Его среди нас нет - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 37

Ничего и никогда, кроме пятерок!

Маминой гордостью. Вот кем она стала уже к середине первого класса. И однажды сказала (ну, конечно, не в первом — в классе третьем или в четвертом): «Ты мне должна помогать! Я не могу ходить в чем попало. Ты ведь знаешь, в какой школе я учусь и на каком я счету!»

Мама беспечно рассмеялась такой ее милой строгости.

А Лида действительно была на хорошем счету, и школа действительно была хорошая.

Рассмеялась мама, но дочкины слова услышала. И с тех пор стала Лида ходить в необыкновенных платьях. Только нашлепки на них были самые обыкновенные — заграничные.

В четвертом классе у Лиды появилась первая в ее жизни «оруженосиха». Слово это зазвучало у них значительно позднее, а вот сама первая оруженосиха возникла уже в четвертом.

А за что она стала оруженосихой, эта Алена Веселова, за какие грехи? Очень просто: иногда ей давали особую жакеточку поносить, с оленями (а размеры-то у всех в четвертом классе примерно одинаковые, тем более для шерстяных вещей).

И частенько давали списывать математику, так что Алена заметно подтянулась, чуть ли не стала третьей или четвертой ученицей. И другая Алена — Робертовна — сильно хвалила обеих подруг.

Однажды Веселова сказала:

— Ну вот чего ты хочешь? Вот скажи! Вот я все для тебя сделаю!..

Это был тихий вечерний расслабленный час. И хотелось чего-то необыкновенного, а может, и немного дурацкого.

— А вот говори, что я самая красивая… Будешь?

Это ведь трудно для девчонок! Однако Алена Веселова только засмеялась в ответ:

— Конечно, буду!

И тогда они засмеялись вместе, словно задумали общую тайну. И даже обнялись.

Вскоре Алена Веселова переехала в другой район и стала учиться в другой школе. И учителя в той другой школе удивлялись и поругивали учителей из этой школы: как можно было такой нетвердой девочке ставить сплошные пятерки и четверки.

И сама Алена в полной мере хлебнула горя, а потом раскаяния за свое прежнее столь легкомысленное житье по подсказке.

Но в будущем шестом «А» дело-то уже было сделано. Лида Самсонова стала самой красивой девочкой класса. Да и куда было деваться: отличница, учителя везде ее стараются выдвинуть. На любое мероприятие, в любой поход, в любой театр она так одевается, что либо носи темные очки, либо ослепнешь!

Никто уже Веселовой той почти не помнил. И напрочь забылось, что именно она пустила разговоры о Лидиной красоте. Да и сама Лида эту историю запамятовала. Лишь невольно сердилась, когда где-то поблизости появлялась новая девочка, конкурентка!

И вот я думаю, ну неужели преступление начинается с такой малости? Не верится!

А с чего же оно начинается, скажите?.. С этого и начинается!

В четвертом классе, словно на смену Алене Веселовой, пришла Серова Лена. Она была девочка самостоятельная, в себе уверенная.

Существует такая поговорка: что, мол, в чужой монастырь не ходят со своим уставом. По-простому говоря, это значит вот что: если ты пришел в новую компанию, то присмотрись и не устанавливай здесь своих законов, а постарайся жить по законам уже существующим.

Серова признавать это правило не собиралась. Да и «устав самсоновского монастыря» ей не казался правильным.

— Чего, эта Лида-жирная у вас красивой считается? Ну я не знаю!

Недолго ее реплика оставалась малоизвестной, очень недолго! От девчонки к девчонке. От девчонки к мальчишкам…

— Если ты, Серова, завидуешь, — прищурив и без того маленькие глазки, сказала Катя Тарасова, — если завидуешь, то так и надо говорить.

И началось! Неважно, что там ответила Лена. Но в классе очень скоро образовалось две «команды». Пошли всевозможные «спортивные мероприятия»…

Однако почему же так быстро и легко развалилась самсоновская империя? Да потому, что многим поднадоело преклоняться перед этой «Лидой-преподобной»…

А другим вот нисколько не надоело.

