Дело антикварной мафии - Биргер Алексей Борисович - Страница 14

— Но ничего интересного дальше не произошло, — сообщил Илюха. — Он прошел в сторону Большой Дмитровки и там завернул в жилой дом. На подъезде был кодовый замок, он набрал код и вошел. Видно, делал он это не впервые. Мы позвонили вам. Прошло больше двух часов, прежде чем он опять вышел. Прогулялся не спеша, глазея по сторонам, идти-то там до «Интуриста» минут пять. Однажды он остановился, достал бумажки, мы еще сумели разглядеть в бинокль, что, кроме бумажек, у него была сделанная «Полароидом» фотография иконы, на которой стояла печать, ну, и бумажки тоже были печатями усыпаны. В ресторан мы вслед за ним пройти не решились, но потом видели, как иностранец вышел из ресторана очень довольный с иконой и со всеми бумажками, и к лифту пошел. Видно, в свой номер. Тогда мы вам опять позвонили — и получили ваш приказ ехать к Киноцентру и ждать автобуса. Вот и все.

— Понятно, — кивнул Осетров.

— Можно один вопрос? — Мишка Стасов поднял руку.

— Пожалуйста, — кивнул Осетров.

— У меня вопрос к вам или к Виталию Яковлевичу, — сказал Стасов, вставая. — Я не понимаю, неужели этот Олег ничего не боится? Он так открыто обсуждал с клиентом, что поможет ему не совсем законным способом, что и ребята его слышали, и кто угодно услышать мог…

— Ну, на весь холл они не орали, — уточнил Жорик. — И сидели в креслах в стороне от остальных… Но разговаривали вполне свободно, без боязни, что кто-то может услышать.

— Да, это, скорее всего, вопрос к Виталию Яковлевичу, — сказал наш директор.

— Тут ничего странного нет, — проговорил Виталий Яковлевич. — По большому счету, в чем можно обвинить Олега? Он помогает сокращать бюрократическую волокиту, оформляя разрешение на вещи, которые так или иначе вывозить можно. Он помогает людям, пользуясь своими возможностями — разве это тяжкий грех? Ну, какая-то девушка, с которой он в «личном контакте», может схлопотать служебное взыскание за то, что взяла домой служебную печать…

— Как это? — вырвалось у Жорика.

— Да это же очевидно! — усмехнулся Виталий Яковлевич. — Как еще в выходные можно поставить печать на фотографии? Если бы дело только бланков касалось, то можно было бы сказать, что она взяла только пустые бланки с печатями… А печать должна храниться в сейфе, и брать ее домой — грубейшее нарушение инструкций. Но уголовного дела тут не заведешь, ведь ничего недозволенного к вывозу проштамповано не было. И даже если девица не отделается служебным взысканием и вылетит с работы, то что?.. Во-первых, она получает плату за риск. Во-вторых, многие галереи с удовольствием возьмут ее на работу «консультантом» — и глаз у нее наметанный, и все ее знакомые остались в том комитете, из которого ее уволили. И если галерее нужно будет срочно оформить разрешение на вывоз знатному клиенту, она обратится к кому-нибудь из своих бывших коллег, попросит пособить, ускорить, в пределах закона… А этот Олег, вообще практически чист получается. Это в советское время из-за ста долларов можно было человека в тюрьму посадить, а сейчас и тысячи бывает недостаточно. Его дело вообще сторона: он попросил, ему сделали, как — он понятия не имеет, но, в любом случае, государство ущерба не понесло, контрабанды не было, поэтому о чем говорить? Я так понимаю, эта девица квитанцию на оплату пошлины в Сбербанке выписала за пятницу. А то, что человек не в пятницу, а в субботу пошлину уплатил — это его дело. А разрешение на вывоз она пометила понедельником. Мол, с самого утра человек примчался, предъявил квитанцию и получил разрешение. А в понедельник с самого утра она первым делом номер этого разрешения и другие данные внесет в компьютер. Не подкопаешься, не придерешься.

— Но ведь в понедельник можно организовать проверку, еще до начала рабочего дня… — подал голос Егупкин.

— Кто этим будет заниматься? — спросил Виталий Яковлевич. — Для нашего ведомства это дело слишком мелкое, потому что нет угрозы ни безопасности государства, ни национальным интересам. За рубеж ведь едут грубые подделки. Конечно, можно спустить это дело милиции. Возможно, она и возьмется за это с радостью: разоблачит очередное «гнездо коррупции». А может, и до суда довести не удастся… И вообще, опыт показывает, что лучше таких, как этот Олег и девица с печатью держать на крючке. Такие люди ради хорошего отношения с нашей стороны и услугу необходимую всегда окажут, если попросить, и сами быстренько доложат, если узнают, что готовится к вывозу по-настоящему крупная контрабанда, а в итоге, и нам и таможенникам возни меньше… Правильно я говорю? — повернулся он к генералу Николаю Ивановичу.

— Совершенно верно, — кивнул тот, и мы впервые услышали его голос. — Надо бы еще проверить, не числится ли этот Олег среди наших добровольных помощников.

