Хлеб с ветчиной - Буковски Чарльз - Страница 11

Сестра действительно была очень красивой и доброй, но я знал, что как только мои колени заживут, она не захочет встречаться со мной.

— Я хочу остаться здесь, — промямлил я.

— Что? Ты не хочешь возвращаться домой к родителям?

— Нет. Оставьте меня здесь.

— Мы не можем сделать этого, мой сладкий. Эти кровати нужны другим людям, кто по-настоящему болен или ранен.

Она еще раз улыбнулась и вышла.

Когда отец узнал, где я нахожусь, он примчался в больницу, вихрем ворвался в палату, выхватил меня из кровати и поволок к выходу.

— Щенок! Сколько раз я учил тебя, что перед тем как перейти улицу, нужно посмотреть в ОБЕ стороны?

Он нес меня через холл больницы, когда нам навстречу попалась сестра.

— Прощай, Генри, — сказала она.

— Прощайте, — ответил я.

Мы вошли в лифт вместе со стариком на инвалидной коляске, которую толкала санитарка. Лифт пополз вниз, и старик забормотал:

— Я думал, что умираю. Я не хочу умирать. Мне страшно…

— Ты достаточно пожил, старый пердун! — проворчал мой отец.

Старик ошалело вытаращился на нас. Лифт остановился, но двери не открывались. И тут я заметил лифтера, он сидел в углу на маленьком стульчике. Это был карлик, одетый в ярко-красную униформу и такого же цвета фуражку.

Карлик тоже смотрел на отца.

— Сэр, — наконец сказал он, — вы отвратительное мурло!

— Ты, огрызок, — зашипел мой отец, — открывай свою ебаную дверь, или я сделаю это твоей жопой.

Дверь распахнулась, и мы устремились к выходу. На мне оставался больничный халат, а моя одежда лежала в пакете, что болтался у отца в руке. Мы выскочили во двор. Ветер откинул полу халата, и я увидел свои ободранные колени, они не были забинтованы, лишь смазаны йодом. Отец почти бежал.

— Когда они поймают этого ублюдка, — твердил он, — я разорю его. Я выкачаю из него все до последнего пенни! Он будет содержать меня всю оставшуюся жизнь! Меня тошнит от этого молоковоза! Меня воротит от этого молокозавода! «Золотое государство молокопродуктов!» «Золотое государство», поцелуй мою волосатую жопу! Мы уедем на острова в Южных морях. Мы будем кушать кокосы и ананасы!

Добежав до нашего автомобиля, отец водрузил меня на переднее сидение, сел за руль и запустил двигатель.

— Я ненавижу алкашей! Мой отец был пропойца! Мои братья пьют! Все алкаши — слизняки! Они трусы! Алкаши, которые сбивают детей и удирают, должны гнить в тюрьме всю оставшуюся жизнь!

Пока мы ехали домой, он продолжал свой монолог.

— Ты знаешь, что на островах аборигены живут в травяных хижинах? Они встают рано утром, и еда уже у них под ногами, она падает с деревьев. Они просто ходят, собирают, что пожелают, и едят — кокосы, ананасы, апельсины. Аборигены думают, что белые люди — боги! Они ловят рыбу, охотятся на кабанов, их девушки танцуют и носят юбки из листьев. Они ласкают своих мужчин, поглаживая их за ушами. О, «Золотое государство» молокопродуктов, целуй мою волосатую жопу!

Но мечте моего отца не суждено было сбыться. Полиция поймала человека, который сбил меня, и посадила за решетку. У него была жена, трое детей и не было работы. Он был нищим алкашом. Некоторое время он пробыл в заключении, но мой отец отказался выставить против него обвинение.

— Вы не можете из репки выжать кровь! — так он объяснил свой отказ.

15

Отец всегда гонял дворовых ребят из нашего дома. Я уже говорил, что никогда ни с кем не играл. Но я все же гулял по улице и, так или иначе, виделся с ними.

— Эй, ты, Хренли! — орали они мне. — Почему не сваливаешь в свою Германию?

Откуда они разузнали, где я родился? Самое паршивое заключалось в том, что эти парни были примерного моего возраста. Все они жили в одном квартале и ходили в одну католическую школу. Это были крепкие ребята, часами они играли в футбол, и почти каждый день между ними происходили кулачные бои. Возглавляла шайку четверка — Чак, Эдди, Джин и Франк.

— Эй, ты, Хренли, вали к своей немчуре!

