из бардачка бумаги, рассмотрел, Все законно: автомобиль принадлежит некоему Сидорову Виктору Викторовичу, а он, Олег Федорович Гринев, катается на нем по заверенной надлежащим образом доверенности. Что еще?

Мобильник, зарегистрированный, надо полагать, на того же Сидорова, или Петрова, или Кепкина-Размахайко, это без разницы. Главное, по нему можно болтать бесконтрольно. Понятно, до поры до времени, ну да что в этой жизни постоянно?

Что еще? Набор маячков и прилагающийся к ним компьютер-"лэптоп". Маячки, чудо ненашенской техники, представляли собой набор иголочек, кои можно было погрузить в шевиот пальто, твид пиджака или тончайшую шерсть или джинсу без малейших затруднений; иголочка являлась одновременно и антенной, после скрытного «насаживания» подопытное насекомое под названием «объект» могло бродить самостийно и бесконтрольно где ему вздумается, а чудо-игла регулярно отсылала соответствующие импульсы... Приятное было и в том, что, во-первых, иголочка была сработана не из металла, а из неведомого полимера, и обнаружить ее металлоискателем было невозможно, а во-вторых, поскольку сигнал она отсылала в тысячную долю секунды с интервалом в пять минут, запеленговать активность такого маячка можно было только оч-ч-чень дорогостоящими приборами да и то при планомерном поиске. Работал «поводок-невидимка» трое суток автономно, потом — сдыхал.

Стоила вся эта амуниция баснословно дорого, но Гринев заказал все это заранее — запас карман не тянет, а при игре «в деньги» и «в люди» никогда не знаешь наверное, что тебе пригодится.

Ну а чуть дальше, завернутая в газету — вещь совершенно незаконная. Даже — противозаконная. «Полицай-беретта», новехонькая, с навернутым на ствол профессиональным глушителем и сбруя в аккурат под все это хозяйство. В том, что ствол «чистый», Гринев не сомневался: у каждого свой бизнес, а Леонид Ильич, тезка покойного генсека, занимался своим много лет, клиентов не множил, брал очень дорого и понимал, что столько платят ему не за оружие или снаряжение, а исключительно за репутацию. Которую и берег: в таком специфическом и конфиденциальном бизнесе репутацию теряешь один раз. Вместе с жизнью.

Не мудрствуя лукаво, Гринев выудил из того же бардачка новенький блокнот с шариковой ручкой и написал заявление типа: «Однажды, обходя окраину Онежского озера, отец Онуфрий обнаружил...» Но не «обнаженную Ольгу», как в фольклоре незабвенного детства, а вот этот иноземный самопал. Расписка, столь модная в кругах криминальных лет двенадцать назад, была почти чистым ребячеством, но вся штука в том, что в стремленнии к «правовому государству» родная страна, как и родная столица в лице охранников правопорядка как бы раздвоилась, и Гринев почти искренне полагал, что милиционеров, преступающих закон или, по крайней мере, его игнорирующих, примерно столько же сколько и свято соблюдающих каждую буквицу оного. Впрочем, он всегда был неисправимым оптимистом.

А потому был шанс, что ежели вдруг что-то сложится не так, то добропорядочный сержант, узрев заявление, пусть и не поверит ему, но подошьет в папочку самой первой бумажкой. Ибо доказывать злонамеренное хранение дорогого огнестрельного железа у человека, способного нанять адвоката, получающего в час больше, чем упомянутый сержант в месяц, дело муторное до умозрительности. Олег усмехнулся про себя. Нанять такого адвоката ему не по карману, а главное — ни к чему. В случае провала задуманного ему будет нужен не адвокат, а священник. Но такой случай Гринев отвергал напрочь. И дело здесь вовсе не в оптимизме.

Побеждает тот, кто хочет победить. И если бы Олега спросили: «Почему?» — он ответил бы кратко, но аргументирование: «Потому что это так».

Глава 53

Марк Захарович сидел за столиком кафе уже через полчаса после звонка Гринева. Перед ним громоздилась горка тончайших блинчиков, большая стеклянная миска с черной икрой покоилась в полурасплавленном льду, а бутылка «Black Label» была на треть пустой.

Похоже, Марк Захарович предавался чревоугодию с рекордной скоростью. Как только Гринев вошел, лицо его просияло, будто полная луна.

— Дорогой Олег Федорович, рад видеть вас! — приподнялся из-за столика Розен, протягивая пухлую руку. Радость его была неподдельной: в телефонном разговоре Гринев предупредил, что может немного задержаться, и предложил Марку Захаровичу заказать что-нибудь, чтобы скрасить ожидание. Естественно, счет Олег обещал оплатить.

Марк Захарович не ограничился стаканом сока, порцией бренди или бутылкой минеральной. Несмотря на весьма поздний час.

Олег присел за стол, заказал несколько сандвичей и большую чашку эспрессо.

— Пить на ночь крепкий кофе — очень нездорово, — покачал головой Марк Захарович. — Но разве кто-то теперь бережет свой сон, если не бережет покой?

Удивлены моим дорогим заказом, Олег Федорович? — спросил он безо всякого перехода.

— Отнюдь.

— Не знаю, как вы работаете в своем бизнесе, но совершенно не умеете лгать в бытовой, так сказать, обстановке, нет? Вы подумали, Марк решил покутить на ваш счет? Подумали? И что-то вроде того, что по сравнению с получаемыми мною от вас гонорарами это изобилие — пустяк? И к чему тогда отнести сие? К жадности? К неумеренности? К скупердяйству?

— Честно?

— А у вас получится — честно?

— Мне совершенно нет дела до того, что и на сколько вы заказали. Голова другим занята.

— Значит, это мои комплексы.

— Просто вы хотели кушать.

— О нет. Что-то странное сегодня происходит с моей головой, да и с душой, наверное, если она есть. Смутно мне, пусто и как-то тоскливо... Вы вот позвонили, и я собирался сюда, словно в дальнюю-Дальнюю дорогу, и было так тяжело...

— Вас что-то беспокоит?

— Я думаю о маме. Она приготовляла чудесный форшмак из судака. Вы любите кушать форшмак, Олег Федорович?

— Как все люди.

— О да. Кушать самое здоровое и самое естественное. Еда — вот на чем зиждется мир. На еде или ее отсутствии. Страх голода у нас в генах. А что до меня... Как только я чувствую беспокойство или тревогу, то начинаю работать челюстями... Помните, был кризис и люди заметались. И даже те, у кого были накопления... Доллары нельзя есть. Признаться, я тоже вспомнил старые недобрые времена и запасся тогда... Наверное, я успел утомить вас болтовней? Вы спешите?

— Не настолько, чтобы не выпить кофе.

— Что вас интересует в первую очередь?

— Вы не догадались?

— Зачем? Разве это моя работа — догадываться? Я вам больше скажу, милейший Олег Федорович, сильно умным быть еще хуже, чем сильно глупым. Это всех раздражает. Решайте сами.