Питомник. Книга 1 - Дашкова Полина Викторовна - Страница 45

– Между прочим, мадам Кирюшина заметила живот, – это было сказано с какой-то странной испуганно-язвительной интонацией, как если бы эта Кирюшина, супруга одного из гостей, заметила не круглый живот молодой жены Олега, а нечто очень неприятное, неприличное.

– Когда она успела? – быстро, испуганно отозвался Василий Ильич. – Они не выходили из своей комнаты.

– Так она сама к ним вломилась. Ты же знаешь Кирюшину, всюду сует свой нос. Ей, видите ли, хотелось посмотреть на Олежку, познакомиться с его женой. Она его помнит маленьким. Я ведь не могла запретить.

– Кроме живота она ничего не заметила?

– Кажется, нет. Ей просто в голову не пришло...

«О Господи, – подумала Раиса, – о чем они?»

– Неужели ничего нельзя предпринять? – тревожно спросил жену Василий Ильич.

– Поздно. Она на седьмом месяце.

– Ну, хорошо, а если попробовать искусственные роды? Я могу договориться, никто не узнает.

– Мы же не повезем ее в больницу насильно...

«Вот оно что, не хотят они внуков, не желают пускать Оленьку в свою элитную семью, ведь до сих пор не прописали. Совсем с ума сошли в своих чиновных кабинетах! Звери, – возмущенно вскрикнула про себя Раиса, – мерзавцы! Уволюсь!»

– А если еще раз поговорить с Олегом? Он ведь должен понимать, какая это обуза, – произнес хозяин с тяжелым вздохом.

– Не обольщайся, Вася. Он сейчас вряд ли в состоянии понимать что-либо.

– Галя, а ты не преувеличиваешь? Неужели это зашло так далеко?

– Дальше некуда.

– И ты абсолютно исключаешь какие-то нормальные варианты? Я имею в виду ребенка...

– Ну, если только случайность. Фантастическое везение, один шанс из тысячи. Однако не стоит рассчитывать на чудо. Бывают врожденные патологии, несовместимые с жизнью, – Галина Семеновна глухо и странно усмехнулась, – такой вариант был бы лучшим для всех нас.

– Галя, ты страшные вещи говоришь, – вскрикнул Василий Ильич, – так нельзя.

– Конечно, нельзя, Вася, – опять глухой принужденный смешок, щелчок зажигалки, долгая тишина. Потом хриплый кашель Василия Ильича.

– Что же нам делать? Галя, что же делать? Просто смириться и ждать?

– Не знаю, Вася. Не знаю. Надо было раньше думать. Во всяком случае, разговорами мы с тобой ничего не изменим.

Больше они не произнесли ни слова. На кухне повисла такая тишина, что стало слышно, как тикают старинные настенные часы. У Раисы пересохло во рту. Она сидела в прихожей, полностью одетая, и оставалось только встать, открыть дверь. Но щелкнет замок. Она ведь уже попрощалась, минут двадцать назад пожелала им спокойной ночи. Еще ужасней будет, если кто-то из них выйдет из кухни и увидит ее.

Чувствуя себя чуть ли не воровкой, но одновременно пылая от возмущения, Раиса быстро, бесшумно, сняла пальто, сапоги, на цыпочках прошмыгнула в туалет, постояла там несколько секунд в темноте и спустила воду. Потом, нарочно громко откашливаясь, заглянула на кухню. У нее пылали щеки. Она поймала на себе настороженный взгляд хозяйки.

– Галина Семеновна, я хотела спросить, что на первое приготовить? – произнесла она, отводя глаза, и зевнула, прикрыв рот ладошкой.

– Давай-ка, Раечка, свари щец, густых, с чесночком, с мозговой косточкой, – Василий Ильич аппетитно поцокал языком и поднялся из-за стола, – после всех этих тарталеток с бламанже хочется простых щец. А на второе сваргань кашки пшенной с грудинкой, умница ты наша, мастерица. Ну что, девушки, кто куда, а я баиньки. Мне завтра вставать в семь.

Хозяйка не сказала ничего. Однако кивнула и улыбнулась в ответ на Раисино робкое «спокойной ночи».

На следующее утро Раиса столкнулась с Олегом на лестничной площадке. Он спешил в институт. Взглянув на него внимательней, она заметила, что за это время мальчик похудел и глаза его заблестели. Дождавшись, когда уйдут на службу хозяева, она осторожно заглянула в комнату. Оля еще спала, желтые кудряшки разметались по цветастой наволочке. В комнате был идеальный порядок, только на полу, у кровати, стояла пустая, почерневшая от целебных травок кастрюля. Раиса хотела забрать и помыть, но Ольга проснулась, соскочила с кровати, вцепилась в кастрюлю и странным, хриплым голосом крикнула:

– Куда? Зачем?

