Russendisko. Рассказы - Каминер Владимир - Страница 15

Кассовый успех обеим картинам обеспечен. Людей, падких на такие фильмы, предостаточно. Например, в Америке. А вчера это подтвердила моя знакомая, бывшая актриса, а теперь служащая берлинской фирмы «Русский секс по телефону». Иногда ей звонят и немцы. Вот недавно позвонил один дедушка. «Русский телефонный секс? — спросил он. — Отлично! Только, пожалуйста, без всех этих „о! какой ты сладкий!“ и „я уже снимаю трусики“. Мне этого дерьма не надо! Слушай внимательно: у нас 1943 год, минное поле под Сталинградом. Холод собачий, воздух пахнет порохом. Вдали слышна канонада. Тебя зовут Клава, ты толстая, белобрысая, лежишь на снегу. На тебе только сапоги и пилотка. Я, в форме штурмбанфюрера СС, набрасываюсь на тебя. Поехали!!!»

Перевод Н. Клименюка

Как я был актером

Надо помочь немецкому кинопроизводству, думали мы. Вместе мы — сила: режиссер Анно, женщина-мумия, «влюбленный Шекспир», частный детектив из «Кролика Роджера», болгарский фокусник, двести статистов и я — все, кто участвует в съемках «Сталинграда».

В пять утра мы собираемся на Фербеллинер Платц, оттуда нас автобусами везут в Крампниц, в штаб Хрущева. Хрущева я знаю, это комик из фильма про кролика Роджера. Он в полном одиночестве сидит в холле на табуретке и скучает. Я подхожу к нему: «How are you? Как поживает кролик Роджер?» Ассистентка режиссера тут же изгоняет меня из помещения. Статисты не имеют права обращаться с вопросами к звездам. Что за бред! Делать сегодня нечего, человек сорок статистов, в основном русские, бесцельно слоняются по съемочной площадке. Снимают любовную сцену, объясняют они мне. Уже третью за эту неделю. Все уже поняли: этот фильм вовсе не про войну. Танки и самолеты — всего лишь декорация запутанной любовной истории — женщина-мумия по имени Таня любит снайпера Василия, а спит с «влюбленным Шекспиром», причем именно тогда, когда бои становятся особенно ожесточенными. В это время Кролик Роджер томится от одиночества. Он тоже любит Таню и постоянно бранит Сталина, как будто тот виноват, что Роджер одинок.

Я чуть не пропустил завтрак. С шести утра на столах — яичница с ветчиной, бутерброды, чай и кофе. Довольные статисты устраиваются поудобнее — ждать придется долго. Как правило, русские участвуют в съемках всей семьей. Мужчины сражаются, женщины изображают секретарш в штабе Хрущева, дети просто болтаются под ногами.

Прежде чем приступить к съемке любовной сцены, штаб подвергают бомбардировке. В Сталинграде так принято. В это время я должен спрятаться за большой буфет и бояться. Буфет, старинный и очень ценный, до отказа набит пакетами с лавровым листом советского производства. В данном контексте «лавровый лист» совершенно лишен смысла, но дама-декоратор русского языка не знает. Главное — по-русски написано.

Бомбят с применением изощренных технологий: один техник трясет буфет, другой посыпает меня пылью. Ассистентка режиссера недовольна. «Вы плохо боитесь, — заявляет она, — представьте себе — это последний день вашей жизни. Убедительнее! Вы что, не можете принять соответствующее выражение лица?» — «По-вашему, за тринадцать марок в час я должен еще и кривляться? — протестую я. — Хватит и того, что я сижу, весь в пыли, за этим лавровым шкафом. Пусть Кролик Роджер кривляется». Разгорается производственный конфликт. В конце концов меня переводят к другим статистам, которые играют в карты снаружи.

