Приключения Эмиля из Леннеберги - Линдгрен Астрид - Страница 12

Но это было потом, а сейчас вернемся к тому, что произошло в этом самом Виммербю во время ярмарки, когда Эмиль был еще маленьким.

Каждый год в последний день октября в Виммербю бывала ярмарка. И в этот день с утра до ночи в городке царило необычайное оживление. Все крестьяне из Леннеберги и других деревень округа съезжались сюда — кто продать быка, кто купить телку, кто поменять лошадь, а кто просто потолкаться в толпе — людей посмотреть и себя показать. Девицы искали себе женихов, молодые люди — невест, некоторые приезжали в Виммербю лишь для того, чтобы поесть конфет, поплясать, подраться, повеселиться. Одним словом, кто зачем.

Как-то раз мама Эмиля спросила Лину: может ли она перечислить все праздники в году?

— Конечно, — ответила Лина. — Рождество, Пасха и ярмарка в Виммербю!

Теперь-то ты понимаешь, почему 31 октября в Виммербю съезжалось так много народу?

Часов в пять утра, когда на дворе была еще темень, хоть глаз выколи, Альфред выкатил из сарая большую коляску, запряг лошадей, и все жители Катхульта отправились в путь. И папа, и мама, и Альфред, и Лина, и сестренка Ида, и сам Эмиль. Дома оставалась только Крюсе-Майя приглядеть за скотиной.

— Бедная Крюсе-Майя, тебе небось тоже хочется на ярмарку? — спросил ее Альфред. Он, как известно, был добрый малый.

— Вот еще! — возмутилась старуха. — Я пока с ума не сошла. Говорят, сегодня на землю упадет большая комета, а я хочу умереть у себя дома, в Леннеберге, а не Бог знает где!

Ты, наверно, и понятия не имеешь, что это за штука — комета? Да и я сама толком не знаю, но, кажется, это обломок бывшей звезды, который куда-то летит в космосе. Все жители Смоланда до ужаса боялись, что какая-нибудь заблудшая комета ни с того ни с сего врежется в нашу Землю, разобьет ее вдребезги и на этом кончится жизнь. Об этом было много всяких разговоров. Даже в местной газетенке писали, что, по полученным сведениям, комету ждут 31 октября.

— Надо же, чтоб эта комета прилетела как раз в день ярмарки в Виммербю! — с досадой сказала Лина. — Будем надеяться, что она заявится только к вечеру и мы успеем повеселиться и купить что надо!

Она счастливо улыбалась и все подталкивала локтем Альфреда, который сидел рядом с ней на заднем сиденье коляски. Видно, Лина много чего ждала от этого дня.

На переднем сиденье расположились мама Эмиля с сестренкой Идой на коленях и папа Эмиля с Эмилем на коленях. А теперь догадайся, кто держал вожжи? Ну конечно, Эмиль! Я забыла сказать, что правил Эмиль, как настоящий возница. Альфред, отличный конюх, научил его всем премудростям обхождения с лошадьми, и Эмиль оказался таким способным учеником, что быстро превзошел своего учителя.

И вот теперь Эмиль, сидя на коленях у папы, лихо правил парой запряженных в коляску коней, а править парой — дело не простое! Да, этот мальчик умел держать вожжи в руках!

Всю ночь напролет лил дождь. Густая мгла черной пеленой нависла над Леннебергой. Да что там над Леннебергой, над всем Смоландом! Небо над деревьями еще не посветлело, и лес темной сырой стеной стоял по обе стороны дороги, по которой они катили на ярмарку. Все обитатели Катхульта были в прекрасном настроении, и обе лошади, Маркус и Юлан, неслись такой размашистой рысью, что фонтаны брызг из-под колес вздымались выше головы сидевших в коляске.

Правда, Юлан была не очень-то рада поездке в Виммербю, она была стара и дряхла и охотнее всего стояла бы сейчас в конюшне на хуторе. Эмиль давно уже приставал к папе, чтобы тот купил нового коня, под стать Маркусу, и вот сегодня эта покупка могла состояться — ведь они ехали на ярмарку! Во всяком случае, Эмиль на это надеялся.

