Авиатор - Колфер Йон - Страница 30

Мама и папа берут его с собой на Хук-Хед, чтобы запустить бумажного змея… Рассказы короля Николаса об американской Гражданской войне и о том, почему он в ней участвовал… Лицо Бонвилана с глумливой ухмылкой… Отто Маларки, страх смерти в его темных глазах.

Слишком много. Слишком много.

Конор стиснул зубы и до тех пор представлял себе, что летит, пока дрожь не унялась.

Спустя несколько часов Пайк ударом сапога загнал Линуса Винтера в камеру. Конор в этот момент как раз заканчивал со своей первой за день едой.

— Я поставил вашу порцию на плоский камень у окна, — сообщил он американцу. — Это самое теплое место здесь. Садитесь, я принесу.

Винтер с нетерпеливым восклицанием устремился прямо к плоскому камню.

— Не нужно. Я знаю, где миска. Я здесь уже почти год, юный Конор. — Наклонившись, он принялся ощупывать воздух, пока не нашел миску. — Спасибо, ты очень внимателен.

Винтер уселся на свою койку и подцепил кусок хрящеватого мяса, с которого капал жир.

— О господи, это не похоже на «Савой»,[74] верно? Я как-то останавливался там в восемьдесят девятом. Изумительно! Всюду электричество, в каждом номере ванна. И туалеты. Во сне вижу эти туалеты!

— У нас на Большом Соленом электрическое освещение с восемьдесят седьмого, — сказал Конор. — Король Николас говорит, что нужно перенимать все новое. — Лицо у него вытянулось. — Король Николас говорил…

Винтер молчал, пытаясь хорошенько разжевать кусок жирного мяса, который в противном случае мог бы задушить его на пути к желудку. Наконец с этим было покончено.

— Ну что, юный Финн, мы так и будем весь вечер говорить о туалетах или ты расскажешь мне о своих приключениях в колоколе?

— Я сохранил Маларки жизнь, — ответил Конор. — Но я одержал над ним верх, и он понимает, что я могу сделать это снова. И что в следующий раз я не стану держать язык за зубами. Посмотрим, как долго после этого он будет оставаться главой «Убойных баранов».

Винтер замер, не донеся до рта очередной кусок истекающего жиром мяса.

— Черт с ним, с колоколом, мальчик. Если бы я мог посмотреть на тебя с восхищением, я бы так и сделал. Ник был прав насчет тебя.

— Ник? Король Николас? Вы знали короля?

— Мы встречались в Миссури. Он был в корпусе воздухоплавателей. Фактически он один и представлял собой корпус. Буксировал два обветшалых, наполненных горячим воздухом аэростата с одного места сражения на другое. Наши пути пересеклись в Питерсберге[75] в шестьдесят пятом. От меня тогда было мало толку, поскольку к тому времени юный Джесси Джеймс уже выколол мне глаза. Ника генералы тоже едва терпели; так и завязалась наша дружба. Он научил меня вязать узлы и наполнять балластные мешки. Даже брал с собой летать несколько раз. Я понятия не имел, что он королевских кровей, — он, конечно, тоже.

Конор всегда быстро соображал.

— Это не может быть случайным совпадением — что вы здесь.

Винтер, прислушиваясь к чему-то, склонил голову набок.

— Нет, Конор, это не совпадение. Ник послал меня сюда шпионить.

— Вы шпион? Зачем же вы говорите мне об этом? Я могу оказаться кем угодно. Скажем, другим шпионом, посланным, чтобы найти вас.

— Можешь, но не являешься. Я слышал о тебе от Виктора Вигни. Он посещал меня несколько дней назад и должен был передать мои новости королю. Предлог — я украл у него что-то. Вот такие шпионские игры. — Винтер вытянул руку и длинными пальцами нащупал плечо Конора. — Король Николас относился к тебе как к сыну. Виктор говорил, что ты его величайшая надежда на будущее. Ты не шпион.

Конора охватила печаль. Он тоже воспринимал короля почти как второго отца.

Внезапно у него мелькнула ужасная мысль.

— Но теперь, мистер Винтер, вы стали таким же пленником здесь, как и все мы.

Винтер вздохнул.

