Питомник. Книга 1 - Дашкова Полина Викторовна - Страница 51

Принесли авокадо и французский салат. Оказалось, что это целые салатные листья, залитые уксусом и оливковым маслом, с крошками соленого сыра и маленькой маслинкой сверху.

– Вы прямо так, ложечкой, – посоветовала Варя, заметив, как неуклюже Бородин пытается разрезать половинку авокадо, – ни разу не ели, что ли?

– Не ел, – признался Илья Никитич, – видел странный фрукт в супермаркете, на рынке. Однажды даже хотел купить маме на день рождения, а потом подумал, вдруг невкусно. Стоит все-таки очень дорого.

– Можете желание загадать. Когда впервые в жизни пробуешь какую-нибудь еду, надо загадывать желание.

– Ладно, попытаюсь. Но если не сбудется, ты виновата, – Бородин зачерпнул серебряной ложкой мякоть авокадо, поддел несколько розовых пухлых закорючек-креветок, политых сложным сливочным соусом с царапинками укропа, отправил в рот и зажмурился.

– Вкусно? – спросила Варя, внимательно наблюдая за его лицом.

– Очень, – кивнул Бородин.

– Счастливый вы человек, – она печально вздохнула, – а мне уже ничего не вкусно. В детстве я обожала взбитые сливки. Пробовала один или два раза в жизни, и это было совершенно волшебное чувство. А сейчас могу жрать каждый день в любом количестве, и никакого удовольствия. И вкус авокадо с креветками меня не радует. Знаю, что полезно, вот и поедаю.

– Бедненькая, – покачал головой Илья Никитич, – да, это действительно проблема. Знаешь, когда я учился в университете, к нам как-то пришел известный журналист-международник. В то время заграница казалась сказкой, и человек, который бывал там часто, по долгу службы, вызывал одновременно лютую зависть и священный трепет. И вот он стоит у микрофона, в актовом зале, рассказывает нескольким сотням студентов, что на самом деле на Западе все плохо, просто ужасно, жизнь тяжелая, и зря мы строим в своих юных головах всякие глупые иллюзии. Они, жители стран развитого капитализма, в действительности очень несчастные люди. Кто-то не выдержал, и крикнул из зала: «Да почему же несчастные?» «Ну как же! – развел руками оратор. – Как же вы не понимаете? Им неведомы простые радости первой редисочки, первого огурчика, помидорчика, первой свежей клубнички». «Но там же в любом магазине свежие овощи и фрукты круглый год!» – кричат из зала. «В том-то и дело, – отвечает международник, – именно поэтому они и не знают радости первой редисочки!»

– Смешно, – кивнула Варя без всякой улыбки, – и в общем совершенно верно. Значит, у вас, Илья Никитич, появился шанс поймать маньяка?

Вопрос был задан без всякого перехода, тем же задумчивым тоном.

– Почему маньяка? – поднял брови Бородин.

– Ну, нормальный человек вряд ли может ударить ножом восемнадцать раз. А что касается детских домов, которые патронирует наш общий друг, очень сомневаюсь, что там есть умственно неполноценные дети. Старик ничего не делает бескорыстно, тем более не вкладывает деньги. Он всегда печется о своей выгоде.

– Я понял тебя. Но ты не права. Из олигофренов получаются отличные исполнители, охранники, боевики, из девочек – проститутки. Ты ведь именно это имела в виду, говоря о выгоде?

– Ну в общем, да. Хотя, знаете, с возрастом он становится сентиментальным. Это его когда-нибудь погубит, – она помолчала, покрутила свои четки и добавила чуть слышно: – Нет, не когда-нибудь, очень скоро.

– Варюша, что случилось? – так же тихо спросил Бородин, пытаясь заглянуть ей в глаза. Но она отвернулась. Ему даже показалось, что сейчас заплачет.

– Господи, ну что вы привязались ко мне? – пробормотала она. – Что вы лезете со своим участием? Очень хочется расслабиться, поверить, будто это искренне, но фигушки, ни за что не поверю.

– Ладно, – пожал плечами Бородин, – не хочешь, не рассказывай.

– И не буду.

– И не рассказывай.

– Ну вы же все равно ничем не сможете помочь! – почти крикнула она и сильно вздрогнула, заметив, что за спиной у нее стоит официант. – Пожалуйста, два чая, только не пакетики, заварите по-настоящему, – обратилась она к нему.

