Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

История величия и падения Цезаря Бирото - де Бальзак Оноре - Страница 30


30
Изменить размер шрифта:

— Дорогой друг, — сказал прославленный Годиссар, улыбаясь Фино, — написано великолепно. Черт побери! Здорово мы ударились в науку! Мы не виляем, берем быка за рога. Ах! Я вас от души поздравляю. Вот это — полезная литература.

— Изумительный проспект! — с восторгом воскликнул Попино.

— Проспект с первого же слова губит «Макассарское масло», — заявил Годиссар и, встав с важным видом, произнес, отчеканивая каждое слово и подкрепляя его жестами парламентского оратора: «Ничто не способствует — росту — волос! Нет — безвредной — краски — для — волос!» О, о, вот в чем залог успеха: современная наука не опровергает обычаев древних. Убедительно и для старых, и для молодых. Старику вы скажете: «Да, да, сударь, древние греки и римляне были правы, не так-то уж они были глупы, как некоторые думают». А молодому человеку заявите: «Милый юноша, вот еще новое открытие, которым мы обязаны просвещению, мы движемся вперед! Чего только не даст нам еще пар, разные там телеграфы и прочие открытия. Это масло — результат исследований господина Воклена!» А не напечатать ли нам выдержку из сообщения господина Воклена в Академии наук, подтверждающую наши заверения! Вот будет замечательно! А сейчас, Фино, за стол! Закусим и выпьем на славу! Осушим бокал шампанского за успех нашего Попино!

— Мне думается, — скромно сказал автор, — что время легкомысленных и шутливых проспектов миновало; мы вступаем в эру науки, — необходим докторальный, авторитетный тон, иначе не завоюешь публику.

— Вспрыснем же это масло. Язык у меня так и чешется, руки зудят, — я стану представителем всех, кто возится с волосами. Никто из них не дает больше тридцати процентов скидки, надо пойти на сорок процентов, и я берусь продать сто тысяч флаконов в полгода. Я атакую аптекарей и москательщиков, бакалейщиков и парикмахеров, и за сорок процентов они околпачат своих покупателей.

Молодые люди ели, как львы, пили, как мушкетеры, и опьянялись будущим успехом «Кефалического масла».

— Это масло крепко ударяет в голову! — со смехом воскликнул Фино.

Годиссар исчерпал все возможные каламбуры со словами «масло», «волосы», «голова». За десертом среди взрывов гомерического хохота три приятеля, несмотря на тосты и взаимные пожелания всяческого благополучия, расслышали удары дверного молотка.

— Верно, дядя надумал прийти навестить меня! — воскликнул Попино.

— Дядя? — сказал Фино. — А у нас даже нет лишнего стакана!

— Дядя моего друга Попино — судья, — пояснил Годиссар Андошу Фино. — Не вздумай подтрунивать над ним, он спас мне жизнь. Ах, кто побывал в моем положении, лицом к лицу с гильотиной, когда — «чик, и прощай шевелюра!», — прибавил он, жестом изображая движение рокового ножа, — тот вечно будет помнить почтенного следователя, сохранившего ему глотку для шампанского! Даже мертвецки пьяный, он не забудет своего спасителя. Да и ты, Фино, не зарекайся. Может, и тебе понадобится когда-либо господин Попино. Черт побери! не будем же скупиться на поклоны.

«Почтенный следователь» действительно справлялся у привратницы о племяннике. Узнав его голос, Ансельм, чтобы посветить ему, спустился вниз со свечой в руке.

— Здравствуйте, господа, — сказал судья.

Прославленный Годиссар низко поклонился. Фино вперил в судью пьяный взор и нашел его простоватым.

— Здесь не роскошно, — заметил судья, окидывая взглядом комнату. — Ничего, дитя мое, хочешь стать большим человеком — начинай с малого.

— Какой глубокий ум! — шепнул Годиссар Андошу.

— Фраза из газетной статьи! — ответил журналист.

— А! Это вы, сударь! — сказал судья, узнав коммивояжера. — Какими судьбами?

— Сударь, я по мере своих слабых сил хочу способствовать преуспеянию вашего любезного племянника. Мы только что обсуждали проспект, прославляющий его масло, а вот перед вами и автор этого проспекта, который представляется мне лучшим образцом, так сказать, парикмахерской литературы.

Судья взглянул на Фино.

— Сударь, — продолжал Годиссар, — позвольте представить вам господина Андоша Фино, одного из самых выдающихся молодых литераторов, он пишет в правительственных газетах и о высокой политике, и о маленьких театрах. Пока он — орудие в руках других, но будет и сам вершить чужие судьбы.

Фино дернул Годиссара за полу сюртука.

