Человек, который разговаривал с ангелами - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 4

— Еще друг называется… — пробормотал Дима, нависая надо мной грозно, как нечистая совесть. — Зря пили!

Желания повторять эксперимент на следующий вечер у нас не возникло. Все-таки нам было не по двадцать лет, и свое здоровье мы оценивали трезво даже с похмелья. Я выпил с Димкой кофе и пошел домой.

И лишь через пару месяцев, когда судьба свела нас на какой-то конференции, Дима мимоходом сказал:

— А я, кстати, шесть с половиной часов записал…

— Чего? — даже и не сразу понял я.

— Как чего? Языка, на котором Яхве разговаривал с ангелами.

— И кто тот страдалец, который тебя записывал? — спросил я. — Или тебе хватило совести девушку заставить дежурить при пьяном теле?

— Андрюша, — насмешливо сказал Дима, — ты крепко отстал от жизни. Все диктофоны давным-давно имеют функцию автовключения на звук. А стоят, между прочим, сущие копейки.

— А, диктофон купил… — сообразил я. — Последовал, значит, совету профессора…

— Плеер на самом-то деле. Но он еще и диктофон. И радио ловит. Нет, прогресс, что ни говори…

И Дима оседлал своего любимого конька. Мы поговорили о прогрессе, о светлом будущем, когда любая кофемолка сможет поддержать с тобой утреннюю беседу, потом я спохватился:

— Ну так что запись-то?

— Отдал нашему великому лингвисту. Он колупается помаленьку. Говорит, что увлекательнейшее занятие, что, когда он это опубликует, — весь мир ахнет.

— Пусть нобелевкой не забудет поделиться… — сказал я.

— Нет, серьезно. Знаешь, что он говорит? Что если разобраться в структуре, то это будет самый простой и понятный в мире язык. Его сможет выучить человек любой национальности за несколько дней. Представляешь? Эсперанто отдыхает! Хотя, конечно, английский так просто не сдастся…

— Все равно люди будут учить китайский, — сказал я.

И жизнь снова развела нас на несколько месяцев.

Если бы я тогда знал, к чему все это может привести! Нет, если бы только догадывался…

Хотя что бы я сделал? Пришел к профессору с дубиной и треснул по башке, чтобы у него оттуда и русский язык вылетел? Увы, не в моей ангельской натуре. Познакомил старикана с молодой девицей, увлекающейся лингвистикой? Это, конечно, тоже хорошо от работы отвлекает, но таким ловким интриганом я никогда не был. За что и страдаю, кстати…

Профессор позвонил мне ровно через год после первого визита.

— Здравствуйте, Андрей…

В общем-то у меня плохая память на голоса, но профессора я узнал сразу.

— Здравствуйте, Пётр Семёнович…

— Я думаю, вам с вашим другом стоит зайти ко мне, — сказал профессор.

— Когда?

— Сегодня. Лучше не откладывать, знаете ли…

У меня часто забухало сердце.

— Вы что… серьезно… разобрались? Выучили этот язык?

— Да.

Нет, он сказал иначе. Не «да», а что-то совсем другое. Только это было именно «да».

— Мы сейчас приедем, — пробормотал я. И кинулся звонить Кабайлову…

Честно говоря, я сам ничуть не волновался и почти ни на что не надеялся. Если бы мне предложили пари, то я поставил бы десять против одного, что профессор ничего не расшифровал и сдался. Ну не в человеческих это силах!

Хотя, конечно, робкая, слабая надежда у меня все-таки была. Просто потому, что очень хочется верить в чудеса.

Профессор сам открыл нам. Был он торжественен и задумчив. Смотрел на нас как-то… странно. И это меня насторожило.

— Чай? — спросил профессор. — Или чего-нибудь покрепче?

— Чай, — попросил Дима. — И не томите, ради бога!

Профессор кивнул, стал возиться с чайником, согнувшись над столом знаком вопроса. Этот вопрос из него прямо-таки лучился.

— Вы что-то хотите спросить? — не выдержал я;

— Скажите, а она была высокая? — спросил профессор, не оборачиваясь.

— Кто «она»? — спросил я, просто чтобы выиграть время.

— Вавилонская башня.

Дима вздохнул и ответил:

— Да нет, конечно. Метров девяносто в высоту. Это и не башня-то была, а здание. Университет. И никаких богоборческих настроений там не было, это же смешно даже помыслить! Кафедра теологии, кафедра потопопознания, кафедра языковедения… ну, если нашими терминами излагать.

— Так зачем вы ее сломали? — завопил профессор, поворачиваясь.

Мы с Димой переглянулись.

— И не надо валять дурочку! — продолжал бушевать Гольянов. — Я изучил этот язык! Я перевел ваш монолог! Я знаю, кто вы такие!

— Только не нервничайте, умоляю! — воскликнул Дима. — Вы немолодой человек…

— А вы? — вопросом ответил профессор. — Молодой ли? Человек ли?

Дима нервно заерзал на табурете. Покосился на меня. Я пришел ему на помощь:

— Профессор, не будем ворошить дела давно минувших дней. Вы же видите — мы самые обычные. Две руки, две ноги, никаких крыльев…

— Но вы ангелы! — наконец-то решился высказать свое обвинение профессор.

— Бывшие, — смущенно сказал Дима.

— Падшие, — уточнил я.

— И вы разрушили Вавилон! Мирный процветающий город, колыбель науки и культуры. Исторический памятник. Еще и возвели на него напраслину в веках!

— Профессор, профессор! — Дима протестующе замахал руками. — Давайте уточним. Мы его не разрушили. Мы просто перемешали языки и заставили людей развиваться дальше. Ну чего хорошего было в том, что все население Земли… народа-то было — как в одном московском районе… собралось в одной долине и принялось славить Бога? Думаете, он для этого вас создавал? Было сказано раз — плодитесь, размножайтесь. Было сказано два — хлеб свой в поте лица добывайте… Но нет же. Все знали, что Бог есть. Все общались с ангелами. Прогресс, по сути, отсутствовал. Ну… нам велели…

— Кто?

— Он, конечно! — удивился Дима. — Мы отправились… приняли человеческий облик… смешали языки…

— Немного перестарались, — признался я.

— Немного? — возмутился профессор. — Я же говорю: я перевел слова вашего друга!

И он заговорил. Речь его текла легко и плавно, каждое слово следовало из предыдущего и порождало новое. Я не мог понять ни одного слова в отдельности, но смысл, смысл всего сказанного огненными буквами впечатывался в мой мозг. Дима жмурился от удовольствия, временами шепча: «Как давно я не слышал этой музыки…».

— Вам было сказано: смешать языки! — ругался профессор. — Семь языков! По числу континентов, плюс один для евреев, чтобы чувствовали себя избранными! А вы сколько натворили?

— Ну, континенты большие, нам показалось как-то неудобно, не творчески… — промямлил я.

— А евреи сами попросили: «Дайте два!», — отбивался Дима.

— И вообще, мы хотели ограничиться сотней-другой… — добавил я. — Но было так интересно… решили, пусть каждый говорит по-своему…

— Потом мы поняли, что сами забыли ангельский… — признался Дима. — И, следовательно, не можем вернуться обратно в свой эфирный облик… Я знал половину языков мира, он — вторую… Но ангельский мы забыли. Как и люди.

Профессор схватился за голову. Пробормотал:

— Какой кошмар. Я разговариваю с ангелами!

— С падшими, — утешил я его. — С падшими, раскаявшимися, тысячелетиями суровой жизни искупившими свою вину.

— Профессор, вы — вся наша надежда! — пылко сказал Кабайлов. — Мы-то язык помним. Но говорить уже на нем не умеем.

— А вы научились, — я не сдержался и подпустил лести: — Вы такой умный! Научите и нас… обратно!

— Да что значит ваш язык по сравнению с теми немыслимыми возможностями, что открылись перед человечеством! — завопил профессор.

— Какими еще возможностями? — заинтересовался Дима. — Я всецело за прогресс, если что!

— Факт вашего существования доказывает то, что Бог есть! — изрек профессор.

— Ну, это он тому доказывает, кто и без того верит, — отмахнулся Дима. — Мы же, простите, никаких чудес сотворить не можем.

— Вы могли бы открыть нам тайны человеческой истории! Вы же, наверное, были в разных местах?

— Так мы просто жили, — Дима развел руками. — Мы специально ничего не искали. От сражений держались подальше. Да и было это все так давно…