Долг воина - МакКенна Джульет Энн - Страница 39

Как Гленнар, сурово подумал я.

— Значит, ты поставишь деньги, чтобы поддержать меня, а?

— Я не игрок, ты же знаешь. — Фил покачал головой. — Как любой разумный солдат, я рискую только тогда, когда этого нельзя избежать.

Мы выпили свои кубки до дна, жажда хватала нас за горло.

— Я думал, у тебя в рукаве припрятано больше трюков, — заметил Фил, снова наполняя кубки сильно разбавленным вином. — Ты что ж, ничему не научился на тех проклятых богом островах там, на юге?

— Ты не отступишься, верно? — засмеялся я.

— Одного из наших продают в рабство, увозят в Архипелаг, где, как говорят даже честные торговцы, болезнь забирает трех человек за каждых двух, убитых алдабрешцами. Он сбегает оттуда при помощи магов, а потом вдруг оказывается на другой стороне океана и раскапывает исчезнувшую колонию Немита Последнего, не тронутую временем! — Фил посмотрел на меня с притворным скептицизмом. — Ты ведь не думаешь, что я это проглочу, а? Что на самом деле случилось?

Я испустил долгий вздох, соображая, как лучше ответить.

— Меня арестовали в Релшазе после недоразумения с одним торговцем.

— И эти никчемные горожане еще утверждают, что их законы не хуже наших, — съязвил Фил.

Я пожал плечами. Вообще-то торговец имел все основания возразить Темару, когда последний, завладев моей головой и руками, пытался украсть тот злосчастный браслет.

— Должно быть, Рэпонин смотрел в другую сторону. Какой-то злой рок склонил весы так, что меня купил алдабрешский воевода, который искал личного раба для своей младшей жены. — Этим злым роком были эльетиммы, но я не собирался объяснять это Филу. — Я служил ей чуть меньше сезона, а когда появилась возможность, вскочил на корабль и отправился на север.

Эту возможность предоставил мне сам воевода за ту услугу, что я ему оказал, разоблачив предательство еще одной из его жен — злобной стервы, одураченной тем проклятым эльетиммом.

— Корабль привез меня в Хадрумал, и там уже Верховный маг вовлек меня в свои поиски Келларина. — Я снова пожал плечами. — После этого я просто заботился об интересах сьера. — Который, нисколько не испытывая угрызений совести, пожертвовал мною ради блага Имени.

Фил откинулся на чей-то плащ, висевший на крючке.

— И что за служба требовалась жене воеводы? — спросил он с доморощенным цинизмом конюшенного двора.

Я засмеялся.

— О, ты наслушался сказок, Фил. — Как я сам и каждый второй человек в Тормалине. Архипелагом правят злобные дикари, которые утоляют кровавую похоть и вожделение в жестоких и распутных оргиях. Грубо напечатанные дешевые книжки с жуткими картинками периодически обходят фехтовальные школы. Те, кто умеет читать, развлекают своих товарищей щекочущими нервы подробностями. Когда один особенно мерзкий экземпляр обнаружился во время инспекции ректора, предшественник Фила бросил в костер каждый кусочек бумаги в казармах.

— Ну? — поторопил меня Фил. — Давай! Половина наших парней считала, что ты приплывешь трупом с летними штормами, а остальные думали, что ты будешь легче на два яйца, если мы снова увидим тебя живым!

— К счастью, в этом поколении евнухи вышли из моды.

Фил рассмеялся, приняв мои слова за шутку. Я наклонился к нему и тихо проговорил:

— Фил, ты не слышал и половины правды.

— Мастер ректор? — Крик от дальней двери спас меня от новых вопросов. Это был эконом школы с толстым гроссбухом под мышкой.

— Долг зовет, — застонал Фил. — Но я вырву из тебя правду, Раш, даже если придется тебя напоить. — Он погрозил мне пальцем.

— Можешь купить бренди, чтобы отпраздновать завтра мой успех, — предложил я.

Захохотав, Фил ушел.

— Да, мастер эконом, чем могу помочь?

