Бортовой журнал 4 - Покровский Александр Михайлович - Страница 21

И за гробом пойдут только подельники. И еще – другие яйца того же автора, все-таки цех-то обязывает.

Не будет там народов, выведенных за руку из нищеты и паскудства, детей, излеченных от трахомы, и орангутангов, спасенных в лесах Борнео.

Никого не будет.

А в следующей жизни они снова родятся дождевыми червями.

Ах! С каким удовольствием я швырнул бы соблазн в лицо соблазнителю.

Вот только никто не приходит и не соблазняет.

Есть органы, которые меня непременно записывают.

Так что утром, взяв в руки трубку телефона, я всегда начала здороваюсь: «Здравствуйте, ребята!»

Иногда после этих слов я слышу какой-то скрежет в трубке, а потом и щелчок – значит, ребята срочно отключились – маскируются бедняги; а поскольку телефонные сети у нас в районе очень старые, то и слышно почти все – и охи их, и вздохи.

Так что перед разговором с кем-то я всегда предупреждаю, что ребята начеку, что бдят.

Они ко мне три дня подключались. Я все звонил на станцию и спрашивал: а чего это у меня телефон не работает, а мне говорили, что ремонт на линии, причем у всех соседей телефон работал, и ремонт, видимо, был только у меня на линии.

А и правда, чего им слушать моих соседей, если там ничего интересного все равно не выслушаешь, а меня интересно слушать, – вдруг мне Маргарет Тетчер позвонит?

И потом, я же все время даю интервью. Я всем подряд даю интервью, причем на любую тему.

Звонят и спрашивают: «Как вы относитесь к тому-то и тому-то?» – на что я отвечаю, что замечательно отношусь, отлично отношусь, а еще я прекрасно, превосходно отношусь. Я так отношусь, что вот это мое отношение давно уже существует независимо от меня самого, и его – это мое отношение – можно уже в кунсткамере в какой-нибудь банке на отдельной полке выставлять.

А они все думают, что это я шучу, а я не шучу, я действительно здорово ко всему отношусь, потому что люблю на этой земле любую тварь дрожащую, даже если она временно превращена в какого-нибудь большого чиновника. Он-то не знает, что раньше он был, например, хорьком, а до этого лягушкой, а я-то знаю, потому и люблю.

Я, к слову, все время смотрю программы про животных, потому что иногда среди змей и гадюк там можно разглядеть какого-нибудь нашего будущего министра.

Не будем говорить какого, потому что могут обидеться все остальные министры на такое мое к ним пренебрежение.

Не будем.

Скажем только, что многие, ой как многие, в недалеком прошлом вышли их этого восхитительного мира ползающих и членистоногих. Кстати, многие из них как вышли, так и войдут в него назад, потому что не до конца проползли то, что должны проползти. Их превратили, конечно, в нечто человекоподобное, но суть-то осталась. Так что доползут все равно.

А еще меня любят спрашивать: «Правильно ли мы идем?» – на что я отвечаю, что правильно, и в этот момент все начинают сразу сомневаться не только в выбранном пути, но в скорости перемещения.

Все думают, несчастные, что же я имел в виду и в прошлый раз, и сейчас, потому что я каждый раз имею в виду что-нибудь новенькое.

Вот так и обстоят дела у нас в Поднебесной.

Ньютон обязан своей гениальностью удару яблока по голове.

Интересно, чем это треснули по голове наших конструкторов?

Недавно спустили на воду нашу гордость – лодочку под именем «Юрий Долгорукий».

Это очень хорошо. Очень здорово. Чудно, дивно, прекрасно!

Столько лет строили – и на тебе, спустили.

Может быть, даже на воду.

Хотелось бы, чтоб не просто так, в какое-то огороженное со всех сторон корыто, которое теперь принято считать водой, а в настоящее море-океан, чтоб, значит, рассветы и дали, чтоб шторма и бури.

Говорят, что резиной ее даже покрыли?

Ну еще бы! Чего бы ее не покрыть этой самой резиной, когда ее строили с 1994 года, и вот – такое счастье, просто слезы, вот вам истинный крест!

Правда, не везде ее покрыли этой самой резиной, торопились потому что. Кое-что заклеили – чем под руки попало, полиэтиленом вроде, чтоб, то есть казалось, что резина та просто везде.

