Простые радости - Камерон Стелла - Страница 26

– Стоп! – Дасти поднял руку. – Они много чего о тебе не знают.

– Соображаешь. Но самое большее, что я им могу позволить, – это сомневаться в том, что им все обо мне известно.

– Я понял, ты к этой женщине неравнодушен. У него начали болеть виски.

– Я хотел бы быть к ней неравнодушным. Очень хотел бы, Дасти.

– Маленькая рыжеволосая притворщица – это, по-моему, не совсем то, на что ты мог бы польститься, разве что на юге.

– Я уверен, что она притворяется – иногда.

– Ничего не пойму. – Вытянув вперед бычью шею, Дасти подкрепился еще глотком виски. – Начни с самого начала – когда ты впервые встретил Феникс, рыжеволосую притворщицу. Извини, иногда притворщицу. Только, пожалуйста, не торопись. Ты же знаешь, я медленно соображаю.

– Да, знаю.

Роман подробно изложил все, что произошло за день и за ночь, час за часом, стараясь ничего не пропустить.

Когда Роман закончил свой рассказ, Дасти, не скрывая удивления, спросил:

– И тебя прельстила эта шлюха?

– Женщина, – поправил Роман. – Да. И она живет среди вещей, принадлежавших Эйприл. Я держал в руках «Алису в стране чудес». Она принадлежала Эйприл. Можешь себе представить мои чувства?

– О да. – Дасти поднял подбородок и посмотрел на Романа сверху вниз: – Наверное, божественное ощущение. Сплошной восторг, да?

Роман вскочил на ноги:

– А может, все обстоит иначе?

– Ну, расскажи.

– Это другое мое предположение. Я хочу, чтобы ты его обдумал. Возможно, Феникс занимается тем же, что и я. Возможно, она пытается напасть на след Эйприл. – На мгновение кровь застыла у него в жилах, а затем запульсировала, как прорвавшаяся плотина. – Да, точно, я в этом уверен. Она тоже ищет следы Эйприл.

– Держи! – Дасти налил новый стакан виски и сунул его Роману в руки. – Ты начал говорить с южным акцентом. Я узнаю мелодию любовной песенки.

Напиток обжег Роману внутренности, оттого слова Дасти не показались ему забавными.

– Я знаю, что говорю. Если бы ты ее видел, ты бы понял, что она не может быть одной из них. Она необыкновенная. Я таких огромных зеленых глаз никогда не видел. Честные, ясные, как зеленое стекло, глаза. Задумчивые. И она все время пытается строить из себя дурочку.

– Может, ей не нужно прилагать для этого больших усилий.

– Рыжие волосы. Огромная копна. Как будто она их миксером взбивает. Нет, эта женщина не способна на двойную игру, как Мата Хари.

– Разве Мата Хари тоже была рыжеволосой?

– Я… Ну и трудно же с тобой, Дасти. Говорю тебе, с ней все в порядке.

– С ней, может быть, и да. А вот с тобой – нет. – Дасти вздохнул и вытащил пустой стакан из пальцев Романа. – Дай мне слово.

– Какое слово? Я не…

– Я хочу, чтобы ты дал мне слово, и без всяких условий. Чтобы ты пообещал сделать так, как я тебе прикажу, не задавая вопросов. Потому что ты знаешь – я не направлю тебя по ложному пути.

– Дасти…

– Твое слово.

Пока Дасти не добьется своего, с ним бесполезно разговаривать.

– Даю слово. Обещаю. Ну и что же я пообещал?

– Не открывать ни одной из своих карт этой рыжеволосой шпионке, пока мы точно не будем знать – она не ждет момента, чтобы отрезать тебе яйца.

Роман инстинктивно прикрыл рукой промежность. Дасти погрозил ему скрюченным от артрита пальцем:

– Да, малыш. Побереги эти фамильные драгоценности. Ну и шутку же она с тобой сыграла. У тебя все мысли спутались. Вспомни лучше эту бедняжку в брезенте. Ту, что ты нашел в канаве около Тигуаны. Она была связана с теми подонками, которые подослали Мисс Задумчивое Совершенство, чтобы она прощупала тебя.

– Я каждый день думаю об Эйприл, – спокойно произнес Роман. – Как я могу ее забыть?

– Конечно не можешь. Она – настоящая героиня. Ты ведь сам так говорил.

– Да. – Хотел бы он, чтобы ее искалеченное лицо не стояло у него так ясно перед глазами. – Да, она – настоящая героиня.

