Плененное сердце - Картленд Барбара - Страница 14

— Почему вы стыдитесь того, что вы цыган? — спросила Сабина. — Вам следует гордиться своими людьми, честными. смелыми и добрыми к тем, кто попал в беду. Кроме того, вы король.

— Какая польза быть королем, если ты не можешь получить то, о чем мечтает твое сердце?

— Как я могу ответить вам на подобный вопрос? — спросила Сабина. — Кроме того, вы не можете говорить серьезно.

Ваши слова звучат так романтично и волнующе, на каком бы языке вы их не говорили, на французском или на английском.

Хотя, может быть, это происходит потому, что сейчас ночь, а это место такое таинственное.

Цыган мягко засмеялся:

— Вы, кажется, хотите очистить свою совесть, маленькая Сабина? Все, что я говорил, было абсолютно серьезно. Но я не стану вас больше мучить сегодня ночью.

Еще раз он взял ее руку, но на этот раз повернул ладонью вверх. Она почувствовала его поцелуй, теплый, страстный, обжигающий кожу. По телу Сабины пробежала дрожь, дыхание ее неожиданно пресеклось, как будто она на одно короткое мгновение слилась с вечностью.

Потом, запаниковав, девушка бросилась бежать через сад, минуя живую изгородь, прямо к маленькой деревянной лестнице на балкон. Не оглядываясь, Сабина вбежала в свою спальню, задвинула шторы, чтобы лунный свет не проникал в комнату, и только тогда стала прислушиваться, прижав руки к сердцу, которое, казалось, было готово выскочить сквозь атласный лиф ее платья.

Издалека, словно дуновение ветра, до нее донесся нежный звук скрипки.

Сабина уснула на рассвете. Она наблюдала, как исчезал последний серебряный след луны в щели между штор, видела, как первый бледный луч утра вытеснял его и постепенно сметал ночные тени, прежде чем сон наконец пришел к ней. Вернее, это был не сон, а краткое забытье, не приносящее отдыха.

Сабине пригрезилось, как цыган спасал ее из глубокой, темной воды от чего-то странного и ужасного, которое никак не могло материализоваться и казалось еще более пугающим, потому что она никак не могла определить, что это.

Потом она наконец глубоко уснула без сновидений. Сабина открыла глаза, только когда день уже был в самом разгаре и комнату заливал золотой солнечный свет. Она проснулась с ощущением счастья и подумала, что ночные приключения просто приснились. Но потом события приобрели четкие очертания, и она поняла, что вовсе не спала.

Теперь ей казалось невероятным, что она могла так недопустимо себя вести и настолько сойти с ума, чтобы разговаривать о любви с цыганом, бродягой. Человеком, который колесит по Европе, называя себя венгром, но, по сути, не имеющим национальности, потому что племена бродячих цыган не подчиняются никому, только самим себе. Он называет себя королем, но королем чего? Табора бродячих цыган?

Сабина почувствовала, что краснеет, когда вспомнила, насколько интимным был их разговор и как много она о себе рассказала. Ей казалось теперь, что она, наверное, была пьяна.

Хотя она выпила всего лишь бокал вина за обедом, и вряд ли оно заставляло бы ее так себя вести в четыре часа утра.

Но, как бы она себя ни ругала сейчас, ей не удавалось забыть, как он был красив в лунном свете, с темными волосами, зачесанными набок и открывавшими высокий лоб, с кожей золотистого оттенка. Конечно, цыган выглядел странно, если сравнивать его со светловолосыми, бело-розовыми англичанами, среди которых она жила дома и с которыми общалась в Лондоне. И все-таки в нем было благородство, которое нельзя отрицать, и еще он превосходно говорил по-английски. Правда, с небольшим акцентом, но казалось, ему ничего не стоило преодолеть и этот барьер.

Она говорила с ним так, потому что он был тем, кем был.

И потому что он никогда не будет значить ничего сколько-нибудь серьезного в ее жизни. То, что она с ним беседовала ночью, не имеет никакого значения, поскольку он не принадлежит к ее кругу. Ведь она никогда бы не осмелилась рассказывать так подробно о себе настоящему джентльмену.