Любовную сцену снимают сквозь палатку, как в театре теней. Рядом с палаткой мы, солдаты, режемся в карты. Болгарский фокусник показывает карточные трюки и рассказывает, как правительство ФРГ выкупило его из болгарской тюрьмы за 35 тысяч марок. С точки зрения болгарина, отличная сделка. «Деньги на ветер», — возражает его немецкий коллега. Подходит ассистентка режиссера и спрашивает, не согласится ли кто-нибудь за дополнительные 250 марок обнажить в кадре задницу — нужна попа русского солдата крупным планом. Русские и болгарин отказались, а немец согласился. И вот уже его снимают без штанов двумя камерами — в трех измерениях. Дескать, дикие у русских нравы: пока женщина-мумия и «влюбленный Шекспир» погружаются в палатке в пучину страсти, картежники развлекаются на свой манер. Проигравший должен, пукнув, погасить сразу пять свечек. Предполагается, что тридцать солдат веселятся при этом до упаду, но все почему-то только стесняются.

Перевод Н. Клименюка

В окопах Сталинграда

«Хотел бы я сыграть немецкого офицера», — говорит Гриша, набивая рот черной икрой. Гриша — единственный русский актер, получивший приличную роль в фильме о Сталинграде «Враг у ворот». Он играет советского политрука и получает десять тысяч за три дня съемок.

Гриша — человек мудрый. «Немцы одни с этим фильмом не справятся. Мы должны им помочь». Мы сидим в штабе Хрущева, съемки только что закончились. Вчера снимали «русских офицеров за завтраком». Дама-декоратор украсила стол дорогой рыбой, черной икрой в огромных количествах, другими деликатесами и отыскала где-то пятьдесят бутылок старого советского шампанского. Съесть и выпить все это актерам, однако, не разрешили. Потом — следующая сцена: «русские позавтракали». Рыбу и икру раскидали и размазали по столу — будто здесь пробежали дикие кабаны. Сверху все великолепие полили шампанским, чтобы даже дуракам было понятно: вот варвары устроили среди войны оргию.

Мы с Гришей стоим у стола и тихонечко угощаемся, пока все добро не выбросили в помойку. «Надо помочь немцам, — продолжает Гриша свою речь, — ведь не зря они так позорно проиграли войну. На дворе февраль, а на улице светит солнце — плюс 14. Полвека назад под Сталинградом было минус 24, солдатам, одетым не по погоде, приходилось несладко. Это же было практически самоубийство…» Внезапно мой друг закашлялся. Он опять подавился бородавкой Хрущева. У голливудского актера Боба Хоскинса, исполняющего роль генерала Хрущева, постоянно отваливаются фальшивые бородавки. Лицо у него очень подвижное, каждый час его маску восстанавливают несколько гримеров. При этом они постоянно сверяют бородавки по толстой американской книге про Хрущева, в которой подробно описаны все особенности лица будущего генсека.

«Жаль, что шампанское все время выливают, — переживал Гриша. — Хотя чего уж тут, американцы шампанского вообще не пьют, они предпочитают пиво». — «Русские тоже любят пиво», — заметил я. «Русские вообще пьют все, что угодно, их и уговаривать не надо», — продолжал Гриша. Тем временем я уже натрескался хрущевским завтраком до отвала. «Оставим ложную скромность, нельзя допустить, чтобы добро пропало. Это наш долг перед предками, которые штурмовали Сталинград, — агитировал меня политработник Гриша. — Все эти съемки — сплошное расточительство. Это их главный принцип. Завтра купят все по новой и опять выбросят».

«Знаешь, зачем вообще этот фильм снимают?» — спросил я его. «Как это — зачем? Ясное дело — по глупости», — немедленно ответил Гриша. «А вот и нет, — возразил я ему — Из чистого злорадства. Для западной цивилизации такое поведение архитипично». — «Надо рассказать об этом американским коллегам», — загорелся Григорий. «Кстати, а как по-английски „злорадство“?» — «Не знаю, надо посмотреть в словаре». Среди прочего реквизита нам удалось откопать немецко-английский словарь. Оказалось, что и по-английски, и по-немецки злорадство называется совершенно одинаково — злорадство.

Перевод Н. Клименюка