– Конечно, – кивнул официант, – какой именно чай предпочитаете? С фруктовыми добавками? Есть зеленый, ромашковый, мятный.

Илья Никитич попросил обычный черный чай, Варя долго размышляла, наконец выбрала ромашковый.

– Ты теперь не куришь и кофе не пьешь, – мягко заметил Илья Никитич, когда официант удалился.

– Ага. О здоровье стала думать.

– Молодец, давно пора. Только о своем здоровье или еще о чьем-то?

– Ну да, да! – она раздраженно поморщилась. – Угадали, на то вы и следователь.

– Поздравляю. Кого ждешь и когда?

– В январе. А кого – понятия не имею. Кого Бог даст.

– Варюша, но ты знаешь, нервничать при беременности очень вредно. Посмотри на себя, вся дерганая, злющая. Ты должна светиться изнутри, ты ведь так хотела ребенка.

– Страшно, – прошептала она, – очень страшно, Илья Никитич.

– Что, рожать страшно?

– Перестаньте, – она махнула рукой, – рожать я совершенно не боюсь.

– Ну, а в чем дело?

– В том, что все разваливается. Наш общий друг стареет, причем катастрофически стареет. Я вам говорила, он стал сентиментальным. Так вот, на самом деле у него что-то вроде старческого маразма. Рыдает, как дитя, бабушкам на улице милостыньку подает. В церковь стал ходить. Само по себе это ни хорошо, ни плохо. Это его личное дело. Но стая чувствует, как слабеет вожак, и готовится его загрызть.

– А тебе жалко?

– Будете издеваться, ничего не расскажу, – процедила она сквозь зубы.

– С чего ты взяла, что я издеваюсь? – искренне удивился Илья Никитич. – Почему бы тебе его не пожалеть? Все-таки старый, глубоко несчастный человек. Несмотря ни на что.

– Ладно вам. Они не люди, сами знаете.

– Нет, – Бородин покачал головой, – люди. И если ты будешь так к ним относиться, пропадешь. Они очень чувствуют, как к ним относятся. Впрочем, это твое личное дело. Скажи, пожалуйста, там есть реальный преемник?

– Штук пять, не меньше, – Варя криво усмехнулась, – один другого краше.

– Ну, тогда не так уж все страшно. Есть шанс, что они перегрызут друг другу глотки. Да и вообще, Варюша, тебя это не касается.

– Перестаньте. Не надо меня утешать. Вы отлично знаете, что касается, еще как. Если старика сожрут, моему Мальцеву конец. И мне тоже. Старик с нас пылинки сдувает, ко мне даже привязался по-своему. А новые отморозки просто хапнут коллекцию, и привет.

– Они знают о коллекции? – тихо спросил Бородин. – Что, все пятеро?

Варя подкинула бусы на ладони, поймала, несколько секунд, прищурившись, разглядывала камни, наконец прошептала:

– На самом деле реально опасен всего один, остальные так, семечки. Вот он, этот один, знает. И, разумеется, именно ему старик доверяет как самому себе.

– Ну, так чаще всего и бывает, – задумчиво протянул Бородин и, помолчав, небрежно спросил: – Тебе что-нибудь говорит такое название: ЗАО «Галатея»?

Варя побледнела, рука с чашкой дрогнула, горячий чай пролился на кожу, она только чуть поморщилась, хотя это был кипяток, осторожно поставила чашку и поднесла руку ко рту.

– Да. Есть такая фирма. Покупка и продажа антиквариата. Все. Больше мне ничего не известно. И вообще, хватит об этом. О детских домах я узнаю все, что смогу, – она приподнялась, поискала глазами официанта, махнула рукой и, когда он подошел, попросила счет. Бородин попытался сунуть ей двести рублей, но она не взяла.

Гроза кончилась. Небо расчистилось, с деревьев капало, черный мокрый асфальт сверкал на солнце.

– Вас подвезти? – спросила Варя.

– Спасибо, я лучше пешочком. Воздух такой замечательный. Тебе, кстати, надо гулять как можно больше.

– Ага, буду гулять.

Дверца захлопнулась, белый новенький «Фольксваген» рванул по улице, превышая скорость.