Совершенно невозможно было представить себе, чтобы она вела такие разговоры даже с Артуром, за которого собирается замуж. У Сабины внезапно защемило сердце, когда она вспомнила, что именно сегодня он приезжает. Ей следовало бы ощущать радостное волнение при мысли о том, что скоро увидит своего жениха, а вместо этого она ощущала страх. Артур всегда заставлял ее чувствовать себя маленькой и незначительной, и все же он ее заметил и оказал честь, предложив стать его женой. Скоро она перестанет быть жалкой неудачницей, а станет уважаемой замужней дамой. Артур все изменит в ее жизни.

Как она должна быть ему благодарна!

Сабина вспомнила первый раз, когда увидела его. В тот вечер сквайр прислал викарию записку, где сообщал, что некая дама, приглашенная на обед, заболела, и он просил леди Эвелин прислать одну из ее дочерей, чтобы та заняла место заболевшей гостьи.

— Как приятно, что сэр Джордж подумал о нас, — сказала леди Эвелин, прочитав записку, но Сабина поняла, видя, как мама поджала губы, что думала она совсем другое.

— Приятно! — фыркнула Гарриет, не упускавшая ни единой возможности высказать свое мнение. — Я бы не считала это приятным, мама. Это просто наглость с их стороны приглашать нас в последний момент, как будто мы слуги, чтобы бежать по первому их зову. Им и в голову не придет пригласить нас так, как это обычно делается. Думаю, это все потому, что их Лаура и Дороти настолько бледны и малопривлекательны, что они боятся приглашать нас из-за их женихов.

— Гарриет! Как ты можешь? Что сказал бы папа, если бы услышал тебя? — укоризненно воскликнула леди Эвелин.

— Папа подумает, что все нормально, — проворчала Гарриет. — Я знаю, наша жизнь здесь зависит от сквайра, но господин Джордж считает, что по этой причине он может говорить и делать с нами все, что пожелает. Но мы же не мебель, чтобы передвигать нас с места на место, лишь бы угодить интересам Бертрамов, что бы они там ни думали.

— Гарриет, если ты скажешь еще хоть слово, я все расскажу папе, — сердито заявила леди Эвелин. — Я согласна с тобой, что было бы неплохо, если бы сэр Джордж и леди Бертрам иногда присылали вам приглашения не для того, чтобы заменить неожиданно заболевшего гостя или просто заполнить пустое место за столом. Но мы должны помнить, что гордыня — плохое человеческое качество.

— Не вижу причин, почему это должно быть так, — продолжала спорить Гарриет. — Сквайр получил дворянское звание исключительно по политическим причинам. Ты сама, мама, говорила, что наш род восходит к Вильгельму Завоевателю и Вэнтеджи тоже очень достойная семья. Я слышала, как дядя Герберт упоминал об этом.

— Гарриет, ты не должна говорить в манере, неподобающей леди, — упрекнула ее мать. — Кроме того, никто и не ожидает, что именно ты пойдешь на обед. Приглашение примет Сабина.

— Ой, нет, мама! — запротестовала девушка. — Ты знаешь, как трудно общаться с Лаурой и Дороти. Я никогда не могу придумать, что им сказать. Они всегда задирают нос перед нами.

— Позволь мне пойти, мама, — взмолилась Гарриет. — Я покажу им, что не боюсь ни того, что они могут сделать, ни того, что они скажут.

— Конечно, нет, Гарриет. Тебе пока еще рано выезжать.

На следующий год будет совсем другое дело. Сегодня поедет Сабина. К счастью, твое белое платье чистое, мы можем добавить голубой поясок, чтобы немножко оживить его.

Поскольку протесты Сабины были оставлены без внимания, а доводы признаны совершенно безосновательными, вечером она отправилась в гости к сквайру в наемном экипаже.

Она предполагала, что будет чувствовать себя там, как рыба, выброшенная на сушу, среди высокомерной, но, надо заметить, довольно потрепанной толпы местных жителей, которые были обычными гостями у сквайра. Но, к собственному удивлению, девушка обнаружила, что сидит за столом рядом с молодым человеком, довольно напыщенно рассуждающим о книгах и о политической ситуации в Европе.

Сабина не поняла и половины из того, что он сказал, но слушала очень внимательно и была очень ему благодарна за то, что, когда после обеда джентльмены присоединились к дамам, он подошел к ней. Вечер прошел довольно приятно, и когда она стала прощаться с леди Бертрам, та предложила ей приехать на следующий день, чтобы поиграть в крокет.