Волшебные чары - Картленд Барбара - Страница 15

– Входите, мисс, входите! Я надеялась, что вы вспомните о моей болезни, у меня так все болит!

Гермия вошла в хижину, замечая, как всегда, что домик нуждается в ремонте. Об этом должен был бы догадаться ее дядя и заказать рабочим ремонт жилища своего арендатора, хотя арендаторы и платили ему всего шиллинг или два в неделю.

Она звала, что ее отец говорил о состоянии домов в деревне и указывал своему брату на то, что многие из них, занимаемые стариками, протекают во время дождя.

Граф отвечал, что у него нет денег, чтобы растрачивать их на стариков, особенно тех, у кого есть сыновья, способные сделать ремонт сами.

Комната, однако, была прибрана, и пока миссис Барлес очень осторожно опускалась в свое кресло, Гермия села в другое, с высокой спинкой, стоявшее рядом, чтобы миссис Барлес могла лучше слышать.

– Я принесла тоник, от которого вам станет лучше, – сказала она. – Моя мама просила, чтобы вы принимали его по столовой ложке каждое утро, затем – после обеда, и ложку – когда укладываетесь спать.

– Вы очень добрая, мисс, очень добрая, – сказала миссис Барлес. – Это пригодится не только для моего тела, но и для моей головы.

– Напиток быстро поможет вам, – с оптимизмом сказала Гермия.

– Я беспокоюсь, беспокоюсь все время, ведь Бэн не должен был делать этого, не должен был!

– Чего делать? – с любопытством спросила Гермия.

– Она обязательно нашлет на него проклятие, – продолжала миссис Барлес, как будто не слыша, что говорит Гермия. – Я предупреждала его много раз, не следует приближаться к этой старой ведьме, но он никогда не слушает меня!

Гермия поняла, что она говорит о старой миссис Уомбат, которая жила когда-то в Лесу Колдуний и призрак которой – как верят в деревне – все еще бродит там.

Видя тревогу в лице миссис Барлес и страх в ее глазах, Гермия наклонилась к ней, положила руку на руку старой женщины и успокаивающе сказала:

– Послушайте, миссис Барлес, миссис Уомбат умерла. Она умерла уже давно и не может никому навредить, поэтому вам нечего бояться за Бэна.

– Она наложит проклятие на него! – повторяла миссис Барлес. – Он не должен ходить туда. Я говорила ему. Говорят, что с ней видели самого Сатану!

Гермия поняла, что спорить и убедить ее невозможно.

Это был один из ее плохих дней, иона знала, что миссис Барлес никогда не поверит, что бедная старая женщина, жившая в Лесу Колдуний, уже мертва, не поверит даже, что ее магия умерла вместе с нею.

Гермия была совершенно уверена, что если миссис Уомбат и была колдуньей, она была белой колдуньей.

Гермия думала, что старушка обладала магическими силами, потому что она использовала растения, когда готовила лекарства, предсказывала счастье деревенским девушкам и давала старым людям средства от ревматизма и коликов, которые – как они верили – исцеляли их.

Бесполезно спорить с ней о женщине, которая уже давно умерла, решила Гермия.

Вместо этого она подошла к столу, нашла ложку и налила в нее немного тоника, приготовленного ее мамой.

– Выпейте лекарство, – сказала она миссис Барлес, – и вам скоро станет лучше, я уверена, оно поможет вам заснуть.

Она знала, что ее мама добавила, немного лечебной ромашки в травы, содержавшиеся в тонике. Не в ее правилах было давать успокоительные средства тем, кто крепок и бодр, но она делала исключение для тех, кто был очень стар и чей разум становился рассеянным.

Старушка проглотила то, что было в ложке, и проговорила:

– Хорошее лекарство! Дай мне еще немного.

– Нет, для начала этого достаточно, – ответила Гермия, – но вы должны помнить, что надо выпить еще ложку перед тем, как отправитесь спасть.

Она поставила тоник на середину стола и сказала:

– До свидания, миссис Барлес. Я знаю, что вы захотите передать через меня благодарность моей маме за лекарство, которое она послала вам.

