Черный призрак - Лосев Владимир - Страница 24

Ох и гадость!!!

Я, как мог, пытался ее выплюнуть, но профессор крепко зажимал мне рот. Пришлось глотать, иначе задохнулся бы. Жидкость пронеслась по трахее и попала в желудок.

Господи! Как ты немилосерден!!!

Сначала обожгло, потом проснулась адская боль, прокатилась по моему телу… и неожиданно исчезла. Даже не поверил. Какое-то время лежал, недоуменно прислушиваясь к внутренним ощущениям.

Точно, боль ушла, а вместе с ней и дрожь, потом и пот на коже высох, словно его и не было никогда. Мне вдруг стало так хорошо, как не бывает никогда в обычной жизни.

Я потряс немного головой, чтобы поставить мозги на место, и сел, облокотившись на стол. Поза мне показалась удобной.

— Ну вот… — с удовлетворением проговорил Сергей Сергеевич с мягкой улыбкой. — Многое знали и умели наши предки. Подобное — подобным, и результат не заставил себя ждать. А правители нам сухой закон пытались привить, тогда как наши тела без алкоголя и сала существовать не могут. Холодно же. Процессы в теле идут другие, чем в жарких странах…

— Чукчи не пили, пока с русскими не повстречались. — Голос у меня был хриплым, слова как-то неприятно сглатывались. — А жили намного севернее, и ничего, выживали прекрасно.

— Это так, — покивал профессор. — Да только срок их жизни составлял всего сорок лет, и, думаю, как раз из-за отсутствия живительной влаги, поднимающей мертвецов из могил. В данном случае это я о вас, молодой человек. Могли спокойно умереть без моего эликсира. Уже не шевелились, говорить не могли, а теперь вот даже спорить пытаетесь.

— С тех пор как в северных краях появилась водка, чукчи живут еще меньше.

— Теперь они умирают от алкоголизма, а не от старости, что возможно, не так уж плохо. — Сергей Сергеевич добавил из фляжки в большую алюминиевую кастрюлю воды и покрошил в нее копченое мясо, выглядевшее не очень аппетитно.

Разговор нисколько ему не мешал готовить. Рядом с кастрюлей, казалось, прямо из воздуха появился чайник и гневно зафыркал паром, требуя что-то с ним сделать. Профессор бросил в него горсть черного чаю, покрошил туда же какой-то травки и поставил обратно на печку, подальше от открытого огня.

Почистил картошку, нарезал зелень, и все без остановки, словно не прошагал вместе со мной огромное расстояние по лесу — этого человека не брала усталость:

— Женщины у них стали жить дольше, а этот факт никто не замечает…

— Сие не от употребления алкоголя, — важно заметил я.

Интересно, почему с этим человеком начинаю использовать какие-то архаичные выражения? Может, действительно потому, что ощущаю в нем какую-то древность, что-то от величественно-степенных господ с кадров старой хроники, держащихся прямо? Так сейчас никто уже не умеет, и дело не только в осанке, а, похоже, в чем-то еще, идущем изнутри, возможно, в благородстве и уважении к собеседнику.

— Это могло произойти при переходе от кочевого образа жизни к оседлому. Улучшение питания и медицинского обслуживания сыграли свою роль, теперь им не нужно получать столь необходимый им витамин С, жуя сырую печень убитого белого медведя.

— Вы меня убедили, юноша, алкоголь — это чрезвычайно плохо, — согласился профессор. — Вам больше не наливать?

— Как это не наливать? — Я задумался, проверил свое тело. Желудок словно облизнулся. Тогда я понял: выпить мне хочется, потому что на меня снова навалилась усталость, а мышцы стали мелко и болезненно подрагивать. Это была совсем обычная дрожь и уже не пугала. — Я не чукча, а русский и точно знаю, что мне без вашего эликсира не выжить. Лучше умереть пьяным, чем трезвым от яда шершней!

— Это правда. Сейчас покушаем, поэтому напиток еще нужен нам для стимуляции выделения желудочного сока. — Сергей Сергеевич быстро разлил суп по алюминиевым плошкам, нарезал крупными кусками черный хлеб, по консистенции больше походивший на хорошо вымешенную глину, и налил в кружки самогону. Причем налил, не жадничая, почти до краев. — Также алкоголь необходим для того, чтобы завтра проснуться отдохнувшими, способными на новый переход, который, кстати, прошу заметить, будет чуть меньше. Вздрогнули?