Они отвергали меня.

Потом по соседству с Чаком поселился рыжий парень. Он ходил в какую-то спецшколу. Однажды я сидел на улице, когда он вышел из своего дома. Рыжий присел рядом со мной.

— Привет, меня Рэдом зовут.

— Меня Генри.

Мы сидели и смотрели, как другие ребята играли в футбол. Я заметил на левой руке Рэда перчатку.

— А чего это у тебя на левой руке перчатка?

— У меня только одна рука, — ответил он.

— Она выглядит, как настоящая.

— Это протез. Потрогай.

— Что?

— Потрогай его.

Я потрогал. Рука была жесткой, как камень.

— Протез по локоть. Ремнями пристегивается. А на локте у меня есть малюсенькие пальчики, с ногтями, ну, как у всех, только они не работают. Это у меня с рождения.

— У тебя есть друзья? — спросил я.

— Нет.

— У меня тоже.

— Эти ребята не играют с тобой?

— Нет.

— Я играю в футбол.

— Ты?

— Запросто, — ответил Рэд.

— Давай сыграем.

— Давай.

Рэд сбегал в гараж, принес мяч и отдал его мне. Затем он снова отбежал на несколько шагов.

— Давай, пасуй…

Я бросил. Его настоящая рука пошла вперед, ненастоящая тоже, и он поймал пас. Только его протез слегка скрипнул, когда коснулся мяча.

— Здорово, — сказал я. — Теперь ты бросай!

Рэд взмахнул рукой — и мяч полетел. Он ударил меня, как снаряд. Я сумел удержать его только потому, что он угодил мне в живот.

— Ты слишком близко стоишь, — сказал я. — Отойди подальше.

Наконец-то, думал я, потренируюсь ловить и бросать. Это было действительно здорово.

Я был нападающим и сделал крученый бросок. Мяч не долетел до Рэда, но он бросился вперед, прыгнул, схватил его и, перевернувшись два-три раза, поднялся — мяч был в его руках.

— Здорово, Рэд. Где ты так научился?

— Отец научил. Мы много тренировались.

Он вернулся на свое место и бросил мяч мне. Мяч пролетел выше моей головы, и я побежал за ним, стараясь поймать его, чтобы он не перелетел через забор, за которым был уже двор Чака. Но мяч ударился о забор и оказался на территории Чака. Мне пришлось лезть через изгородь. Чак подхватил мяч и послал мне.

— Что, Хренли, подружился с уродом?

Через пару дней мы с Рэдом снова играли в футбол на газоне перед его домом. Чака с его дружками поблизости не было. У нас с Рэдом все лучше и лучше получалось управляться с мячом. Наши тренировки шли на пользу. Все, что нужно пацану, — немного удачи. Все же есть некто, кто контролирует, чтобы все получили свой шанс.

Я принял мяч на плечо, подхватил его, раскрутил и отослал Рэду, тот подпрыгнул и поймал подачу. Может, когда-нибудь мы смогли бы участвовать в чемпионате Америки. Но тут я увидел приближающихся к нам пятерых парней. Ребята были не из моей школы, примерно наших лет, и выглядели опасными. Мы продолжали перебрасываться мячом, а они стояли и смотрели.

Потом один парень зашел на газон. Самый здоровый.

— Ну-ка брось мне мяч, — сказал он Рэду.

— Зачем?

— Хочу посмотреть, смогу ли я поймать твою подачу, или нет.

— А меня плевать, можешь ты ловить или нет.

— Брось мне мяч!

— Эй, у него одна рука, — сказал я. — Отвяжись от него.

— Аты не ввязывайся, обезьянья рожа! — прикрикнул верзила на меня и снова обратился к Рэду:

— Бросай мяч!

— Пошел к черту! — огрызнулся Рэд.

— Отберите у него мяч, — приказал парень своим дружкам.

Шайка бросилась на нас, но Рэд повернулся и закинул мяч на крышу своего дома. У крыши был слишком крутой склон, мяч покатился обратно, но, зацепившись за водосток, остановился. Нас окружили. Пятеро против двоих. «Шансов нет», — подумал я, сжал кулак, прицелился одному в висок, ударил и промахнулся. В ответ получил пинок под зад. Это был крепкий удар, боль прошила весь позвоночник — от копчика до затылка. Но тут я услышал хлопок, почти как выстрел винтовки, и один из пятерых напавших, схватившись за голову, рухнул на землю.