Дочь Дроу - Каннингем Элейн - Страница 24

Воин покачал головой, поняв, что случилось. Кто-то использовал ящера как верховое животное, а когда он сломал ногу, бесполезного ящера просто бросили. Даже в милостивой смерти ему было отказано. Федор вспомнил Сашу, и подумал, что же за существо может так обойтись с верным скакуном.

Он нагнулся, собираясь напиться, и неожиданно понял, как несчастное животное нашло свой конец. Вода издавала слабый запах. Федор смочил ладонь и принюхался. Всего один раз до того он ощутил запах извести, когда мор забрал многих в его деревне. Никогда ему не забыть того ужасного лета, и запаха извести, которой залили единую зиявшую могилу. Он вскочил и отпрянул от смертоносного бассейна.

Федор огляделся вокруг. Вода ручейками стекала по стенам, громкое журчание доносилось из коридоров. Наверняка не все источники, питавшие озерцо ядовиты. Ему нужна вода, а это вероятно лучший шанс найти ее. И все же, тоннели здесь столь извилисты, что поток, который судя по звукам течет за поворотам, может оказаться в дне пути. Лучше всего, решил он, продолжить путь следуя за ворами. Им тоже нужна вода, и возможно они приведут к ней его. Так что он быстро обследовал исходящие пути, и нашел отметки прошедших здесь эльфов.

Синеватое свечение растаяло за спиной, и бледное пламя факела казалось чистым в сравнении с ним. Путь по которому шел Федор был узким и влажным, и вскоре он начал тяжело хватать чужеродный воздух. Ему не пришлось идти далеко, прежде чем он нашел воду. Маленький водопад хлестал с каменного алькова, рассыпая брызги в неглубокий быстрый поток. Вода шла по тоннелю несколько шагов, затем пропадала в дыре в полу. Над отверстием, перегораживая коридор, растянулась гигантская паутина. Застывшие в ней капли поймали свет факела, раскрашивая паутину тысячей радужных призм. Федор заметил несколько крохотных насекомых, бороздящих поверхность потока – добрый знак, говорящий что вода пригодна для питья. Попробовав, он обнаружил что и на вкус она хороша.

Федор припал к земле, и напился. Вздохнув удовлетворенно и с облегчением, он потянулся к фляге. Рука его замерла, он тихо назвал себя идиотом. Где есть паутины, обычно поблизости присутствуют и пауки, а он подошел к этой гигантской сети проявив не больше разума, чем муха. Глядя глаза в глаза к самому огромному пауку, которого он видел в жизни, Федор подумал что понимает, что чувствует муха, попавшая в ловушку.

Паучья голова была величиной с кулак, и в слабом свете факела круглое брюшко, покрытое черным мехом, блестело как хорошо откормленная кошка. Целиком существо было не менее трех футов, восемь огромных ног напряженно изгибались.

Ошеломленное лицо Федора отражалось тысячи раз в множестве глаз паука. Но ужас, который он ожидал ощутить, не пришел. В отличие от скорпионоподобной твари, это создание не было неразумным зверем, ведомым только голодом. Его окружал ореол внимательного разума. Оно явно столь же заинтересовалось человеком, как он им, и было столь же насторожено. Медленно, бесшумно, гигантский паук отступил, передвигая одну ногу за другой. Удалившись за пределами досягаемости, он издал низкий клекочущий звук, и начал подниматься в воздух.

Федор изумленно наблюдал, как паук взмывает вверх по шелковой нити. Он видел это много раз в своем мире, но никогда не замечал прежде грации и красоты тихого полета. Было странно видеть, как настолько большое существо путешествует по такому эфемерному пути. Еще удивительней было, что гигантский арахнид просто растаял в воздухе, не достигнув потолка.

Маг? подумал он. Если грибы здесь могут кричать, вполне может быть, что паук умеет использовать магию.

А может быть, он связан с кем-то, кто использует ее.

Мысль заставила Федора действовать. Он быстро наполнил флягу и поспешил по тоннелю. Если этот паук действительно может передавать сообщения, его присутствие в этом месте скоро будет замечено. Если не добыть амулет в ближайшее время, он наверняка погибнет в этом жутком мире кошмаров. Главное, не отвлекаться ни на мгновение.

Это он уже понял: Подземье не для тех, кто мечтает.

