Стояние в Вере - Митрополит (Снычев) Иоанн - Страница 36

— Простите, Владыко, это не совсем так, не сам митрополит, а Вам известно это через епископа Василия.

— Да, а почему Вы знаете?

— Мы знаем это со слов епископа Василия. Митрополит Петр сказал, что “понимает”, а не принимает Вас. А сам митрополит Петр ничего Вам не писал.

— Так ведь у нас с ним сообщения нет! — сказал митрополит Сергий.

— Так зачем же Вы, Владыко, говорите, что сам митр. Петр признал Вас?

— Ну, а чего же тут особенного, что мы поминаем власть? — сказал митр. Сергий.

— Раз мы ее признали, мы за нее и молимся. Молились же за царя за Нерона и других?

— А за антихриста можно молиться? — спросили мы.

— Нет, нельзя.

— А вы ручаетесь, что это не антихристова власть?

— Ручаюсь. Антихрист должен быть три с половиной года, а тут уже десять лет прошло.

— А дух-то ведь антихристов, не исповедующий Христа во плоти пришедшего?

— Этот дух всегда был со времени Христа до наших дней. Какой же это антихрист, я его не узнаю!

— Простите, Владыко, Вы его “не узнаете” — так может сказать только старец. А так как есть возможность, что это антихрист, то мы и не молимся. Кроме того, с религиозной точки зрения наши правители — не власть.

— Как так не власть?

— Властью называется иерархия, когда не только мне кто-то подчинен, а я и сам подчиняюсь выше меня стоящему и т.д., и все это восходит к Богу, как источнику всякой власти!

— Ну, это тонкая философия!

— Чистые сердцем это просто чувствуют; если же рассуждать, то нужно рассуждать тонко, т. к. вопрос новый, глубокий, сложный, подлежащий соборному обсуждению, а не такому упрощенному пониманию, какое даете Вы.

— А молитва за ссыльных и в тюрьмах находящихся исключена потому, что из этого делали политическую демонстрацию.

— А когда, Владыко, будет отменена девятая заповедь блаженства, ведь ее тоже можно рассматривать как демонстрацию?

— Она не будет отменена, это часть литургии!

— Так и молитва за ссыльных тоже часть литургии!

— Мое имя должно возноситься для того, чтобы отличить православных от “борисовщины”, которые митр. Петра поминают, а меня не признают.

— А известно Вам, Владыко, что Ваше имя теперь в обновленческих церквах произносится?

— Так это только прием!

— Так ведь “борисовщина” — это тоже прием!

— Ну а вот Синод-то чем вам не нравится?

— Мы его не признаем, не верим ему, а Вам пока еще верим. Ведь Вы Заместитель Местоблюстителя, а Синод лично при Вас вроде Вашего секретаря ведь?

— Нет, он орган соуправляющий.

— Без Синода Вы сами ничего не можете сделать?

— (После долгого нежелания отвечать): Ну да, без совещания с ним.

— Мы Вас просим о нашем деле ничего не докладывать Синоду. Мы ему не верим и его не признаем. Мы пришли лично к Вам.

— Чем же вам не нравится митрополит Серафим?

— Будто Вы, Владыко, не знаете?

— Это все клевета и сплетни.

— Мы пришли не спорить с Вами, а заявить от многих пославших нас, что мы не можем, наша религиозная совесть не позволяет нам признать тот курс, который Вы проводите. Остановитесь, ради Христа, остановитесь!

— Это ваша позиция называется исповедничеством. У вас ореол...

— А кем должен быть христианин?

— Есть исповедники, мученики, а есть дипломаты, кормчий, но всякая жертва принимается! Вспомните Киприана Карфагенского. — Вы спасаете Церковь? — Да, я спасаю Церковь!

— Церковь не нуждается в спасении, а Вы сами через нее спасаетесь.

— Ну да, конечно, с религиозной точки зрения бессмысленно сказать: “Я спасаю Церковь”, — но я говорю о внешнем положении Церкви. — А митрополит Иосиф?

