Карма любви - Картленд Барбара - Страница 6

А препятствий оказалось немало.

Во-первых, утром нужно было суметь покинуть квартиру Чарльза.

Вечером после довольно продолжительного спора Орисса настояла на своем и легла на софе, предоставив Чарльзу его собственную кровать.

— Вы слишком велики для софы, — убеждала она, — а мне там будет очень удобно. Кроме того, я не могу раздеться, ведь мне больше нечего надеть!

В конце концов Чарльз сдался и отдал сестре несколько одеял из гагачьего пуха, презрительно заметив, что сам ими никогда не пользуется. Ей в таком мягком гнездышке было очень тепло, и выспалась она довольно неплохо.

К счастью, еще с вечера Чарльз велел денщику разбудить его в шесть часов, так как собирался прокатиться на лошади, прежде чем пойти в казарму.

Солдат крайне удивился, когда, войдя в гостиную, смежную со спальней господина, обнаружил Ориссу, свернувшуюся калачиком на софе.

— Докинс, — сказал ему Чарльз, — нам нужно вывести отсюда мою сестру так, чтобы ее никто не увидел.

— Это очень просто, сэр, — ответил Докинс. — Миледи может выйти через черный ход.

Немного помедлив и критически осмотрев вечернее платье Ориссы, Докинс заметил:

— Миледи, утро сегодня холодное.

— Что же дать вам надеть? — забеспокоился Чарльз, который совершенно забыл, что на сестре только вечернее платье.

Орисса беспомощно огляделась. Выход из трудного положения нашел Докинс.

Он снял с окна в гостиной одну из бархатных занавесок, срезал медные кольца, и у Ориссы оказался вполне приличный плащ.

— Я принесу ее обратно, миледи, тотчас же, как капитан отпустит меня. Мы обязаны беречь казенное имущество.

— Разумеется, — улыбнулась Орисса. — Я благодарна вам за находчивость.

Накинув поверх вечернего платья своеобразный бархатный плащ, Орисса больше не выглядела подозрительно, и что самое главное, ей было тепло.

Они решили, что Докинс наймет экипаж и поставит его у черного хода.

— Вы увидите, как мы подъедем, миледи, если будете следить за улицей из окна спальни, — объяснил Докинс Ориссе. — Тогда все, что вам нужно будет сделать, это побыстрее спуститься вниз по лестнице, там резко повернуть налево, и прямо перед вами окажется нужная дверь.

Орисса терпеливо ждала у окна, и хотя в столь ранний утренний час Докинс не сразу разыскал наемный экипаж, но в конце концов она увидела, как кеб подъехал к черному входу.

Попрощавшись с братом, она заторопилась вниз по ступеням.

Газовые фонари уже не горели, но утро занималось хмурым, так что на лестнице оказалось почти темно. И чтобы не споткнуться, девушка крепко держалась за перила.

Казалось, ничто не могло нарушить утреннюю тишину. Но едва она добралась до второго этажа, как одна из дверей открылась и оттуда вышел какой-то человек.

У Ориссы упало сердце: она узнала майора Мередита.

Возвращаться назад было слишком поздно, и единственное, что ей оставалось, это поспешить мимо, всей душой надеясь, что он не увидит ее лица.

Она не удержалась и сквозь полуопущенные ресницы быстро взглянула на него — ей показалось, что даже в полумраке она разглядела презрение в его глазах.

Она устремилась дальше и пробежала по следующему лестничному пролету так, словно ее преследовали все гончие ада.

Она безошибочно отыскала дверь черного хода, которую ей описал Докинс, и почувствовала себя в безопасности, лишь спрятавшись в глубине наемного кеба.

Чарльзу о произошедшем она ничего не сказала, очень уж ей не хотелось огорчать его в последние минуты, которые им осталось провести вместе.

Он обещал вечером навестить ее, но вместо этого прислал записку, где сообщал, что очень занят, но все складывается как нельзя лучше.

«Леди Кричли, — писал он, — в восторге, что миссис Лейн станет присматривать за ее внуком весь долгий путь до Индии».

Тем не менее на следующее утро Чарльз приехал. К тому времени Орисса упаковала вещи и сообщила своему отцу и мачехе, что уезжает.