– Да… Я никогда не мог представить, как женщины это делают. Сэмми часто говорила, что мы бы проиграли пари. Представь себе, что изобрели способ, как мужчинам забеременеть, говорила она. Вот взять для этого специальные таблетки и накормить ими всех мужиков. Все. Больше мужиков не будет: они все умрут при первых же схватках. – Он улыбнулся, и острый взгляд его глаз смягчился. – Сэмми всегда умела насмешить.

Грусть, такая, в которой перемешаны улыбка и желание разрыдаться, опустила уголки рта Романа.

– Она всегда умела тебя насмешить, старый ты барсук. Ты мне часто об этом рассказывал. И все-таки я не могу понять, что она в тебе увидела.

– Мое внутреннее совершенство. – Дасти вздернул подбородок. – Мое неотразимое обаяние. Знаешь, будь у нас дети, какие они были бы красивые.

– Как Сэмми. – Он видел ее фотографии. – Она была что надо, Даст. Нежная и великолепная. И вам было хорошо вдвоем.

– Хорошо, но мало. Все это недолго продолжалось. – Из глаз Дасти исчезла улыбка, и Роман понял, что перед его внутренним взором – хрупкая женщина из Вьетнама, которая любила его так, как никто не любил – ни до, ни после нее. – Хотя мы до сих пор вместе. Она иногда разговаривает со мной. Ты, наверное, думаешь, что у меня крыша поехала.

– Нет, не думаю.

– Если бы только…

– Не надо, – быстро произнес Роман, не давая вырваться словам самообвинения. – Ты не мог этого предотвратить. И она не поняла, что произошло. Помнишь, граната разнесла все на мелкие кусочки? Не было времени что-либо понять. Ты же сам мне это рассказывал. – От таких воспоминаний холодная ночь сделалась еще холоднее.

Дасти покачал седой головой:

– Что со мной такое? С возрастом я становлюсь сентиментальным. Наверное, я подумал, что и ты потерял голову. Не надо отказывать себе ни в каких удовольствиях, но не суйся туда, где тебе могут подпалить крылышки – или отрезать яйца.

– Спасибо, что предупредил. Ты обмозгуешь то, о чем я тебе рассказал?

– Если время найдется.

– Ну не кривляйся, Даст. Поразмысли хорошенько. У тебя это здорово получается.

Дасти провел рукой по затылку:

– Я уже размышляю. А тебе следует поехать домой – на случай если она позвонит.

Роман улыбнулся:

– Мне нужно сначала кое-кого навестить.

– Ах, ах! – От шутливого настроения Дасти не осталось и следа. – Не сегодня.

– Мне это необходимо. – Он вышел в прихожую, откуда наверх вела лестница с белыми перилами, покрытая таким же ярко-желтым ковром, как и в гостиной.

– Только быстро и недолго, – произнес ему в спину Дасти.

Роман поднялся на площадку, где была дверь, ведущая в маленькую спальню.

Распахнув дверь, он ступил на пол, покрытый желтым ковром с двухдюймовой толщины ворсом. Он молча прошагал по комнате к маленькому детскому манежу, окутанному мягким мерцанием ночного фонарика.

Роман облокотился на загородку манежа и повернул голову, чтобы взглянуть в лицо спящему ребенку. Она лежала на спине, закинув ручки за голову, золотые ресницы бросали тень на розовые щечки.

Она вздохнула и, проведя большим пальцем по щеке, засунула его в рот. Роман коснулся пряди белокурых волос, прилипших к ее виску. Не удержавшись, он вложил палец в ее крошечную ладошку и улыбнулся, когда она инстинктивно уцепилась за него и крепко сжала.

– Вон отсюда, – раздался у него за спиной шепот Дасти. – Если ты ее разбудишь, я сегодня ночью глаз не сомкну.

Роман неохотно освободил руку. Он перегнулся через край манежа и дотронулся губами до ее лобика. Ребенок снова вздохнул и пошевелился. Роман выпрямился и быстро молча вышел из комнаты.

Дасти прикрыл дверь. Прислонившись к стене, он взглянул в лицо Роману:

– Ну?

– Что – ну?

– Ты ничего не спросил про тапочки. Роман потер пальцем между бровями:

– Они у тебя забавные.

– Они ей нравятся, и если она упадет, когда мы играем в лошадки, то не разобьет себе голову о что-нибудь твердое.

– Ты великолепный приемный дедушка. – Роман улыбнулся. – Лучший в мире.

– У меня лучшая в мире внучка. Никогда бы не подумал, но она облегчает существование, когда ты больше не у дел. И я нисколько не расстроюсь, если мне придется сорваться с места и уехать вместе с ней отсюда, не оглядываясь. Немедленно.