— Вы его знаете только с одной стороны; нет, он категорически не может быть возвращен”. [121]

Как видим, в этой беседе проявились два совершенно противоположных взгляда на взаимоотношения Церкви и государства. Иосифляне считали невозможным не только внешнее, правовое, но и вообще всякое сближение с советской властью, предполагая допустимость и обязательность такой связи только с властью религиозной, корнями восходящей к Богу. Но такой взгляд представлял собой слишком узко-национальное понимание христианства и подменял идеи Вселенской Церкви идеей православно-русского государства, что ни в коей мере не согласовывалось с учением Христовым о Царствии Божием. Несомненно, такое воззрение сформировалось под воздействием ложно понятых писаний С. Нилуса и эсхатологических веяний иоаннитов, проповедовавших близкий конец света и утверждавших, что с уничтожением монархии наступит гибель Православия. Поэтому иосифляне так упорно отождествляли советскую власть с властью антихриста.

Митр. же Сергий, рассматривая церковную жизнь во всем объеме, полагал, что для Церкви полезнее сохранить свое внешнее положение среди богоборческого государства, иначе оно ее задушит. В беседе с иосифлянами он ни на йоту не поколебался в этом своем убеждении, хотя его противники и угрожали ему отходом. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя правильно оценил, что отпадение отдельной части церковного организма будет менее болезненным, нежели раздробление всего организма Русской Церкви вследствие ее нелегального положения в богоборческом государстве.

Не достигнув никаких результатов, ленинградцы удалились. Через день, 14 декабря, митр. Сергий принял одного из делегатов и передал ему письменный ответ на шесть (из восьми) пунктов обращения к нему духовенства и мирян, составленного проф.-прот. Верюжским:

“1. Отказаться от курса церковной политики, который я считаю правильным и обязательным для христианина и отвечающим нуждам Церкви, было бы с моей стороны не только безрассудно, но и преступно.

2. Перемещение епископов — явление временное, обязанное своим происхождением в значительной мере тому обстоятельству, что отношение нашей церковной организации к гражданской власти до сих пор оставалось неясным. Согласен, что перемещение часто — удар, но не по Церкви, а по личным чувствам самого епископа и паствы. Но, принимая во внимание чрезвычайность положения и те усилия многих разорвать церковное тело тем или иным путем, и епископ, и паства должны пожертвовать своими личными чувствами во имя блага общецерковного.

3. Синод стоит на своем месте, как орган управляющий. Таким он был и при Патриархе, хотя тоже состоял из лиц приглашенных.

4. О митрополите Серафиме я не знаю ничего, кроме сплетен и беспредметной молвы. Для опорочения человека нужны факты, а не слухи. Не любят его за то, что он, имея некоторый кругозор, не остался при наших взглядах на наше государственное положение. А епископ Алексий допустил в прошлом ошибку, но имел мужество ее исправить. Притом, он понес та кое же изгнание, как и некоторые из его теперешних недоброжелателей.

5. Устройство епархиального управления и, в частности, положение викарных епископов соответствует положению, выработанному на Соборе 1917 — 1918 гг. Беда только в том, что, вследствие давнего отсутствия в Ленинграде епархиального архиерея и епархиального управления, эта инструкция позабыта, и викарные архиереи привыкли действовать независимо.

6. Устранено не моление за сущих в темницах и пленении (в ектени й оно осталось), а только то место, которым о. о. протодиаконы, в угоду известным настроениям, иногда злоупотребляли, превращая молитвенное возглашение в демонстрацию. Ведь не нужно забывать, что богослужение (литургия верных) у нас совершается не при закрытых дверях, как в древности, а публично, и потому подлежит правилам всяких публичных собраний. Моление же за власть является только естественным следствием нашего гражданского ее признания. Не поминали мы ее (Патриарх, впрочем, и сам поминал, и делараспоряжения о поминовении) только потому , что не решались открыто сказать, что мы ее признаем.” [122]

Ответ, как видим, был не в пользу просителей. И понятно, что делегаты возвращались глубоко разочарованными, с твердым намерением порвать молитвенно-каноническое общение с митр. Сергием. Им казалось, что терпеть далее такое насилие над Церковью невозможно. Срочно созвав совещание духовенства и мирян, они во главе с еп. Димитрием принялись искать законные основания для своего отхода. Для этого в первую очередь требовалось подвести действия митр. Сергия под какую-либо ересь. Но так как ничего, относящегося к ереси, им обнаружить не удалось, то они прибегли к субъективной оценке фактов. Обозначив новую политику митр. Сергия как его духовное падение, а следовательно, отпадение от Церкви, они нашли, что это дает им полное основание к отмежеванию на основании 15 правила Двукратного Собора.