Когда она вернулась после той ужасной ночи, ей показалось, что графиня выглядит слегка пристыженной, понимая, видимо, что, выставив Ориссу из ее родного дома, она зашла слишком далеко.

И отец и мачеха не сказали ни слова о том, что Орисса провела ночь вне дома, а когда приехал Чарльз, графиня заняла явно оборонительную позицию.

— Мне кажется, — обвиняюще сказала она, — хотя бы из вежливости стоило спросить разрешения у вашего отца, а также у меня, прежде чем отправлять Ориссу к ее дяде.

Чарльз с отвращением посмотрел на краснощекую толстуху, которая, увы, носила фамилию его отца.

— Совершенно очевидно, что она не может оставаться здесь и терпеть от вас такие унижения, какие ей пришлось пережить позавчера вечером, — ответил он.

— Я делала все, что могла, для вашей сестры! — гневно воскликнула графиня. — Если она вздумала рассказывать обо мне небылицы, то уверяю вас, в ее вымыслах нет ни капли правды!

Чарльз не удостоил ее ответом, и графиня воинственно продолжала:

— Я намерена предотвратить отъезд Ориссы. Вы не ее опекун, ее отец жив, и, если он велит ей остаться, ей придется послушаться.

— Будьте уверены в одном, — твердо проговорил Чарльз, — я не позволю Ориссе задерживаться под этим кровом ни одного дня, независимо от того, что вы скажете или сделаете.

Оставив графиню, он пошел искать отца и нашел его в малой гостиной в дальней части дома, где тот сидел наедине с бутылкой.

Час был ранний, и граф пока был еще сравнительно трезв — когда они прощались, Орисса ясно почувствовала: ему искренне жаль расставаться с ней.

То ли из-за этого, то ли потому, что он стыдился поведения своей жены, но он так расщедрился, что дал Ориссе пять фунтов. Их она приняла с огромной благодарностью.

Накануне вместе с запиской Чарльз прислал ей двадцать фунтов, и она, хотя и сомневалась в правильности своего поступка, все же потратила несколько фунтов на ткани, чтобы в дороге сшить себе новые платья.

Она купила несколько отрезов очень недорогого, но хорошенького муслина. Она понимала, что не может приехать в Индию в том, что у нее было, и, уж конечно, ей не хотелось смущать дядю потрепанным видом своего гардероба.

Полковник Гобарт слыл человеком состоятельным, и Орисса, уверенная в его щедрости, не сомневалась — раз она поселится в его доме, у нее будет достаточно денег, чтобы обновить свой гардероб. Но пока она стыдилась своей ветхой одежды.

Все, что она носила, было сшито ее руками, кроме одного вечернего платья, приобретенного полгода тому назад. Первый туалет, купленный после двух— или трехлетнего перерыва.

Как удивительно много, думала она, можно сделать с несколькими ярдами лент и кружев, если только искусно владеть иголкой!

Получив отцовский подарок, она не пожалела о том, что была чуточку расточительна, покупая то немногое, что ей приглянулось.

Теперь ей будет чем заняться на борту корабля, а яркий муслин как нельзя лучше подходил для индийской жары.

Ее дорожная одежда — шерстяное платье цвета индиго и такой же плащ — была сильно изношена. Орисса опасалась, что люди станут обращать на это внимание, — она не понимала, что любой взглянувший на нее увидит только живость ее глаз, радость ее улыбки и великолепную магнолиевую белизну ее кожи.

— Берегите себя, — прощаясь, попросил Чарльз.

Со ступенек вокзала она последний раз помахала ему рукой и, повернувшись, пошла вслед за носильщиком, который катил тележку с ее багажом.

Проводив взглядом сестру, Чарльз приказал вознице:

— Теперь в Веллингтонские казармы.

Когда кеб тронулся, Чарльз стал думать о себе и мечтать о предстоящем ему вскоре путешествии.

Только на борту корабля Орисса сообразила, что не удосужилась напомнить брату о необходимости послать телеграмму дяде сразу после отплытия корабля.

Они сочли разумным повременить с отправкой телеграммы, пока Орисса действительно не покинет Англию, на случай если вдруг полковник Гобарт посоветует отложить поездку или вовсе станет возражать против приезда племянницы.