— Отлично, дети мои, — сказал судья, которому остатки невинного пиршества на столе объяснили эти слова. — Дружок, — обратился он к Ансельму, — переоденься, мы сейчас отправимся к господину Бирото, я должен отдать ему визит. Вы с ним подпишете товарищеский договор, я внимательно все обдумал. Фабрика, изготовляющая масло, находится на принадлежащей ему земле в предместье Тампль, и, я полагаю, Бирото должен передать тебе ее в аренду, позднее могут объявиться наследники; когда хорошо обо всем договоришься, недоразумений не бывает. Стены здесь, по-моему, сырые; повесь циновки над кроватью, Ансельм.

— Видите ли, господин судья, — заговорил Годиссар с вкрадчивостью придворного, — мы сегодня сами оклеивали стены обоями, они... еще... не просохли.

— Похвальная бережливость, — одобрил судья.

— Послушай, — шепнул Годиссар на ухо Фино, — мой друг Попино добродетельный молодой человек, он проведет вечер с дядюшкой, а мы отправимся к кузиночкам.

Журналист вывернул наизнанку жилетный карман. Попино понял его жест и сунул двадцать франков автору проспекта.

Судью поджидал на углу фиакр, и старик повез племянника к Бирото. Когда они прибыли к Бирото, г-н Пильеро, супруги Рагон и Роген играли в бостон, а Цезарина вышивала косынку. Роген, сидевший напротив г-жи Рагон и Цезарины, заметил, как обрадовалась девушка приходу Ансельма, как щеки ее зарделись, словно спелый гранат, и подмигнул своему старшему клерку.

— Видно, нам сегодня суждено только и делать, что подписывать акты, — заметил парфюмер, когда судья, поздоровавшись, объяснил цель своего визита.

Цезарь, Ансельм и судья поднялись на третий этаж, во временную спальню парфюмера, обсудить условия аренды фабрики и товарищеский договор, составленный стариком Попино. Договор на аренду заключили на восемнадцать лет, соответственно сроку найма помещения на улице Сенк-Диаман, — обстоятельство это, казалось бы малозначительное, позднее послужило на пользу Бирото. Когда Цезарь и судья спустились вниз, старик Попино, удивленный разгромом, царившим в квартире, и присутствием рабочих в воскресный день в доме столь религиозного человека, как Бирото, попросил объяснить ему, что тут творится. Парфюмер только того и ждал.

— Хотя вы и не поклонник светских удовольствий, вы, надеюсь, не осудите нас за то, что мы собираемся отпраздновать освобождение Франции. Но это еще не все. Я приглашаю друзей также и для того, чтобы отметить награждение меня орденом Почетного легиона.

— А! — протянул судья, не имевший ордена.

— Быть может, я заслужил эту награду и монаршую милость, ведь я был членом суда... коммерческого, конечно, и сражался за Бурбонов тринадцатого вандемьера на ступенях...

— Да, знаю, знаю, — проговорил судья.

— ...церкви святого Роха, там я был ранен Наполеоном. Надеюсь...

— Охотно приду, — сказал судья. — Если жена будет здорова, я приду с ней.

— Ксандро, — сказал, уходя, Роген своему клерку, — ты и думать перестань о женитьбе на Цезарине. Месяца через полтора оценишь мой добрый совет.

— Почему? — спросил Кротта.

— Бирото собирается истратить тысяч сто на бал, да еще, вопреки моим советам, вкладывает все свое состояние в спекуляцию земельными участками. Через полтора месяца эти люди останутся без куска хлеба. Женись-ка лучше, мой милый, на мадмуазель Лурдуа, дочери подрядчика малярных работ. У нее триста тысяч франков приданого; я приберег для тебя этот выход. Отсчитай мне всего лишь сто тысяч франков, и завтра же можешь получить мою контору.

О великолепном бале, затеваемом парфюмером, газеты протрубили на всю Европу, купечество же узнало о нем совсем иным путем, — по толкам, вызванным ночными работами. Утверждали, что Цезарь Бирото снял три дома, что залы у него будут раззолочены, что к обеду подадут специально по этому случаю изобретенные блюда; одни рассказывали, что купцов на бал не пригласят, что праздник дается лишь для представителей власти; другие строго осуждали честолюбие парфюмера, высмеивали его политические претензии, некоторые даже сомневались, был ли он когда-либо ранен. Немало интриг породил бал во втором округе; друзья не надоедали Бирото, но люди едва знакомые с парфюмером не считались ни с чем в своих притязаниях. Всякое благополучие порождает льстецов. Нашлось немало лиц, которые всеми средствами добивались приглашения. Супруги Бирото были напуганы количеством дотоле неизвестных им друзей. Эта жажда попасть на бал испугала г-жу Бирото, она становилась все мрачнее и мрачнее с приближением дня торжества. Констанс призналась Цезарю, что не знает, как ей себя держать, ее страшили бесчисленные мелочи подобного празднества: где раздобыть серебро, хрусталь, прохладительные напитки, посуду, слуг? И кто будет за всем следить? Она просила Бирото встречать гостей у дверей и впускать только приглашенных, ибо наслушалась странных историй о людях, являвшихся на балы в буржуазные дома и ссылавшихся на каких-то друзей, имена которых они не могли назвать.