Фонограф-свидетель - Картер Ник - Страница 4

– Вот так, – грозно произнес затем Рудольф, – сиди здесь и не смей вскакивать с места, иначе я тебе покажу, где раки зимуют! Не доводи меня до крайности, иначе я забуду, что ты моя сестра и убью тебя на месте!

– Вы изверги, и ты, и Макс, и Оливетта! Вы дьяволы! Вы не знаете ни жалости, ни сострадания! У вас нет никакой совести! Я не понимаю, как у меня могут быть такие братья и такая сестра!

– Тем не менее, это факт, – рассмеялся Рудольф, – остается только пожалеть, что Оливетта не мужчина. Правда, она изо всех сил старается уподобиться мужчине и достаточно энергична, чтобы вступить в состязание хотя бы с целой дюжиной мужчин.

Молчание продолжалось несколько секунд, потом Ник Картер снова услышал голос Рудольфа:

– Вчера вечером Оливетта в шутку нарядилась в костюм Макса, и когда она приклеила еще и усы, то они стали похожи друг на друга, как две капли воды. Странно что я так мало похож на них.

– Молчи, – прервала его Наталья, – ты приводишь меня в бешенство, и я способна, глядя на тебя, проклинать собственную мать!

Затем она вдруг проговорила совершенно изменившимся голосом:

– Рудольф. Прошу тебя, принеси мне стакан воды.

На этом кончался валик.

– Экая досада! – воскликнул сыщик, – как жаль, что нельзя дослушать всю их беседу до конца.

– Погодите, – возразил Файрфильд с улыбкой, – Наталья сумела поставить второй валик, на котором и запечатлелось продолжение беседы.

– Вот как? – изумился Ник Картер, засмеявшись, – теперь понимаю, почему она попросила Рудольфа принести ей воды. Ну что ж, пустите его в ход, очень интересно знать, что будет дальше.

Снова послышался голос Натальи:

– Благодарю тебя. Где ты пропадал так долго?

– Меня задержала Оливетта, она спрашивала, о чем мы с тобой беседуем, – проворчал Рудольф, – на чем, бишь, мы остановились?

– Мы говорили об отце и о матери.

– Мать умерла при твоем рождении, больше тебе о ней знать ничего не нужно. Когда она скончалась, Максу, Оливетте и мне было всего шесть лет. А теперь я спрашиваю тебя в последний раз: сделаешь ли ты то, что мы требуем?

– Нет! Раз и навсегда повторяю, нет!

– Если так, то заявляю тебе, что тебе осталось жить один только день, понимаешь ли ты, один единственный день!

– Твоя угроза меня не пугает. Я уже привыкла к мысли о смерти и больше не боюсь ее, – ответила Наталья, – мало того: мне, правда, тяжело умирать в столь юные годы, но я мирюсь с этой необходимостью, так как только таким образом я могу освободиться от вас. Я умру в сознании, что вы напрасно совершите убийство, так как мое богатство, которое ослепило вас и превратило вас в преступников, никогда не попадет в ваши руки.

– Жестоко ошибаешься! Оно до последнего цента перейдет к нам!

– Смотрите, не промахнитесь! Конечно если вы, в довершение всего, убьете отца и составите подложное завещание.

Послышался насмешливый хохот. Затем Рудольф ответил:

– Черт возьми, ты умнее, чем я думал. Стало быть, ты уже догадалась? Само собою разумеется, отец будет укокошен также, как и ты. Письмо, которое вызывает его сюда, уже находится в дороге. Он получит его либо сегодня вечером, либо завтра утром, ну, а затем – впрочем, тебе не надо знать всего. Довольно тебе и того, что я уже сказал.

– Почему? Ведь я так или иначе не смогу ему передать ваших замыслов?

– Так-то оно так, хотя бы уже потому, что он увидит тебя только мертвой!

– Рудольф! Если в твоем сердце осталась хоть одна искра сострадания, то разреши мне один только еще раз увидеться с отцом, – взмолилась Наталья.

– Этому не бывать! – грубо оборвал Рудольф, – он увидит лишь твой труп, а спустя час по прибытии он тоже должен будет отправиться на тот свет!

