Прощай, крысуля! - Эндрью Пруденс - Страница 5

Тони густо покраснел. Он почувствовал, как его спина мгновенно вспотела. Разве он виноват в том, что ручка текла!

— Тони! Убери волосы со лба, — шепнула мать.

Трудовик улыбнулся.

— Бог с ними, с волосами, миссис Джонсон. Итак, Тони. Я вижу, ты не до конца заполнил анкету.

— Говорила же ему, — вмешалась в разговор миссис Джонсон, — любые анкеты приноси домой. И вот вам. Разве я не говорила тебе, Тони?

Тони хотелось провалиться сквозь землю.

— Это не имеет значения, миссис Джонсон, — сказал Трудовик и взглянул на часы. — Я вижу, ты указал, что самый трудный для тебя предмет — правописание…

— Он с этим легко справится, — перебила его миссис Джонсон. — Стоит только позаниматься. Сама-то я всегда грамотно писала.

— Пожалуй, стоило бы Тони научиться правильно писать свою фамилию, — заметил Трудовик.

— Вечерняя школа, — сказала миссис Джонсон, — она исправит дело с его правописанием.

Трудовик вздохнул. Тони весь горел. Ему было так муторно, что он готов был расплакаться в свои шестнадцать. Разве его вина, что ему не даются чистописание и правописание? Он же старался. А послушать людей, так плохо писать — это чуть ли не преступление.

Трудовик взял в руки белую анкету.

— К сожалению, Тони, твой учитель считает, что работа служащего не для тебя. Так что нам надо поразмыслить над тем, как быть. В конце концов, не всем же обязательно иметь склонности к делопроизводству, правда?

Голос у него был добрый. В общем, неплохой парень. Но Тони знал, что произвел удручающее впечатление на Трудовика. Ведь тот, наверное, получил хорошее образование. Он-то сдал на ОУ и на ПУ. Люди, окончившие колледж, всегда смотрели свысока на тех, кому не нравилось читать и писать.

— Тебе не противно лазить по стремянке? — спросил Трудовик. — У тебя не бывает раздражения на руках от цемента? Сможешь поднять сто фунтов?

— Не будет мой Тони ходить в спецовке! Мой Тони пойдет служить. Получит чистую работу, будет носить чистые белые сорочки. Не пойдет мой Тони заниматься отвратительной черной работой!

Трудовик провел ладонями по лицу.

— Миссис Джонсон, вы отдаете себе отчет в том, сколько у нас безработных в этом городе? Работы не хватает для всех бывших школьников. И такой мальчик, как ваш Тони, не может позволить себе роскошь выбора.

— Не буду я служить, — упорно сказал Тони. — Лучше буду подметать улицы.

— Санитарная служба, — тут же подхватил Трудовик. — Если этому делу отдавать все силы, работа не хуже любой другой.

Трудовик, разумеется, в жизни не подмел ни одной улицы.

Миссис Джонсон поднялась.

— Идем сейчас же, Тони. Мы пришли сюда не за тем, чтобы нас оскорбляли. Мой Тони пойдет на ту работу, которая ему больше подходит.

— А что же подходит вашему Тони? — устало проговорил Трудовик. Он положил руку на залитую чернильными кляксами анкету. — Что тебе подходит, парень? В чем ты силен? Что тебе нравится делать?

— Ничего, — пробормотал Тони и вышел из комнаты. Больше терпеть было не в его силах.

— Пожалуйста, пришлите сюда следующего, — услышал он за спиной голос Трудовика. — Мне еще сорок человек надо принять.

— Тони! Мне стыдно за тебя! Как можно было так отвечать этому джентльмену?!

Тони взорвался.

— Какого черта! — закричал он. — Все равно нет работы. Сплошная безработица. Он же сказал. Зачем спрашивать, какая мне нравится работа, когда ее все равно нет. — Вдруг он посветлел: — Ой, мама, ведь мне сегодня кормить кроликов в школе. Я дам им на обед одуванчики.

— Этот человек носит парик, — пробормотала мать.

— А-а-а, Луис Кам. Садись, Луис. Ты без родителей?

Луи ответил:

— Нет. То есть да. Мама занята бутылками, то есть больными. А папа вроде как пошел за пособием.

— Тебя, я вижу, интересует музыка. (Луи услышал, как заурчало у Трудовика в животе.) К сожалению, музыка недоступна тем, кто не имеет соответствующего образования.