«А почему? — говорили они. — Самсонова — отличная староста, своя, проверенная. Красивая! Уж не ваша выскочка-серая-Леночка».

И пошло-поехало, разделился класс. А бывший новичок Лена Серова благодаря этому выделилась. Даже стала почти вровень с Самсоновой!

Лиду, например, выбирают старостой… Ее испокон века выбирали старостой. А Лену тогда выбирают председателем совета отряда.

Лида хмурит брови и думает: «Ну и пусть, я-то главней!» (В начале четвертого класса еще не все были пионерами.) Но очень быстро две командирши сравнялись «по главности», потому что весь класс стал пионерским.

И собственно говоря, мы пришли в эту историю как раз тогда, когда силы Самсоновой и Серовой были равны.

Так сказать, по традиции (раз уж Самсонова считается красивой) стали красивой считать и Серову. И сама Серова привыкла к этому… считанию.

Но в одном Лена никогда не могла бы сравниться с Лидой — в учении!

Для простого человеческого взгляда это было бы не так уж и заметно. Да ведь речь-то идет об особом взгляде, о школьном. А здесь между учеником, имеющим круглые пятерки, и учеником, у которого в четверти затесалась парочка четверок… Разница между ними, по школьным меркам, большая! Да вы сами знаете.

А особенно если эти два ученика… ученицы!

В конце прошлого года в школе был педсовет, на котором речь шла об успеваемости. На педсоветах об этом часто шла речь. Ведь в основном, бывало, именно по успеваемости судили о работе учителей: плохая успеваемость — плохие ученики — плохая работа.

Но дело даже не только в строгом оке начальства. Учителя чаще всего — люди честные и старательные (такие, между прочим, они и в этой книжке). И это только кажется, что какая-нибудь Татьяна Николаевна ставит нам двойку с особым удовольствием и ехидной усмешкой. Вовсе нет! Она ставит, а ей стыдно. Значит, плохо, думает, она их учит. Надо что-то делать, надо стараться, изобретать.

Об этом самом говорила на педсовете и завуч Людмила Ивановна: «Надо наконец заинтересовать учащихся, понимаете? Надо, чтоб они учились весело, а может быть, и чуть азартно».

Тогда-то в романтическом уме Алены Робертовны и родилась идея ежемесячно вручать лучшему ученику переходящую золотую медаль.

Преступление

Как говорится: гладко было на бумаге, да забыли про овраги! Никакой борьбы не получалось. Чего там бороться и как там бороться, когда Самсонова все равно лучшая во веки веков. Это и учителя знали, и директор, и завуч. И даже чуть ли не в соседних школах.

Годенко однажды на сборе отряда прокричал, что надо бы установить Кубок прогресса, как в футболе: кто по сравнению с прошлым месяцем больше всех подтянулся, тому и давать. Но его не услышали, потому что решили — это просто антисамсоновские штуки.

Лида ходила с медалью-«лидалью» в марте, апреле и мае. И в сентябре она ходила, сверкая золотом, — как чемпионка прошлого учебного года. Вот тут-то Алена Робертовна и решила на октябрь отдать медаль Серовой: чтобы все-таки была борьба.

А медаль-то уж к тому времени стала не еще одним пунктом в борьбе за успеваемость, а еще одним пунктом в борьбе «команд». И невольно это получился сильнейший удар по самсоновскому лагерю. По самой Самсоновой!

Причем удар несправедливый…

Ведь у Серовой действительно биология была далеко не на высшем уровне!

Выходит, в Лидином преступлении и Алена Робертовна чем-то виновата? Ну допустим. А ты-то сама имей голову на плечах и совесть в груди.

Нет, она не имела. Злость и обида разгуливали по ее душе, как по собственному дому.

Однажды ей зачем-то надо было пойти в учительскую. Историчка забыла на доске карту древних государств, Лида, как староста, решила эти государства снести на место.

И вот момент, миг: она вошла — в учительской никого. На столе несколько журналов, в том числе и шестого «А».

Страх кричал ей: «Беги отсюда!» Э, нет! Лида уже в течение нескольких дней с особой холодностью смотрела на Алену Робертовну. А Серова скользила по школе, сверкала медалью.