— Вот, вот, — закивал Виталий Яковлевич. — Тогда это тем более объясняет его смелость. Он, грубо говоря, выступает еще немного в роли провокатора. Как раз, может, и хорошо, что его услышат. Все иностранцы знают, какая мука связываться с любой нашей чиновничьей организацией, и, если есть человек, который за небольшие деньги готов получить разрешение на вывоз дозволенных к вывозу вещей — то почему бы этим не воспользоваться? Вот так. Надеюсь, я достаточно подробно все объяснил?

— Да, более чем, — ответил за всех нас Осетров. И повернулся к Жорику и Илюхе.

— Итак, что основное в вашем рассказе? Что мы запишем на доске?

— Во-первых, что какой-то Олег Кириллович оформил какому-то Хансу Гьельструпу разрешение на вывоз иконы, про которую наверняка знал, что она — грубая подделка.

— Пишите, — кивнул Осетров.

И Жорик записал:

6. Разрешение на вывоз поддельной иконы оформлено датчанину Хансу Гъелъструпу не ким молодым человеком, который называет себя Олег Кириллович.

— И еще, — сказал Жорик, — надо бы записать, что звонок этой «Анны Ивановны»-Васьковой был сделан либо этому Олегу, либо его сообщнице.

— Это твои догадки, — сказал Осетров. — Допустим верные. Но сейчас мы записываем только факты.

— Тогда… — подал голос Илюха, — наверное, мы можем записать, что разрешение на вывоз было получено не совсем законным способом и за дополнительные сто долларов. И еще, что человек, поставивший печать, не имел права держать ее у себя дома… — он покосился на Виталия Яковлевича.

— Второе — тоже пока лишь догадка, — сказал Виталий Яковлевич.

— Да, достаточно записать, что разрешение было оформлено с нарушениями существующего порядка, — кивнул полковник.

Так и записали:

7. Разрешение на вывоз было оформлено в выходной день, с нарушениями, и за сто долларов побора.

— Теперь, — сказал Осетр, — следующая группа: Вельяминов, Абраменко, Саврасов!

Они вышли к доске, и слово взял Абраменко:

— Нам сообщить особенно нечего, кроме того, что одну старушку, торгующую иконой, мы на Арбате встретили. Икона точно поддельная, пузырьки на ней виднелись, а старушка — неподдельная, факт! После вашего предупреждения, мы и так и сяк к ней приглядывались, и можем с уверенностью заявить, что это действительно старушка, а не переодетая молодая женщина. На иконе изображен Иисус, но изображение, если честно, разобрать не так-то просто, такое оно закопченное и потемневшее. Старушка простояла около часа, потом у нее купила икону довольно модно одетая женщина, за тысячу рублей. Тут мы разделились. Олежка… Вельяминов отправился за покупательницей, а мы с Алешкой Саврасовым рванули за старушкой. Старушка ушла совсем недалеко, в дом на Сивцевом Вражке. Явно, она живет в этом доме, потому что код подъезда набрала на память: вряд ли старый человек может удержать в памяти несколько кодов, кроме кода собственного дома. Да, по пути она зашла в магазин, купила молоко, хлеб, макароны, два яблока, два банана и банку кошачьего корма. Мы прождали ее возле дома часа полтора, но она больше не появлялась. Мы вернулись на Арбат, встретились с Олегом, позвонили вам и получили распоряжение двигаться к автобусу. Вот и все.

— А я, — сообщил Вельяминов, — пошел за этой женщиной, вместе с ней сначала в «Смоленский» завернул, где она купила конфет и колбасы, и сыру дорогого, а потом зашла в цветочный магазин, купила букет цветов. Позвонила по мобильному и велела шоферу часа через два подать машину в Трубников переулок, а туда она сама, мол, пешком дойдет. Я и припустил бегом в Трубников, ее обгоняя. Ну, и стал бродить там, будто жду кого-то. Эта тетенька появилась, свернула к подъезду, поздоровалась со старушками на лавочке. Одна из старушек и говорит ей: «Опять, Надежда Ильинична, идете тетушку проведать? Забаловали вы ее совсем!» «Да как же не побаловать! — ответила тетка. — Она ж у нас совсем старенькая и одинокая, надо ж хоть какую радость ей доставить. Вот и продукты и икону ей купила редкую, а то жаловалась она, что пристойной иконы Христа у нее нет…» «И сколько ж вы за эту икону отдали?» — поинтересовалась другая бабуля. «Ой, и не спрашивайте, потому что лучше цену и не называть!..» И с тем в подъезд вошла. А когда она в подъезд вошла, одна бабуля и говорит другой: «Везет Настасье Кузьминишне! Вон, какие у нее родственники, как обихаживают!» «Везет-то везет, — отозвалась другая, — да только ведь не за просто так они стараются. Квартира-то у нее вон какая, трехкомнатная, прямо при Арбате, и еще неизвестно, захочет она эту квартиру родственникам оставить или что другое с этой квартирой учудит». Ну, словом, обычная старушечья болтовня дальше пошла, и это неинтересно. Я подождал для порядка, болтаясь поблизости, пока ее автомобиль с шофером не подъехал, новехонький такой «ауди», последней модели, весь серебристый, и эта женщина вышла, села в «ауди» и уехала. Я на всякий случай номер машины записал. Вот и все.