Ювелир с улицы Капуцинов - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 14

14

Вошел Харнак.

— Я не очень понял вас, штандартенфюрер. О каком человеке со шрамом вы говорили? Арестовали кого-нибудь?

— В том-то и дело, Вилли, что не арестовали. Агент оказался сообразительным.

— Понятно, — сказал Харнак, усаживаясь в кресло, — древняя интеллектуальная игра в кошки-мышки.

— Вы молодчина, Вилли! — торжественно произнес Менцель. — Через вашего человека со шрамом мы, если посчастливится, возьмем все их подполье.

— Так уж и все? Как я понимаю, вы не допускаете, что агент мог ошибиться? А вдруг у этого олуха шрам с детства.

— О господи!.. — рассердился Менцель. — Моя интуиция подсказывает… — Но тут раздался звонок, и шеф схватился за телефонную трубку. — Что? Какой агент? Наш агент?!! Слушайте же меня внимательно — ни один человек не должен выйти из этого дома! Головой отвечаете! — Вытер вспотевшее лицо. — Немедленно выезжайте, Вилли. С четвертого этажа редакции в пролет лестницы сбросили нашего агента. Возможно, того самого, который шел за этим коммунистом со шрамом. — Вновь схватил трубку. — Две машины с автоматчиками в распоряжение гауптштурмфюрера Харнака! Бог мой, вы идиот, Людке! Конечно, немедленно!.. Он ждет у подъезда.

Пока эсэсовцы окружали квартал, Харнак убедился — погиб именно агент №74. Понятно и без слов: не сам прыгал с четвертого этажа…

Вахтер показал: услышав крик и увидев, что кто-то упал в пролет лестницы, он сразу забил тревогу. К счастью, против редакции находится полицейский пост, и через несколько минут на месте происшествия уже были представители власти.

Видно, самолюбию вахтера льстило то, что он разговаривает с такой высокопоставленной особой.

— Пан полковник, — вытягивался он перед гауптштурмфюрером, — можете быть уверены: ни один человек не вышел из здания. Ежели вельможному пану угодно убедиться — вот ключ, которым я сразу же запер ворота. Заверяю пана полковника, другого выхода из здания нет. Обязан доложить пану полковнику, что все это, — он заговорщицки подмигнул, — коммунистические штучки.

— Уберите эту свинью, — скривился Харнак и спросил полицейского: — Кто мне может показать дом?

— Пан редактор Загородный работал здесь еще при поляках. Свой человек, — задышал он смесью спиртного перегара и чеснока.

Пан редактор издали поклонился гауптштурмфюреру. Подошел ближе и еще раз поклонился.

— Такое несчастье, пан офицер, — произнес сочувственно. — Такое несчастье…

— Довольно разглагольствовать, — сердито бросил Харнак. — Показывайте здание!

На первом этаже все окна были забраны решетками. Если бы кто-нибудь прыгнул со второго, его бы заметили. Придя к выводу, что человек со шрамом никуда не мог бежать, Харнак приказал.

— Обыскать все комнаты! Действовать осторожно: его надо взять живым!..

Дом был старый, с темными узкими коридорами, бесчисленными небольшими комнатами, переходами и разными кладовками. Эсэсовцы заглядывали чуть ли не в каждую щель, поднимаясь с этажа на этаж. Наконец Людке доложил, что поиски ничего не дали.

— Я начинаю понимать нашего шефа, — иронически скривился Харнак. — Воистину вы идиот, Людке. Неужели вы хотите убедить меня, что коммунисты научились летать?

— Мы обыскали все, гауптштурмфюрер, — настаивал Людке. — Я лично побывал даже на чердаке.

— Погодите! — Харнак отстранил шарфюрера. — Пусть кто-нибудь проводит меня на чердак.

Здание редакции стояло в конце улицы, и лишь с одной стороны к нему примыкал другой дом. Но он был этажом ниже, и Харнак решил, что перебраться с чердака на крутую крышу невозможно.

Приказав еще раз обыскать помещение, гауптштурмфюрер обошел чердак, заглядывая во все углы. Выйдя на балкон, Харнак заметил приоткрытую дверь, а за ней крутую деревянную лестницу.

— Там что?