С этими словами она направилась к двери и когда дошла до нее, миссис Барлес попросила:

– Ты не расскажешь Бэну, о чем я говорила тебе? Он сказал, что все, что он рассказал мне, – секрет.

– Нет, конечно, нет, – успокоила ее Гермия. – Закройте глаза и забудьте о нем. Я думаю, он скоро вернется и позаботится о вас.

Миссис Барлес, казалось, не понимала ничего, и, когда Гермия открыла дверь, она услышала, как старушка бормочет про себя:

– Он не должен был идти туда! Я сказала ему, я сказала: «Она проклянет тебя, вот что она сделает!»

«Бедная старушка, она действительно все больше и больше теряет разум!» – думала Гермия, идя обратно через деревню.

Солнце уже перестало припекать, и ей так захотелось прокатиться верхом, как раньше, по полям и через лес, где птицы начинали уже устраиваться на ночлег.

Было особое магическое очарование в последних лучах солнца, превращавших стволы деревьев в подобие колонн из полированной бронзы и вырисовывающих тени, полные таинственности и все растущие до тех пор, пока сумерки не переходили в ночь.

– Теперь, когда мне приходится ходить пешком, все это видится уже не таким, – думала она, – но все же это лучше, чем ничего.

В поместье осталось столько чудесных мест, по которым она ездила раньше и которые стали недоступны для нее. Гермия теперь не видела их и тем не менее могла восстановить их в памяти как картины, красоту которых она никогда не сможет забыть.

Когда девушка была уже недалеко от дома, она вновь задумалась о странной беседе с маркизом нынешним утром.

Он мог быть циничным и саркастичным, но ее отец рассказывал, насколько успешным он бывал на скаковом круге ипподрома, всегда побеждая на больших скачках.

«Это значит, что он будет на королевских скачках в Эскоте, проходящих на следующей неделе», – подумала Гермия, вспомнив, что они начинаются в понедельник.

Поскольку ее отец интересовался лошадьми, он всегда читал раздел Новости Ипподрома в «Морнинг пост», единственной газете, которую мог себе позволить.

Когда Питер приезжал домой, они долго обсуждали с отцом достоинства различных лошадей, о которых читали.

После того как Питер побывал на скачках в Дерби со своими друзьями, он много рассказывал о них отцу, описывая их организацию и возбуждение, царящее на ипподроме.

– Но самое главное, – хвастался он, – я выиграл пять фунтов!

– Ты мог столько же проиграть вместо этого, – заметил предостерегающе викарий.

– Я знаю, папа, и поэтому очень волновался, – признался Питер. – Однако я выиграл, и покрыл все расходы за тот день, и даже еще осталось немного.

Отец улыбнулся, понимая, какое удовлетворение испытал его сын.

Из их разговора Гермия поняла, что отец и сам с удовольствием побывал бы в Эпсоме5 вместе с Питером, и она задумалась, хотел ли бы ее брат побывать в Эскоте6?

Питера, должно быть, огорчает, размышляла она, что его богатые друзья могут посещать все скачки, либо приезжая на них из Оксфорда на один день, либо оставаясь на ночь у щедрых хозяев, а то и в отеле, что было очень дорого.

И все же Питер, хотя и чувствовал жалость к себе, видел гораздо больше, чем она.

Она гадала, представится ли ей когда-либо случай побывать на празднике скачек, посетить один из балов, которые организуют после них, или хотя бы просто проехаться в Лондон и взглянуть на магазины.

Но она тут же рассмеялась.

Все это было ей недоступно, поэтому какой смысл забивать пустыми мечтами свою голову!

«Если бы все желания превращались в лошадей, нищие раскатывали бы на них», напомнила она себе поговорку и поспешила домой рассказать своей матушке о миссис Барлес.

Они ждали викария уже почти четверть часа, собравшись на ужин, и няня очень сердилась, что все остынет, когда викарий наконец появился.

Гермия слышала, как старый Джейк убирает кабриолет в конюшню, и когда она открыла дверь и ее отец вошел в прихожую, матушка поспешила к нему, озабоченно воскликнув: