Скрытное сердце - Картленд Барбара - Страница 23

Сильвия прекрасно догадывалась, о ком говорила Пурвис. Она слышала, как резко и раздраженно леди Клементина обычно разговаривает со своей служанкой, и совсем не удивилась, что та расстроилась. Странным было то, что она так долго все это терпит и мирится с таким положением дел.

– Я очень сожалею, – пробормотала она, не зная, что еще сказать.

– Мне надо постараться не быть такой дурочкой и поменьше обращать на все внимание. Но последнее время я как-то плохо себя чувствую. Между нами говоря, я думаю, что это от такой жизни у меня так шумит в голове, что иногда кажется, что я сойду с ума. Я иногда не понимаю, что говорю и что делаю. Сама не знаю, как мне еще удается не сказать, или не сделать чего-нибудь лишнего, когда она начинает обращаться со мной таким образом.

– У меня в комнате есть кое-какие лекарства от головной боли, которые моей покойной матушке выписывал доктор. Может быть, они вам помогут? – предложила свою помощь Сильвия.

– Нет-нет, все и так пройдет, – поспешно сказала Пурвис, решительно вставая и вытирая глаза. – Но иногда я просто ненавижу это место, дом и всех, кто в нем живет. Они тут все какие-то бесчеловечные, я так и написала своей сестре. Да, именно бесчеловечные.

Сильвия обратила внимание на то, что Пурвис несколько раз повторила эти слова, но сама она благоразумно сдержалась и не стала делиться своим мнением о леди Клементине с ее служанкой. Ей не нравилась Пурвис: в ней было что-то неприятное. И хотя в тот момент она вызывала сочувствие, Сильвия прекрасно знала, что на следующий день она могла быть злой и угрюмой, готовой сорвать свое плохое настроение на любом, с кем ей придется столкнуться. Более того, она не любила детей. Даже Люси, от которой все в доме были без ума, не могла найти с ней контакт.

Получив чистящее средство, за которым она пришла, девушка пошла назад в детскую. Люси продолжала находить в огромном комоде все новые и новые вещи, которые ее восхищали. Это были кубики и мозаики, множество маленьких разнообразных штучек, которые дети так любят собирать.

– Смотрите, мисс Уэйс, – сказала Люси, подбегая к своему столу. – Я нашла два деревянных меча. Как вы думаете, папа играл с ними, когда был маленьким? Наверное, он представлял себя солдатом.

– Думаю, что так и было, – ответила Сильвия. – Спроси его об этом, когда он придет.

– Интересно, зачем ему было два меча? – спросила девочка. – На каждом из них что-то написано. Мисс Уэйс, прочитайте!

Сильвия отложила шитье и взяла у Люси мечи.

– На одном из них написано имя твоего папы, – произнесла она. – Видишь, ты можешь назвать его имя по буквам Р-О-Б-Е-Р-Т. Получится Роберт – имя твоего папы.

– А, что на другом? – спросила Люси, подавая Сильвии еще один меч.

– На этом написано «Эдвард», – ответила Сильвия. – Думаю, что какой-то маленький мальчик, который, наверное, приходил и играл с твоим папой.

– А они дрались как настоящие солдаты?

– Думаю, да. Но ты лучше спроси у Нэнни, она должна помнить, как это было.

Минут через десять в детскую пришла Нэнни. Она принесла для Люси горячее молоко и фрукты.

– Я только что встретила на лестнице служанку, которая все это несла сюда. У нее еще был стакан чаю для вас, мисс Уэйс. Совершенно остывшего! Я послала ее обратно. Вы не должны закрывать глаза на подобное безобразие. Если она снова принесет вам такой чай, тут же отсылайте ее на кухню.

Сильвия улыбнулась. Конечно, приятно видеть, как Нэнни ее опекает, но она прекрасно понимала, что прислуга считает гувернантку человеком маленьким, и поэтому была готова к тому, что придется мириться с невниманием и плохо скрываемой наглостью тех, кто был уверен, что Сильвия слишком робкая и неопытная, чтобы жаловаться на них.

– Спасибо, Нэнни, – сказала она. – Люси, иди, попей молока, пока оно не остыло. А потом мы сходим погулять перед ленчем.

Не выпуская из рук свою драгоценную находку – два меча, – Люси неохотно подошла к Сильвии.

– Люси обнаружила новые сокровища сегодня утром, – сказала девушка, обращаясь к Нэнни. – Два меча! На одном написано «Роберт», а на другом – «Эдвард». Нам обеим хотелось бы знать, кто такой «Эдвард»? Нэнни ответила не сразу. Она немного помолчала, а затем, как-то странно изменившись в лице, тихим голосом сказала:

– Этот меч принадлежал старшему брату сэра Роберта.

– Старшему брату! – удивленно воскликнула Сильвия. – Не знаю почему, но я всегда была уверена, что он был единственным ребенком. А Эдвард что, умер?

Нэнни кивнула в ответ.

– Да, он умер. Каждый раз, когда я прихожу сюда, у меня перед глазами стоят две маленькие рыжие головки, склонившиеся над игрушками в углу. Я представляю, как они переставляют солдатиков, как бьются вот на этих самых мечах.

Люси внимательно слушала.

– А мой папа расстроился, когда Эдвард умер, и он не смог больше играть с ним?

– Да, дорогая, – ответила Нэнни. Но тут же, как будто спохватившись, быстро добавила: – Но только ты не говори со своим отцом о твоем дяде Эдварде. Лучше не упоминать о нем в этом доме.

– Но почему? – удивленно спросила Люси. Сильвии захотелось задать такой же вопрос, но она не стала этого делать, просто вопросительно посмотрела на Нэнни.

– Тому, кто не задает никаких вопросов, никогда не говорят неправды, – сказала Нэнни. – Вот так. Запомните, что я вам говорю: ни с кем и никогда не заговаривайте о сэре Эдварде. Вы меня поняли?

– Да, Нэнни, – ответила Люси, но тут же, ощутив острую необходимость хоть что-то прояснить, спросила: – А что, папочка и все остальные расстроятся, если мы с ними об этом заговорим?

– Да, милая, очень расстроятся, – подтвердила Нэнни. – А ты ведь не хочешь, чтобы такое случилось, не так ли?

Люси покачала головой. Она допила молоко и вернулась к своим игрушкам.

Сильвия не произнесла ни слова. Ей о многом хотелось спросить, но она постеснялась, видя, как неприятны Нэнни эти воспоминания.

– А когда он умер? – все же спросила, она не сдержавшись.

– Почти одиннадцать лет назад, – ответила Нэнни.

– Всего лишь? – удивилась Сильвия. – Но ведь вы на днях говорили, что сэр Хьюго умер пятнадцать лет назад. Значит, его сын Эдвард стал шестым баронетом?

– Да, это так. А сэр Роберт – седьмым.

Сильвия поняла по голосу Нэнни, что та не хочет продолжать этот разговор, но, несмотря на это, девушка не могла остановиться и продолжала задавать вопросы. Ей было так интересно узнать о брате сэра Роберта, что она просто забыла о приличиях.

– Он умер из-за несчастного случая?

Нэнни поднялась. Сильвия никогда не видела ее такой мрачной.

– Послушайте, мисс Уэйс, – сказала она. – Будет намного лучше, если мы не станем говорить об этом. Я любила мастера Эдварда. Я ухаживала за ним с того самого момента, как он родился. Но когда мальчик стал подрастать, оказалось, что он не такой, как все, не совсем нормальный. Это очень расстроило ее милость. И она не хотела думать о нем и даже видеть его.

– Он был урод? – в ужасе спросила Сильвия. Неожиданно на глаза Нэнни навернулись слезы.

– Он… он… так и не вырос. И всегда оставался нежным, как ребенок. Да, он всегда был ребенком. Он не переставал играть с игрушками, в то время, как его брат вырос и стал мужчиной. А он так и остался ребенком, моим ребенком.

Последние слова были произнесены с надрывом, и Нэнни, приложив носовой платок к глазам, вышла из комнаты.

На мгновение Сильвия застыла, глядя на то, как Люси размахивает мечом в свете солнечного луча. Так вот, оказывается, какая тайна есть в этом доме. Старший сын, который навсегда остался ребенком, и которого растила и нянчила Нэнни даже тогда, когда он уже вырос и стал совсем взрослым. Какое горе! Девушка даже почувствовала жалость к леди Клементине. Ведь нет на свете большей душевной боли, чем та, которую испытывает мать, родившая ненормального ребенка. Теперь ясно, почему в большом холле рядом с портретом Хьюго нет портрета шестого баронета.

– Собирайся, Люси, – произнесла, Сильвия неожиданно вставая. – Пойдем на свежий воздух.