— Пожалуйста! — Редактор услужливо распахнул дверь настежь. — Здесь помещение вахтера. Но ваши солдаты уже осматривали его.

Харнак безразличным взглядом скользнул по лестнице. Вдруг он насторожился и в несколько прыжков взбежал на площадку с узким оконцем. От окна до конька крыши соседнего дома было немногим больше метра. “Вот откуда он мог легко спуститься”, — подумал гестаповец. Так и есть: на покрытом пылью подоконнике остался след сапога. “Сорок второй–сорок третий размер”, — прикинул на глаз Харнак. Осторожно, чтобы не стереть след, пролез через окно и оседлал конек крыши.

— Вот так он и сбежал, — объяснил он Людке, выглядывавшему в окошко. — Подайте мне руку, бол­ван…

Выломанный из кровати железный прут, исцарапанная дверь чердака в третьем от угла доме подтвердили правоту Харнака.

“Улетела птичка!” — понял гауптштурмфюрер, но на всякий случай приказал обыскать все квартиры этого дома.

— Улетела птичка и, думаю, надолго. — С этими словами Харнак вошел в кабинет Менцеля. — Но мне удалось установить, что это за птичка. Гарантии, впрочем, не даю, но почти убежден. Завтра окончательно выясним.

— Может быть, вы все же проинформируете меня?

— Наш агент оказался типичным ослом. Этот коммунист, видимо, раскусил его с первого взгляда.

— Все это слова. — Менцель начал сердиться. — Мне нужны доказательства.

— О-о! Доказательств сколько угодно, штандар­тенфюрер. Даже больше, чем нужно…

Харнак доложил о результатах расследования.

— Как же вам посчастливилось установить личность коммуниста?

— Очень просто. Если даже этот идиот Людке, — Харнак сделал ударение на слове “идиот”, — а я его считаю не последним идиотом, не обратил внимания на окно на лестнице, мог ли бы им воспользоваться человек, который впервые оказался в этом здании? Тем более что в его распоряжении были лишь секунды?

— Вы хотите сказать, что этим коммунистом был кто-то из сотрудников редакции?

Харнак наклонил голову.

— Но ведь это мог быть и человек, работавший там раньше.

Харнак снова наклонил голову.

— И я так подумал, — произнес с едва заметной иронией, — но мне удалось установить, что один из корректоров две недели тому назад выехал как раз в тот район, где было совершено нападение на танкетку. В какое-то село Квасы. Отпросился будто бы на свадьбу на три–четыре дня и не является уже две недели.

— Кто такой? — спросил Менцель.

— Заремба Евген Степанович.

Менцель нажал на кнопку звонка.

— Сделайте немедленно запрос, — приказал секретарю. — Заремба Евген Степанович. Корректор газеты. Две недели тому назад выехал в село Квасы на свадьбу племянника…

Глава  вторая  

 Первые шаги

  Петро Кирилюк стоял у окна в проходе. Вагон был старый, его беспощадно качало, он весь скрипел и трещал, словно жаловался и на паровоз, который тянул его в такую даль, и на дождь, который стегал его по железным бокам, и на ветер. Но Петро не обращал внимания на поскрипывание вагона, не слышал затяжных и хриплых паровозных гудков, не за­мечал мокрых полей, которые проносились за окном. Нервы его были напряжены до крайности, в каждом взгляде ему чудились враждебность и подозрительность, движения его оставались скованными, напряженными, и он боялся выдать себя. “Какой же ты разведчик, если боишься первого встречного! — терзал он себя. — Какой же ты разведчик!.. — по­вторял. — Мальчишка, жалкий трус…”

Кирилюк достал сигарету, настоящую, ароматную сигарету, которая стоила бешеных денег на “черном рынке”, и глубоко затянулся.

“А я и в самом деле не разведчик, — подумал он вдруг, — с меня ничего и не возьмешь… Собственно, чего я мучаю себя? Не бояться? Так я не боюсь. Кабы боялся, то не ехал бы… Нервы…”

Поезд влетел под стальные арки моста. Внизу, под грибком, стоял солдат в шинели и каске. Петро на какое-то мгновенье встретился с ним взглядом и, удивленный выражением его лица, оглянулся, но уже не увидел ни солдата, ни грибка, ни ажурных арок моста.