Ночь почти закончилась, когда Лириэль решила, что готова испытать заклятье. Сперва она зажгла несколько свечей, и окружила ими чашу. Вызванное изображение не источало тепла, и увидеть его без света было невозможно. Она напомнила чашу водой, и в качестве порошка, необходимого для заклинания, оторвала краешек от древней страницы книги, и покрошила его в чашу.

Мягким напевом она произнесла слова заклинания. Вода забурлила, потом разгладилась черным полотном. Она в ожидании склонилась над чашей.

В ней была вода, безграничная вода, поднимающаяся и опадающая белопенными волнами. Море, возбужденно подумала она. О таких вещах она слышала. Море было чудесно, такое огромное, и открытое, полное возможностей. Вода поднималась и опускалась, хотя не было видно никаких скал и течений, объяснявших подобное волнение, а беспокойные воды прорезала самая большая и необычная лодка из всех, что она видела.

Лодка была длинной и узкой, из какой-то толстого бледного вещества, и с гигантскими белыми крыльями, изогнутыми с одной стороны. Крылья не двигались, и все же лодка летела по воде, высоко разбрызгивая пену когда проходила сквозь волны. Самым удивительным был нос лодки, грубо вырезанный в форме головы дракона.

Значит, потомки Рус все еще живут, радостно подумала Лириэль, и они все еще странствуют далеко по морям на своих кораблях. Куда бы могли завести ее эти драконьи крылья, думала она с тоскливой жаждой, если бы она могла путешествовать с беспокойными людьми. Она нагнулась, обхватив чашу обеими руками, пожирая открывшуюся ей картину.

Лодка резко повернулась. Белые крылья заметались на миг, затем перенеслись на другую сторону. Прямо по курсу, видимый через дракона на носу, был остров, очертания которого размывал туман и брызги. Лириэль знала про острова, даже в городе было несколько скалистых островков на озере Донигартен. Но это место походило на пастбище ротов не больше, чем черный, угрюмый Донигартен напоминал море. Остров был огромен, с усыпанным камнями берегом и возвышавшимися утесами. И он был зеленым, таким зеленым, что глаза болели от этого вида.

Ближе и ближе становился остров, лодка летела к нему с удивительной скоростью. Открылась бухта, большой, глубоко врезавшийся залив, берег которого усыпали высокие и необычные растения. Лириэль чувствовала притяжение этой гавани так же сильно, как чувствовала зов моря. Не мигая, едва дыша, она уставилась в чашу.

Еще несколько минут прошло, прежде чем она осознала боль закипавшую в глазах. Вначале она отнесла ее на счет напряженного внимания; затем заметила что небо меняет цвет. Удивительная, яркая полночная синева растворялась в серебре. Море тоже менялось, становясь ярким, розово-серебристым и слепя глаза. Неожиданно, Лириэль поняла что происходит.

«Заря» прошептала она благоговейно. «Солнце приближается».

Солнце. Непреклонный, испепеляющий враг победивший ее народ в бою с дварфами, обжигающий свет, удерживающий их пленниками Внизу. Странно, но Лириэль не чувствовала страха или ненависти, которые ее учили чувствовать. Все что она ощущала, была поглощавшая ее жажда увидеть эти чудеса собственными глазами. Ради этого она бы отдала что угодно, поклялась она себе.

Тогда реальность существования вернулась к ней, как кинжал в спину, и завораживающая картина в чаше моргнув исчезла из виду. Лириэль обмякла в кресле.

Нет, поправила она себя; ради этого она отдаст все.

Она может не бояться солнца, ее глаза приучены к свечам с пятого года жизни. Но Лириэль знала, что случится, если она выйдет в Земли Света. Магия темных эльфов будет выжжена из нее.

Она слышала пересказываемые шепотом истории о катастрофе во время войны на поверхности, как искажались эффекты заклинаний, как исчезали под лучами рассвета материальные компоненты для них. На поверхности она будет уязвима как никогда раньше. Ее магическое оружие утратит силу, то же будет и с ее броней. Исчезнут и ее собственные силы – силы дроу. Лириэль полагала, что сможет прожить без магического огня, и изящного полета левитации и пивафви, дарившего ей невидимость. Она может даже выжить без неимоверной сопротивляемости магии, присущей дроу от рождения. Да, выжить – но подобная жизнь будет тем же, что для музыканта отдать свою музыку, для художника – зрение.