Всего-то 13 лет прошло – и нате вам! Получите продукт высокой технологии.

Все-то там высокой, а где не все – там технологии нашей, местной.

Болты-то все равно делать некому. Все же дело в болтах – а их дедушки точат. По семьдесят пять лет каждому. Это не про болты, это я про дедушек. Возрождаемся вот.

И все-то у нас будет опять хорошо! Уверен!

Правда, за это время пора бы уже и средний ремонт делать.

«Как это?» – спросят неподготовленные.

А так, положено. Стояла, не стояла – уж будьте любезны.

То есть назад, в завод?

Да как вам сказать. Смотря что на нее успели поставить.

Может, еще все обойдется, потому что там ничего еще нет. Может, там трубопроводов еще нет. Может, вентиляция еще не проложена. Может, там много чего не проложено, но на воде оно – то чудо наше – уже держится.

Не все же сразу. Деньги жрем – это уже есть, а вот результат – это мы еще не умеем.

Но не все так печально, потому что есть у нас уже корпус под названием «Юрий Долгорукий».

Это, к слову, хорошая традиция – называть подводные корабли именами великих князей.

Уже есть, как известно, лодочка «Дмитрий Донской».

Кстати, очень удачное имя. Он же Мамая расколотил, сам того не ожидая, а потом – из-за не очень сильной подготовленности – рванул в леса, оставив Тохтамышу все, что тот найдет.

Нашел тот, по-видимому, не очень много, потому что, отощав, не смог оказать достойный отпор Тимуру, который расколошматил его тут же.

То есть некоторая неподготовленность нашего князя к будущим невзгодам не помешала ему стать народным героем.

Иными словами, пусть даже лодочка «Юрий Долгорукий» у нас еще не всегда и не ко всему подготовлена, пусть даже с лодочкой «Дмитрий Донской» у нас не все и не всегда слава богу, но зато ввязаться в большое и нужное дело она уже может, а там… бог даст, и Тимур подоспеет, чтоб расколотить Тохтамыша.

Хочется растить и поливать, лелеять и согревать, радеть и постанывать.

Ах, Россия, Россия! Вот ведь какая огромная страна!

Она такая огромная, что ее все время приходится охранять.

А охранять ее приходится и на земле, и на море, и в воздухе – просто ни минуты покоя, вот какая это страна. Некоторые говорят: «А зачем ее охранять? Все равно ведь охраняете-то из рук вон, все равно все пролезут и последних амурских тигров вместе с леопардами у вас из-под вашего увядшего носа уведут. А заодно и лес весь спи…лят – вы только пни потом пересчитаете!»

Вот после таких разговоров я лично погружаюсь в минуту молчания.

Замираю я в неудобной позе, как при поминании о холокосте замирают все израильские жители.

Грусть давит грудь и соски, сердце колотится, на ум приходит одна только мысль: «Сыволочи!»

Но потом как-то отпускает, что ли, легче как-то и дышать, и жевать.

А все потому, что я вспоминаю те моменты, когда у нас что-то там стартует опять или только обещает стартовать, а еще – танки прыгают, как зайчики, через канавы и рвы, а «Стрижи» летают. Они все летают и летают.

«Эх, – думаю я, – не оскудела еще земля русская! Рано ее хоронить! Рано!» И вот в этот самый момент мне опять говорят: «А вы знаете, что «Стрижи», летают на корпоративных вечеринках?» – «Как?!!» – «Так! Можно заказать – прилетят. И банкет на подводной лодке можно организовать. На любой. На выбор. И Покровского туда пригласить за отдельные деньги. Он даже знать не будет. Просто всем покажут – вот тот, жрущий салат непрерывно, – это и есть сам Покровский! Да, а хотите, мы вас самого пригласим посмотреть на настоящего Покровского? Хотите?» – «А.» – «А хотите, мы вас с ним познакомим, и он вам расскажет, как он книжульки-то свои, бедолага, пишет? Все пишет и пишет – хи-хи-хи! Все никак не унять! Хотите? Есть одна контора, через которую это можно устроить!» – «Быть не может!» – «Может!» – говорят мне эти типы, и я по глазам вижу, что все это чистейшая правда, и руки у меня повисают вдоль тела, переходя в туловище.