– Спи, деточка. Я вымою, – растерянно пробормотала Раиса.

– Не надо! Я сама!

Потом, умытая, причесанная, она сидела на кухне и тихо, виновато объясняла Раисе, что с детства привыкла убирать за собой, ей неловко, когда кто-то ее обслуживает. В отличие от Солодкиных, она всегда объясняла свои поступки, всегда извинялась, даже если в этом не было необходимости.

А примерно через неделю Раиса чуть не умерла от разрыва сердца. Они были вдвоем в квартире. Оля в ванной стирала дорогой кашемировый свитер Олега, и вдруг послышался ее крик. Раиса бросилась к девочке. Та дрожала и с ужасом глядела в таз, который стоял на доске, на ванной. В первый момент Раиса решила, что начались преждевременные роды, но потом заметила провод, который тянулся от розетки к тазу.

– Он упал... – бормотала Оля, – меня могло убить током.

В тазу, вместе со свитером, лежал электрический фен, которым хозяйка пользовалась каждое утро.

До Раисы дошло наконец, в чем дело. Если бы фен случайно включился, а включался он легким нажатием кнопки, Оленьку действительно убило бы током. Руки у нее были в воде. Впрочем, никаких дурных мыслей у Раисы тогда не возникло. Она только мельком заметила, что раньше хозяйка не забывала вытащить шнур из розетки. Ну, мало ли, спешила... Да и откуда она могла знать, что Оленька будет стирать свитер?

Еще через неделю Олега положили в больницу. Хозяйка объяснила Раисе, что у сына проблемы с желудком. Оленька пропадала у него целыми днями. А вечерами хозяйка заходила к ней в комнату, закрывала дверь, и оттуда слышались Олины рыдания. Сама хозяйка говорила так тихо, что Раиса не могла разобрать ни слова.

Однажды, осторожно приоткрыв дверь, она увидела, что Оля стоит на подоконнике. Окно распахнуто, десятый этаж. У Раисы так здорово сработала реакция, что она долго потом удивлялась. Оля стояла к ней спиной, она на цыпочках, очень быстро, подскочила и обхватила руками ее ноги. К счастью, подоконник было достаточно широкий.

– Пусти! – закричала Оля, но при этом осторожно развернулась и сползла с подоконника на пол.

Раиса быстро закрыла окно, села у батареи рядом с девочкой, обняла ее, стала гладить по голове, повторяя: «Ты что? Ну, ты что?»

– Она меня ненавидит, – спокойно произнесла Ольга, – она меня все равно убьет. Так уж лучше я сама.

У Раисы по спине побежали мурашки, когда она взглянула в ее сухие горящие глаза. Впервые она решилась позвонить на работу Василию Ильичу. Он выслушал, долго молчал и тяжело дышал в трубку, наконец сказал:

– Тебе, Раисочка, пора отдохнуть. Очень много работаешь. Я прямо сегодня возьму тебе путевку в наш министерский дом отдыха. Оля просто шторы поправляла, там несколько петелек сорвалось.

– Нет, нет! Беременная, на восьмом месяце, на подоконнике, окно настежь, – быстро бормотала Раиса в трубку и тут же вспомнила, что действительно сорвалось несколько петель, и она все хотела поправить, нацепить на крючки, но Оля говорила: «Не надо, я сама».

– Тебе одну путевку или ты хочешь с мужем поехать? – спросил Василий Ильич.

– Я бы с дочкой съездила, – машинально ответила Раиса.

Был апрель, она подумала, что и правда очень устала, а за городом сейчас хорошо.

Когда она вернулась из дома отдыха, Оленьки не было.

– Они расстались, – спокойно объяснила хозяйка, – я с самого начала знала, что это произойдет, слишком разные люди. Нет, естественно, мы поможем материально, однако у нее все не так плохо. Есть собственное жилье, старшая сестра. А материально мы поможем.

Через пару месяцев, в июне, Раиса решилась спросить, кто родился у Оленьки.

– Девочка, – ответила хозяйка.

Раиса думала о том, какие они ужасные, бессердечные люди, но боялась потерять работу и притворилась забывчивой, слепоглухонемой. Солодкины жили так, словно никакой Оленьки и никакой девочки, дочери Олега, их родной внучки, на свете нет и не было. Вскоре скончался от инфаркта Василий Ильич. Олег болел все чаще и тяжелей, Раиса не сомневалась, что это наказание. Никогда не будет он здоров и счастлив. Однако смерти она ему не желала, никому никогда не желала смерти, не дай Бог...