Хлеб и снег - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 15

— А… — сказала Таня, — понятно.

Синица клевала, ни на что не обращая внимания, похватает-похватает от одного кусочка, перелетает на другой. А «синиц» всё приглядывался, вертелся, нырял по веткам, как будто выискивал опасность.

Сзади подошёл старый Алёнин дед и тоже стал смотреть.

— Не клюёт, — сердито сказала Алёна, — совсем с ума сошёл!

— Вот чудилка! — покачал головой дед. — Ешь ты! Ешь!.. Оно веселей будет!

«Синиц» побоялся-побоялся и тоже стал клевать. Что синичка бросит, то он доклёвывает.

— Вот и ладно! — сказал дед.

— Конечно, хорошо! — согласилась Алёна. — Правда, Тань?

Вдруг синичка улетела. «Синиц» увидел это — надо и ему лететь. А сала жалко!.. Заторопился-заторопился сала наклеваться. Потом — скок, ф-р-р… И всё!..

— Бояки! — сказала Алёна.

— А и ты бы удрала без задних ног! — сказал дед.

— Я?!

— Если б синицей была.

И тут девочки тоже увидели: под дерево, ни снежинки не стронув с места, словно по воздуху, вышел, как выплыл, Алёнин кот Котя. Он был пушистый, а морда такая умильная, что сразу становилось ясно: синичкам лучше с ним не знакомиться.

Котя тронул когтем чёрный ствол и, задрав голову, стал смотреть, как под лёгким ветерком покачивается на ветвях белое сало.

Минутку так посмотрел — наверное, и принюхался, — потом подобрал все четыре лапы одна к другой, напружинился и длинным медленным прыжком вскочил на первый сук. Котя умел делать всё так красиво и так внимательно следил за каждым своим шагом, словно всё время выступал на сцене перед публикой. Вот и сейчас он не просто схватил сало, а сперва ударил его два раза когтистой мягкой лапкой и уж потом только, ловко подцепив, отправил в рот.

Но едва Котя легонько повёл мордой, нитка натянулась, и сало, выскользнув из его зубастой пасти, опять стало маятником болтаться под веткой. Котя очень удивился, морда у него стала глупая-глупая и растерянная. Он заторопился, как неопытный жонглёр, уронивший на сцене мячик, быстро и некрасиво схватил сало. Но тут же опять выпустил: очень уж удивительно ему было, что кто-то тянул добычу прямо изо рта. Глупый кот не мог понять, что воевал с простой ниткой!

На яблоне висело много заманчивых кубиков. Котя приноравливался к ним и так и эдак, раскачивался на самых тонких веточках, влезал чуть не на макушку, висел вниз головой. Всё напрасно! Добыча была совсем рядом и в то же время не давалась рассерженному и растерянному Коте.

В комнату вошла Алёнина мать. Посмеялась со всеми над котом и сказала:

— Собирайтесь, я картошечку пожарила.

— Сейчас, — сказала Алёна. — Котька слезет, и пойдём.

Из другой комнаты слышался перезвяк тарелок и вилок, громко пахло картошкой с луком. Алёнина мать крикнула:

— Долго он там сидеть будет?

— Сейчас, — сказала Алёна, — посидит-посидит и слезет.

— Не слезет, — возразил дед, — ему гордость не позволит.

— Ничего, позволит! — сказала Алёна. — Ещё как позволит! Не таким позволяла! А синичкиного сала ему не видать… Пусть помёрзнет задаром, а то очень важный стал, да, дед?

— Я долго буду повторять? — крикнула мама. — Дед, а ну-ка веди их сюда!

Но дед не пошёл, и Таня не пошла, и Алёна, потому что как раз в это время Котя исхитрился: он схватил сало в рот и затряс, затряс мордой, словно ему дали отведать перцу. Нитка не выдержала — лопнула. Но Котя не успел съесть сало — оно упало в снег. Тем же манером Котя оборвал вторую нитку — опять уронил добычу. Третий раз — и в третий то же! Просто какое-то заколдованное против кошек сало. Наверное, Котя это понял. И тогда он как сумасшедший начал метаться по яблоне и один за другим обрывать её необыкновенные плоды. Котя уже не думал о еде. Теперь для него главным было охота, удача. И отомстить!

— Ах ты пострел эдакий! — закричала Алёна. — Пакостник! Ни себе, ни птицам!..

Она собралась выбежать во двор. Но дед крепко взял её за плечо.

— Нет уж, — сказал он, — нечестно будет! Раз исхитрился, победил — пусть пирует!

— Нет не пусть! — Алёна вырвалась из дедовой руки. — Пойду и прогоню!