Я неторопливо вышел вслед за ним, щурясь от яркого солнца. Несколько парней сидели в пыли, играя в руны старым деревянным комплектом, выброшенным каким-то солдатом. Я больше люблю Белого Ворона. Мне никогда так не везло в руны, как Ливак. Впрочем, она сама творит свое везенье, если нужно. Я пошел мимо длинных казарм с низкими крышами и узкими окнами, пробивавшийся в них скудный свет падал на тесно стоявшие внутри койки. Усыпальница находилась в дальнем конце территории школы — маленькое круглое здание все из того же бледного песчаника со старомодной конической крышей, покрытой охровой черепицей, которая от старости поросла лишайником.

Я вошел внутрь и чихнул — висящий в воздухе дым курений, как всегда, подействовал. Шею древнего изваяния Острина украшала свежая праздничная гирлянда, и в чаше перед постаментом серел пепел не от одной палочки благовоний, недавно сожженных в мольбе. Фил серьезнее относился к своим обязанностям жреца, чем Серлал, ректор фехтования в начальные дни моего обучения. Тот оставлял это место пыли и паутине, которые превращали в старца молодого Острина, держащего в одной руке посох из остролиста, в другой — кувшин.

Я посмотрел на статую, вырезанную в гладком, мягком сером камне. К большой радости моего отца, мне так и не удалось понять, что это за камень. Впрочем, сейчас это не имело значения. У воинов есть много причин любить Острина. Как гласят легенды, этот бог гостеприимства всегда награждал верных слуг и даже брался за оружие, чтобы защитить почтенный народ, когда его притесняли недостойные. А когда дело доходит до кровопролития, мы можем просить у этого бога милости исцеления. Хотя в наше время я бы предпочел обратиться к Высшему Искусству, дерзко подумал я.

Взяв благовоние, кремень и огниво из ящика в постаменте, я зажег подношение в память об Айтене. Я не сумел привезти назад его тело, чтобы сжечь на погребальном костре позади этой маленькой усыпальницы. Я даже не вернулся с его пеплом, очищенным в каком-то далеком костре, чтобы присоединить его урну к остальным, которые сомкнутыми рядами тянутся вдоль изгибающихся стен, — безмолвное напоминание о тех мужчинах, что погибли на службе Д'Олбриота и теперь отдыхают в Ином мире. Я даже не привез обратно его меч или кинжал, чтобы положить в один из пыльных сундуков, спрятанных за алтарем. Но у меня был его амулет, зашитый в пояс, залог серьезности наших клятв. Когда-нибудь я положу его сюда, решил я, когда отомщу, когда эльетиммы собственной кровью выплатят мне весь долг, со всеми набежавшими процентами. Острин, Дастеннин и всякий другой бог, кому интересно слушать, могут быть моими свидетелями: пока я дышу, эльетиммы не завладеют Келларином.

Заботится ли Острин о Ляо Шек, жене воеводы? Я улыбнулся. Что боги думают о тех, кто никогда их не признавал? Но Ляо заботилась обо мне, хоть и руководствуясь при этом своими, странными, обычаями. Нет, Фил не слышал и половины правды о жизни в Архипелаге. Я не могу говорить за каждого воеводу, но Шек Кул — не просто варвар. Проницательный человек, он прошел трудный путь в опасном мире непостоянных союзов и вооруженного перемирия. Он способен на страшную жестокость, я видел это, когда он казнил свою заблудшую жену, но по звездам Архипелага это было правосудие. Остальные его жены — не пустые украшения для его дома и не безропотные игрушки для его похоти и садизма, но умные женщины, которые управляют работниками и слугами и ведут больше торговли, чем сьеры многих незначительных Домов.

А значит, все, что нам рассказывали, все, чему мы до сих пор верили, — это ложь. Но убеждать в этом собравшихся воинов Тор-малина так же бессмысленно, как бросать вызов Дастеннину в пасти шторма. Фил и еще несколько человек могли бы прислушаться, если б я преподнес им парочку новых истин вместе с краткой любовной историей, которая подтвердит, что жители Архипелага не зря слывут знатоками эротики. Да, алдабрешские женщины берут много мужчин, помимо мужей, в свою постель, но это их собственный выбор, а не повеление жестокого властелина. Однако я не собирался осквернять память о моих интимных отношениях с Ляо, раскрывая все подробности похотливому взгляду.

Я улыбнулся. В следующий раз, когда мы с матерью пойдем в усыпальницу Халкарион, чтобы полировать урну моей сестры Китрии, я зажгу еще одно благовоние в надежде, что Лунная Дева посмотрит благосклонно на малышку Ляо.