Много ты понимаешь, подумал Луи. Разве Трудовик не слышал о группах? О том, что можно играть в ночных заведениях? Кто угодно может организовать группу и получить ангажемент. Был бы талант. Луи отстучал об колено сложный ритм.

— Ты на чем-нибудь играешь?

— Все никак не соберусь.

Он-то знал, что не видеть ему эстрады. Он это прекрасно знал. Потому что не хватало таланта. И дело не в том, что он черный. Раз нет таланта… Ведь он не умел играть даже на гитаре.

Трудовик взял в руки белую анкету.

— Учитель ничего не пишет о твоих музыкальных способностях, — сказал он.

— А что он обо мне знает? — спросил Луи.

Будто старик Чиддл скажет хоть что-нибудь доброе о ком-то из класса «Д»!

— Ты не боишься высоты? — спросил Трудовик. — У тебя не бывает раздражения на руках от цемента? Можешь поднять сто фунтов?

— Да у меня все в норме. Меня с Майком ждет работа на заводе.

— Не рассчитывай на это.

— Правду говорю. Дело в шляпе.

— Дай-то бог, — вздохнул Трудовик. — Это мечта моей жизни, парень. Чтобы каждого из вас ждала работа, которую вы действительно хотите иметь.

— Здорово работать, — просиял Луи. — Никто не командует. Никто не орет на тебя. — Он стал подражать мистеру Чиддлу: — «Понять не могу, что ты там делаешь, Кам, но в любом случае прекрати сейчас же». Надоело, что обращаются с тобой, как с ребенком. Вот работать — это другое дело.

Лицо Трудовика осветила улыбка.

— Молодец. Получай удовольствие от жизни. Но все же боюсь… — Он отвернулся и посмотрел в окно. Облака теперь были черные, словно синяки на небе. — Боюсь, что тебя, парень, может постичь разочарование. После школы все будет по-другому. Куда серьезней и не так весело. На работе никто не сможет выпускать крыс.

— Ой, ну и здорово это было!

— Наниматель захочет, чтобы ты вкалывал. Боюсь, работа тебя может разочаровать.

— Только не у дяди Дэйва. Уж он-то все устроит.

Луи посмотрел на ящик, набитый белыми анкетами. Он не сомневался, что мистер Чиддл написал о нем всякую пакость. И о Майке.

— Что он говорит?

— Кто?

— Учитель. Обо мне.

— К сожалению, я не имею права тебе сказать. Эти анкеты для служебного пользования. Учащимся читать их не разрешается.

Стараясь казаться равнодушным, Луи спросил:

— Значит, вам приходится с собой таскать эти бумажки?

— Нет. Их хранят в школе.

Блестящая идея осенила Луи. Он стащит свою анкету и посмотрит, что же написал о нем старик Чиддл.

— Это вы классно тогда взяли крысу Пита, — сказал он.

Глава 5

— Нельзя, — протестовал Майк.

— Можно, — настаивал Луи. — Я знаю, где хранятся белые анкеты. В кабинете профориентации. Ну знаешь, в этой клетушке напротив туалета. Там собрана вся проф-труд-дребедень. Стащить проще пареной репы. Ловкость рук, и никакого мошенства. Увидим, что про нас нацарапал этот Чиддл. О, есть идея! Можно ведь вписать туда кое-что, а? Будто он считает нас гениями. Мол, у каждого по пятьдесят предметов, сданных на ССО и двенадцать на ПУ.

— Но комната запирается, — сказал Майк.

— Когда там секретарша, она открыта.

— При ней ловкость рук не больно-то поможет.

— Зависит, куда запустить руки.

— Да ты что? Нравишься ей, что ли?

— Не болтай! Ей двадцать пять, не меньше. Нет, у меня другой план. Тебе надо будет выманить ее оттуда, Майк.

— А я нравлюсь ей не больше твоего. Кроме того, разозлится Джин.

Джин была девушкой Майка. Вернее, она дважды ходила с ним в кино.

Луи уговорил Майка. В конце концов, предстоит неплохое развлечение. На что нужна школа, если нельзя даже повалять дурака и получить удовольствие? И потом, это будет здорово интересно, а такие случаи редко представляются учащимся класса «Д».

Кабинет профориентации работал с 12.30 до 13.30. План был разработан. Оставалось только осуществить его.

Последним перед обедом был урок труда в столярной мастерской. Им нравилось работать с деревом. Это был единственный урок (кроме футбола), который им нравился. Майк мастерил хлебницу, чтобы подарить матери на день рождения. Луи выпиливал рамку для плаката братьев Джексон[4].