— Да погоди уж! — сказал дед. — Видно, и без тебя обойдётся.

По двору бегал огромный вислоухий Джек. Для людей он был не страшен, но с кошками разговаривал очень коротко. Котя это знал прекрасно. Он замер, затаился на дереве. Однако Джек его сразу заметил: у собак на кошачье племя нюх особый. Он подбежал к яблоне, залаял как-то с привыванием, встал на задние лапы, а передние опёр о ствол — чуть ли сам не полез на яблоню, так ему хотелось Котьку добыть! А кот ошалело метнулся вверх по веткам, но не рассчитал, позабыл, что на макушке растут лишь хрупкие прутики. И не удержался, полетел вверх тормашками, пересчитывая боками сучья, полетел прямо в собачью пасть.

— Мамочки! — закричала Алёна.

А у Тани от страху сердце оборвалось. Но в самом почти низу Котя сумел зацепиться лапой за ветку, повис, раскачиваясь. Хвост его болтался прямо у Джековой пасти. Эта картина так и врезалась Тане в память. А ведь всё произошло за какую-то очень короткую секундочку. Потому что Котя тут же подтянулся на ветке — ловко, пружинисто, как акробат, — пробежал вверх по стволу, уселся в безопасной развилке и стал смотреть, как Джек всё ещё скачет и с лаем хватает лязгающими зубами куски морозного темнеющего воздуха.

— Ух ты! — Таня едва перевела дух. — Бедный Котька!

— Теперь он долго его не выпустит, — усмехнулся дед.

Таня удивлённо посмотрела на деда.

— Как же ты смеяться можешь?! — закричала Алёна. — Дед! Надо отогнать Джека!

— Сами разберутся, — сказал дед, глянул ещё раз в сад и пошёл есть картошку.

Девочки остались у окна.

— Он его всю ночь не отпустит! — сказала Алёна.

Хлопнула дверь. Это Алёнина мать ушла на ферму. Она была доярка.

— Идите! — крикнул дед. — Картошка-то замёрзнет.

— Дед, — сказала Алёна, — надо Котьке помочь.

— Они уже не маленькие, — ответил дед. — И кот и пёс. Сами с усами!

— С какими тебе усами? — рассердилась Алёна. — Они же звери. Мы должны их учить. И помогать!

— Нет, это людей надо учить. А их не надо. Они по своей науке сами всё знают. Вот Котька на дереве подрогнет — умней станет.

— А свалится?

— Котька? Ни боже мой! — Дед уколол вилкой картошку. — А свалится — туда ему и дорога! Значит, он по-звериному глупый. Сейчас мы его спасём, а в другой раз он ещё хуже попадётся… Нет уж, сам он должен своим звериным чутьём соображать!

— Вот какой же ты дед, — удивилась Алёна.

— Я-то вот дед. А кой-кто ещё и до третьего класса не дошёл. Значит, и надо меня слушать!.. Помогать-то ведь тоже следует с умом.

Девочки сели за картошку, к которой примёрз почерневший лук. Таня молчала, и Алёна молчала… И дед молчал — накалывал вилкой по одному кусочку картошки и отправлял в рот… Вдруг Таня сказала:

— Спасибо большое!.. Я домой пойду.

Алёна посмотрела на неё и тоже встала. Таня начала надевать пальто, шёпотом спросила:

— У тебя колбаса есть?

— Нету.

— А сало?

— Есть.

— Дай кусочек.

— А зачем?

— Надо… Увидишь!

Таня вышла на крыльцо. Уже совсем стемнело, и Джек был очень большой. Всё же она собралась с духом и позвала:

— Эй, Джек! Джек!

Пёс мотнул хвостом и подбежал. Таня сунула ему под нос варежку, в которой лежало Алёнино сало. Джек стал нюхать, нюхать. Хотел зубами взять варежку. Но Таня не дала. Она пошла по дорожке, прокопанной в глубоком жёстком снегу. Джек бежал рядом, проваливаясь, хрустя лапами по насту. Запах сала тянул его, как поводок. Так они вышли за калитку. Таня оглянулась. Дед улыбался в окне и качал головой, а Алёна прыгала и хлопала в ладоши. Тане стало вдруг неловко, и она бегом припустилась по улице. Джек пробежал немного за ней и остановился. Тогда Таня вынула сало из варежки и крикнула:

— Джек! На! На!

Неудобно же было его обманывать, хорошего пса!

Джек недоверчиво, медленной трусцой подбежал. Потом быстро лизнул Танину ладонь — клац! — и проглотил сало… Какой интерес так есть?..