— Ты небось думаешь, что у нас денег куры не клюют, — сказал ему папа. — Нет, старушке Юлан придется еще поскрипеть годика два-три, никуда не денешься.

И старушка Юлан скрипела из последних сил. Она бойко трусила вниз по склону холма, и Эмиль, который очень любил старую клячу, запел, чтобы ее подбодрить, песенку, которая Юлан очень нравилась:

Наконец они приехали в Виммербю. Было еще рано, и коляску удалось поставить совсем недалеко от сенного базара, где продавали всякую живность. Потом все разошлись по своим делам. Мама Эмиля, взяв за руку сестренку Иду, отправилась покупать новую синюю тетрадку, а заодно продать яйца и шерсть, которые она привезла с собой из дома. Лине тут же захотелось пойти с Альфредом в кондитерскую пить кофе, и, как Альфред ни сопротивлялся, она своего добилась. А Альфреду куда больше хотелось отправиться вместе с Эмилем и его папой на сенной базар.

Вот ты, наверно, ни разу не был на ярмарке в Виммербю и не знаешь, как выглядит в такой день сенной базар. А ведь это там продают и покупают коров и лошадей. Когда папа с Эмилем еще только подходили к сенному базару, им уже издали было видно, что торговля в полном разгаре. Эмиль так и рвался в самую гущу толпы, а папа не спеша двинулся за ним, хоть и не собирался ничего покупать. Он хотел только поглядеть, кто что продает, да, может, прицениться, если что приглянется.

— Не забудьте, — крикнула им вдогонку мама Эмиля, — ровно в полдень мы приглашены на обед к фру Петрель! Не забудьте!

Не прошло и пяти минут, как Эмиль увидел коня, от которого не мог оторвать глаз. Вот это был конь так конь! У Эмиля даже дух захватило и сердце забилось, как пойманная птичка. Каурая кобыла-трехлетка. Она стояла у коновязи и так ласково глядела на Эмиля, словно только о том и мечтала, чтобы он ее купил. И Эмиль захотел ее купить, так захотел, как еще не хотел ничего в жизни! Он оглянулся, ища глазами отца, чтобы схватить его за руку, начать просить, ныть, канючить — одним словом, найти способ уговорить его купить эту лошадь. Но вот невезенье! Отец как сквозь землю провалился. Он словно растворился в толпе крестьян, которые громко спорили, уговаривали друг друга, торговались и кричали, оглаживая лошадей и коров. А те топтались на месте, били копытами землю, ржали, мычали.

"Вот всегда так! — с горечью подумал Эмиль. — Какой смысл его брать с собой! Не успеешь отвернуться, как его и след простыл".

А времени ждать не было. Каурая красавица уже приглянулась одному солидному торговцу лошадьми из Молила.

— Сколько просишь? — спросил Эмиль у хозяина лошади, невзрачного мужичонки из Туны.

— Триста крон, — ответил тот.

У Эмиля даже заныло в животе, когда он услышал эту цену. Вырвать у папы триста крон — такая же безнадежная затея, как высечь их из скалы.

"Попытка — не пытка!" — подумал все же Эмиль. Ты ведь знаешь, какой он был упорный. Во всей Леннеберге, да что Леннеберге, во всем Смоланде второго такого не сыскать. И Эмиль, не мешкая, ринулся в самую толчею, надеясь найти отца. Он рыскал в толпе, вне себя от волнения, бросался то к одному крестьянину, то к другому, когда спина издали казалась ему похожей на спину отца. Но всякий раз он ошибался: на него удивленно глядели чужие люди.

Эмиль был в отчаянии. Но не подумай, пожалуйста, что он пал духом и сдался. Ничего подобного! Наоборот!

Посреди рыночной площади была врыта высоченная мачта с флагом. В один миг Эмиль взобрался на нее, под самый флаг, чтобы его все видели, и заорал во все горло:

— Эй, люди! Поглядите на меня! У меня пропал отец! Сверху Эмилю было видно, что его крик услышали — словно волна пробежала по толпе. Кто-то опрометью бросился к мачте, и, представь себе, это был не кто иной, как папа Эмиля.

Антон Свенсон стряхнул своего сына с верхушки мачты, как стряхивают яблоко с яблони, и вцепился пальцами ему в ухо.