— Используете просторечные народные выражения, а еще профессор, — осудил его я, потом зажмурился, зажал пальцами нос, чтобы случайно запах сивухи не попал мне в нос, и выпил в четыре крупных глотка всю четырехсотграммовую кружку. После этого начал быстро хлебать супчик, понимая, что уже через пять минут стану на это неспособен. Мне и двести граммов водки много, а тут четыреста, да еще крепостью гораздо выше. — А суп вкусный. Мне нравится, похоже чем-то на то, что однажды ел в китайском ресторанчике, уже не помню, как называлось блюдо, то ли крик тигра, то ли его стон…

Суп действительно понравился, несмотря на то что половину тарелки выхлебал только для того, чтобы забить вкус мерзкого пойла, и только со второй половины начал замечать вкус. В этой странной бурой жидкости наблюдалось множество всего — какие-то травки, дым, картошка, лук и, возможно, немного чеснока… Но, несмотря на это, мой желудок воспринимал его с восторгом и благодарностью.

И с каждой съеденной ложкой я быстро и катастрофически пьянел.

— В этих местах трудно поддерживать разговор литературным языком. — Сергей Сергеевич не спеша выпил, закусил половинкой нарезанной луковицы, обмакнув ее в крупную соль, и только после этого, откусив хлеб, погрузил ложку в жидкость. — Что поделаешь, на меня весьма отрицательно повлияла ссылка. С каким только людом не приходилось общаться! От неграмотной охраны до уголовников, которые ничуть не лучше вертухаев.

— Это интересно. — Я доел суп и лег на лавку, чувствуя, как избушка начинает вращаться перед глазами. И зачем столько выпил? Завтра мне точно будет плохо. Наверное, так же, как было. Или еще хуже? А может, и помру… ночью… во сне. — Расскажите… очень любопытно.

Я начал проваливаться в темноту, наполненную стылым ветром, пустотой и гулкой тишиной, в которой каждый звук приобретает свое истинное звучание, потому что ни с каким другим не смешивается.

— Эк вас разморило, молодой человек, — недовольно вздохнул профессор. — Вот так всегда: только найдешь интересного собеседника, как он внезапно пьянеет и становится неспособен поддерживать приятный разговор. А вроде и выпили немного, всего лишь профилактическую дозу от болезней и усталости. Видимо, действительно в этот раз крепковатый эликсир у меня получился, а может, это шершни так на вас повлияли. Действительно, страшновато, да и жало у них острое и длинное…

Перед моими глазами плескалась ночь, она выползала из окна, а там, на черной поверхности озера, плавали яркие звезды, многие тонули, исчезали в стылой глубине…

Ночь, озеро, свеча догорела… и погасла, оставив после себя в воздухе мягкий медовый запах.

ГЛАВА 4

Утром я с трудом разлепил ресницы. Ощущение было таким, словно их ночью кто-то основательно промазал клеем. Когда с огромным усилием удалось их все-таки приподнять, то все равно ничего не смог увидеть. Передо мной кружилась мутная хмарь, переливаясь яркими, немного смазанными цветами. Именно хмарь. Не знаю, что это такое, но точно именно она плавилась перед моими глазами, превращаясь в нечто совсем несуразное, названия которому нет.

— Выпейте, юноша, и вам станет легче, — толкнула меня в бок чья-то твердая рука, и кто-то знакомым, очень гулким голосом, слышавшимся откуда-то издалека, из неизвестной дали, где хмарь сливалась с горизонтом, добавил: — После этого вам удастся проснуться, а существование покажется более приятным.

О мои зубы простучал край кружки, и я, не смея противиться, глотнул холодного чая, отдающего травами, мятой и душицей. Я чувствовал каждый глоток, который скользил по воспаленному горлу, пробираясь к стонущему желудку. А потом все поплыло, лавка закачалась, и мне… действительно стало легче.

Я сел. По-прежнему окружающее виделось сквозь мутную пелену.

— Что с вами, юноша? — тревожно спросил профессор, вглядываясь в мое лицо. Я тоже его видел как нечто темное с искрящимися глазами — раньше не замечал, что они у него светятся. Наверно, это видно только в бледной хмари. — А… теперь вижу.