Рыдания несчастной девушки были прерваны стуком в дверь, и Рудольф произнес:

– Я оставлю тебя одну на четверть часа. Если ты за это время пожелаешь покончить с собой, то ничего не имею против этого. Вон на том столе находятся морфий, синильная кислота и опий. На каждой бутылочке имеется соответствующая этикетка, можешь выбирать по собственному вкусу. Будь рассудительна и кончай с этим делом. Этим ты избавишь нас от неприятной работы убивать тебя.

Затем Ник Картер расслышал, как Рудольф с громким хохотом встал со стула, вышел и с треском захлопнул за собой дверь.

Как только он ушел, снова заговорила Наталья.

– Ты слышал все, мститель мой. Я с нетерпением ждала момента, когда мои убийцы заявят мне о своих преступных намерениях. Рудольф, таким образом, сознался во всем, и я молю Бога, чтобы этого сознания было достаточно для предания его, Макса и Оливетты законной каре. Жизнь дивно хороша! Теперь, когда часы мои сочтены, я снова хочу жить! Отец, мой дорогой отец! Тебя они тоже убьют, заставят умереть с мыслью, что я была недостойной дочерью.

После некоторого молчания снова раздался несколько повышенный голос несчастной девушки:

– Я должна умереть раньше моего отца! Там, на том свете, я буду ожидать его, там я встречу его, там он узнает всю правду! Там, где нет козней и коварства, я снова буду его дочерью. Слышишь ли ты меня, мститель мой? Я обречена на смерть, но я знаю, что Господь Бог снова сведет меня с отцом! Но, вот и этот валик кончился. Прощай навеки, мститель мой!

– Теперь, собственно говоря, остается прослушать еще один только валик, так как десятый и одиннадцатый не сообщают ничего интересного, – сказал Файрфильд, переставляя опять валики фонографа, – дело в том, что после этого Наталью уже больше не оставляли одну.

– Ничего не значит, – заявил сыщик, – я все-таки хотел бы прослушать все три валика.

– Как угодно, мистер Картер, – ответил Файрфильд, – впрочем, на десятом валике, действительно, имеется интересное замечание. Итак, слушайте.

Он привел фонограф в движение и снова послышался голос Натальи:

– Слава Богу, они ушли из комнаты. Надеюсь, они оставят меня в покое хотя бы на некоторое время. Очевидно, они теперь будут наблюдать за мной очень зорко. Давеча они чуть не застали меня за фонографом, а этого не должно быть, так как они уничтожат валики и никогда никто не узнает о совершенном ими ужасном преступлении. Вот они опять возвращаются. Все четверо: Макс, Рудольф, Оливетта и та девушка, которую они зовут Дианой. Они не хотят говорить мне, кто она такая. Я теперь закрою фонограф, но не остановлю его.

Ник Картер расслышал шорох платка, набрасываемого на фонограф; затем он услышал, как Наталья отодвинула стул и встала.

По-видимому, перечисленные Натальей четыре лица вошли в комнату, и сыщик дальше ничего не понял, а слышал только неясный говор.

Когда Файрфильд вставил одиннадцатый валик, Ник Картер расслышал следующее:

– Час тому назад мне удалось достать огнестрельное оружие. Рудольф находился у меня в комнате и сторожил. Должно быть, прошлую ночь он совсем не спал, так как глаза у него то и дело смыкались, и он только с трудом сидел на стуле. Затем несколько раз зевнув, он заснул. Я сейчас же вынула ключи из его кармана и вышла из комнаты. Но я не посмела сойти по лестнице в нижний этаж, так как слышала голоса в комнате рядом с передней. Да и все равно я не смогла бы выйти из дома, так как между лестницей и входной дверью приделана железная решетка. Я прокралась в одну из комнат, дверь которой была открыта. Я увидела, что в этой комнате живет Макс. Я нашла там заряженный револьвер, который и взяла с собой. Кроме того я взяла железную шкатулку, в которой, насколько мне известно, Макс хранить важные документы. Я принесла ее в свою комнату, обвязала ее веревочкой и повесила за плюшевую портьеру окна моей спальни. Это окно никогда не открывается. Там шкатулка может провисеть незамеченной целые годы. Затем я положила ключи обратно в карман Рудольфа и...

На этом кончался валик.

– И это все? – спросил Ник Картер.

– Есть еще двенадцатый, последний валик, – ответил Файрфильд.

– Вставьте его поскорее. Откровенно говоря, эта история действует на нервы.

Когда валик пришел в движение, сыщик услышал пронзительный крик Натальи: