Мадонна с лилиями - Картленд Барбара - Страница 20

Герцог был человеком сдержанным, не привыкшим открыто выражать свои чувства.

Однако, когда его жена сбежала с каким-то малоизвестным художником, да к тому же иностранцем, герцог возненавидел того с такой силой, что, казалось, мог бы запросто убить.

Любой другой человек, оказавшийся в его положении, несомненно, вызвал бы Франса Винтака на дуэль и заставил бы жену вернуться.

Но герцог слишком дорожил своим положением и не хотел публичного скандала.

При этом он думал не только о себе, но и о своем сыне. Поразмыслив, герцог решил, что лучше всего продолжать жить так, будто ничего не случилось. Казалось, он из самолюбия не желал признавать, что его жена полюбила другого.

Естественно, друзья спрашивали его о герцогине. Первое время он отвечал, что она гостит у родственников за границей.

Когда же началась война с Францией и такой ответ уже выглядел достаточно странно, герцог на все расспросы отвечал, что герцогиня уехала в Ирландию, поскольку, дескать, любит тамошнюю охоту.

Он слыл человеком замкнутым, поэтому никто не осмеливался в разговоре с ним затрагивать эту тему, однако между собой его друзья и родственники порой все же судачили о том, что же в действительности случилось с герцогиней.

Истины не знал никто, хотя находились злые языки, утверждавшие, что герцогиня, будучи на много лет младше мужа, очевидно, увлеклась человеком более молодым.

Но поскольку ни подтверждения, ни опровержения этим слухам не находилось, со временем они сами собой сошли на нет. У общества появились более интересные темы для сплетен, и судьба герцогини и ее малолетней дочери перестала занимать досужие умы светских бездельников.

Однажды пожилая леди Хоумбери, дальняя родственница герцога, славившаяся своим острым языком, напрямую спросила, как долго его жена намерена оставаться в Ирландии, пренебрегая своими обязанностями, однако ответа не получила.

Этим нескромным вопросом она лишь восстановила против себя своего могущественного родственника и потом долго проклинала собственную несдержанность.

Герцог протянул руку к звонку.

— Я повидаюсь с Ханной немедленно, — объявил он. — А тебе, я считаю, нужно первым делом обновить гардероб.

— К сожалению, да, папа, — со вздохом согласилась Сирилла. — Только выезжать я не собираюсь — не хочу, чтобы меня видели в Лондоне…

— Если ты опасаешься встречи с маркизом Фейном, — сказал герцог, — то могу тебя успокоить — ни я, ни мои друзья не вращаемся в тех кругах, где бывает этот ловелас. Может быть, лошади у него и превосходные, но на порог к себе я его не пущу!

Встревоженное выражение, однако, не покинуло лица Сириллы даже после этих слов, и герцог поспешил добавить:

— Чтобы окончательно тебя успокоить, Сирилла, могу обещать, что мы немедленно уедем из Лондона. Мое присутствие при дворе необязательно, и всегда найдется масса людей, готовых занять мое место.

— Но мне не хотелось бы нарушать твои планы, папа…

— А ты их и не нарушишь, — возразил герцог. — Ты знаешь, что я всегда недолюбливал Лондон. Как только у Тебя появится гардероб, достойный леди, мы отправимся в замок. Надеюсь, ты найдешь его таким же, каким запомнила с детства.

— Неужели он действительно не изменился? Добрый старый замок! — мечтательно произнесла Сирилла. — Ты знаешь, я так часто представляла, что катаюсь на пони в парке, взбираюсь на башню, откуда открывается такой прекрасный вид на окрестности, кормлю золотых рыбок в пруду…

Герцог обнял дочь за плечи и улыбнулся.

— Все это у тебя впереди, — сказал он. — А рядом буду я…

— Как я рада, папа!

Дверь открылась, и на пороге возник дворецкий.

Увидев отца и дочь, которые стояли обнявшись, старик довольно улыбнулся.

— Пришлите ко мне Ханну, Бертон, — распорядился герцог.

— Слушаюсь, ваша светлость. Прошу прощения, но не могу не сказать — как приятно опять видеть леди Сириллу!

Герцог промолчал, а Сирилла неожиданно всхлипнула.

— Я и забыла, что я «леди Сирилла»! Ох, папа…

И вдруг замолчала. Только сейчас ей пришло в голову, что, если бы маркиз знал, кто она такая, возможно, он предложил бы ей выйти за него замуж…

Она постаралась отогнать от себя эту мысль, но это ей не сразу удалось. И пока герцог беседовал с Ханной, Сирилла погрузилась в мечты о маркизе.

Затем девушку провели наверх, в самую лучшую спальню, а одного из лакеев немедленно отправили на Бонд-стрит. Ему предстояло посетить лучших портных — тех, у которых заказывала наряды еще мать Сириллы, — и сообщить им, что завтра утром герцог ждет их к себе.

Сирилла оглядела спальню и со вздохом призналась, что уже забыла, как роскошны и вместе с тем удобны комнаты в доме ее отца.

Впрочем, в детстве она редко жила в Лондоне, в основном проводя время в загородных поместьях герцога. И теперь девушка с нетерпением ждала новой встречи со столь дорогими ей местами.

Между тем Ханна и домоправительница, затянутая в шуршащее платье из черного шелка, громко обсуждали, какие вещи понадобятся Сирилле в первую очередь.

— Нет никакой необходимости ехать в Айлингтон, мисс Ханна, — уверяла домоправительница. — Ночную рубашку для ее светлости я найду, а завтра можно послать в магазин за необходимыми вещами.

— Благодарю вас, миссис Кингдом, — вежливо отозвалась Хана.

Как только домоправительница удалилась, Сирилла обратилась к служанке:

— Я завтра составлю список того, что нужно привезти из старого дома, Ханна.

— Там нет ничего такого, что вам нужно, миледи, — отрезала служанка.

— Ну что ты! — возразила Сирилла. — А картины?

— Да забудьте вы об этих картинах! — в сердцах воскликнула Ханна. — Они приносят несчастье и больше ничего…«Будь моя воля, я вообще бы их сожгла!

— Ханна! — не веря своим ушам, вскричала Сирилла. — Ты никогда раньше этого не говорила…

— А что толку? Все равно никто бы меня не послушал, — резонно возразила пожилая женщина. — И все же именно благодаря картинам этот человек вошел в жизнь вашей матери, из-за картин вы чуть не умерли с голоду, из-за картин маркиз Фейн постучался в вашу дверь!

Я не говорила тебе еще о двух картинах, Ханна, — робко начала Сирилла. — Франс Винтак как-то изготовил подделки, используя меня в качестве модели, и отнес торговцу картинами, который продал их принцу Уэльскому. Наверняка Его Высочество поразился, увидев, что на картинах двух разных художников, один из которых к тому же жил на полтора века позже другого, изображена одна и та же модель…

— Другого я от него и не ожидала! — презрительно фыркнула Ханна. — Ну, слава богу, все это позади, и чем скорее вы об этом забудете, тем лучше. Должна признаться, прошедшие восемь лет были для меня суровым испытанием. Как подумаю, чего лишилась ваша мать, сбежав из дому, да и вас лишила, так просто сердце в груди переворачивается!..

— Ты всегда была очень добра к нам, милая Ханна, — нежно произнесла Сирилла, — и теперь, когда я знаю, чего тебе это стоило, я ценю твою самоотверженность еще больше. Ради тебя я тоже рада, что все уже позади!

— Так и есть, миледи! — энергично тряхнула головой служанка. — Мы больше никогда не вернемся в Айлингтон, и я не желаю ничего слушать о его светлости. Вы не хуже меня знаете, что милорд это не одобрит…

— Папа и в самом деле не слишком лестно отозвался о маркизе, — призналась Сирилла вполголоса.

— И имел для этого все основания, — убежденно произнесла Ханна.

Но когда маркиз впервые пришел к нам в дом, ты ничего плохого о нем не говорила, — с мягким упреком напомнила Сирилла.

— Я думала, он хочет нам помочь, — возразила служанка. — Ну, хватит об этом. Вы легко отделались, миледи, вот» что я вам скажу!

Пока Ханна готовила Сирилле ванну и гладила платье, поскольку другого у девушки не было и к обеду ей предстояло выйти в нем же, Сирилла подошла к окну и стала смотреть на серые крыши.

Сумерки уже сгустились. Небо стало серо-стальным. Вглядываясь в пейзаж за окном, Сирилла вдруг почувствовала жгучее желание снова увидеть маркиза, услышать его звучный, красивый голос. Ей представился сад, о котором он говорил, и домик, где они были бы вдвоем…