— Похоже на то. Вряд ли я могу сообщить мистеру Биллтоу, что на самом деле я профессиональный шпион, выдающий себя за бродячего музыканта.

— Наверное, нет. За кем вы шпионили?

И снова Линус Винтер внимательно прислушался, прежде чем ответить.

— За маршалом Бонвиланом. Николас подозревал его в измене и в особенности во всем, что касалось Малого Соленого. Бонвилан заправлял тут, словно это был его личный лагерь рабов. Тюремные реформы производились, только когда Николас или его представители приезжали сюда. Королю нужен был свой человек внутри, а кто может лучше шпионить за обожающим музыку начальником тюрьмы, чем слепой музыкант? Никто не заподозрит человека, неспособного шпионить, в том, что он шпион.

— Понимаю, — сказал Конор.

Винтер усмехнулся.

— Правда? И как тебе все это кажется?

Конор улыбнулся, впервые за эти дни. Улыбка была еле заметной и мимолетной.

— Не думаю, что я мог бы пройти через такое, мистер Винтер. Для этого я недостаточно силен.

— Чепуха! Сегодня ты продемонстрировал и мужество, и изобретательность. Тот, кто смог одержать верх над этим скотиной Маларки, конечно, найдет в себе силы выжить на Малом Соленом.

Конор кивнул. Да, некоторые люди оказывались в худших ситуациях. Он, по крайней мере, молод, и сила на его стороне.

— Скажите, мистер Винтер, как вы начали заниматься вашим делом?

— Какое дело ты имеешь в виду? — с невинным видом спросил Винтер.

— Шпионское, конечно.

Винтер изобразил убедительную гримасу ужаса.

— Шпион? Я? Но, мой глупый мальчик, я слей, а это все равно что туп и ненамного лучше, чем покойник. Ну разве что меня можно посадить за пианино в офисе начальника тюрьмы, а он будет заниматься своими делами, как будто меня там и нет.

— Но теперь вам и докладывать некому?

— Совершенно верно. Какое-то время назад по требованию Николаса меня временно освободили, чтобы я сыграл в его оркестре. Тогда я ему и докладывал в первый раз. То же самое должно было произойти завтра. Подозреваю, что этот отчет, равно как и все последующие, я никому представить не смогу.

Конор внезапно почувствовал свое родство с высоким американцем.

— Значит, мы с вами заодно.

— Пока один из нас не освободится. И когда я говорю «освободится», я имею в виду в специфическом смысле Малого Соленого. Время от времени какой-нибудь заключенный исчезает, и охранники сообщают нам, что он освободился.

— То есть мертв.

— Полагаю, да. Убийство — самый быстрый способ предотвращения перенаселенности в таких местах. Молюсь, чтобы нам обоим повезло никогда не «освободиться».

— Повезло? — удивился Конор. — Странное слово вы употребили.

Винтер погрозил ему похожим на тростник пальцем.

— Вовсе нет. Мы оба — цивилизованные, одинаково мыслящие люди. Только представь себе, кого мы могли заполучить в качестве сокамерников.

В памяти Конора вспыхнуло лицо Маларки, его характер, сформированный полной насилия жизнью.

— Вы правы, мистер Винтер. Нам действительно повезло.

Винтер поднял воображаемый стакан с шампанским.

— Твое здоровье.

— Ваше здоровье. — Конор повторил его жест.

Сама камера была выдержана в спартанском духе — немногим больше, чем просто яма в толще острова. Высоко в стене имелось одно-единственное окно размером с почтовый ящик. Сквозь него проникал слабый, бледный свет, способный разгонять мрак на расстоянии не больше метра.

Стены были умело вырублены в скале и фактически не нуждались в штукатурке, и хотя когда-то она была наложена, но давным-давно осыпалась, и на стыках во множестве разрослись самые разные грибки и плесень. Конор оценивал размеры камеры как три с половиной на четыре метра. Вряд ли достаточно для двух высоких мужчин, чтобы чувствовать себя комфортно. С другой стороны, не отсутствие комфорта было тут проблемой.

Лежа на жесткой койке тем вечером, Конор думал о своих родных. В конце концов эти мысли стали столь мучительны, что с его губ сорвался негромкий, полный боли крик.