Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Дон Жуан

Гнедич Татьяна Григорьевна

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Дон Жуан - Гнедич Татьяна Григорьевна - Страница 36

Изменить размер шрифта:

Но я займусь моей Гайдэ: она

Носила две джеллики — голубую

И желтую; вздымалась, как волна,

Сорочка, грудь скрывая молодую:

Как в облаках прекрасная луна,

Она фату накинула цветную,

И украшал жемчужин крупных ряд

Пунцово-золотой ее наряд.

На мраморных руках ее блистали

Широкие браслеты без замка,

Столь гибкие, что руки облегали

Свободно и упруго, как шелка,

Расстаться с ними как бы не желали,

Сжимая их любовно и слегка;

Металл чистейший на нежнейшей коже

Казался и прекрасней и дороже.

Как подобает дочери владык,

Гайдэ на ноги тоже надевала

Браслеты; на кудрях ее густых

Блистали звезды; складки покрывала

Застежка из жемчужин дорогих

На поясе под грудью закрепляла;

Атлас ее шальвар, пурпурно-ал,

Прелестнейшую ножку обвивал.

Ее волос каштановые волны

Природный и прелестнейший наряд

Спускались до земли, как позлащенный

Лучом зари альпийский водопад;

Но локон, сеткой шелковой стесненный,

Порою трепетал, свободе рад,

Когда ее лицо, как опахало,

Дыханье ветра вешнего ласкало.

Она несла с собою жизнь и свет,

Прекрасна, как невинная Психея

Небесной чистотой счастливых лет

Она цвела, как юная лилея;

Казалось, даже воздух был согрет

Сияньем чудных глаз ее. Пред нею

Восторженно колена преклонить

Кощунством не сочтется, может быть!

Напрасно, по обычаю Востока,

Она свои ресницы начернила:

Горячий блеск пленительного ока

Их бахрома густая не затмила.

Клянусь я небом и звездой пророка,

Напрасно хна восточная покрыла

Ей розовые ногти: и без хны

Они прекрасны были и нежны!

Известно: белизну и нежность кожи

Восточная подчеркивает хна,

Но для Гайдэ, я отмечаю все же,

Она была, бесспорно, не нужна:

На гордый блеск снегов была похожа

Ее груди и шеи белизна.

Шекспир сказал: «Раскрашивать лилею

И золотить червонец я не смею!»

Жуана белый плащ прозрачен был,

И самоцветы сквозь него мерцали,

Как Млечный Путь из маленьких светил,

И золотой узор на черной шали

Горел огнем; чалму его скрепил

Огромный изумруд — и трепетали

Алмазы полумесяца над ним

Сияньем беспокойным и живым.

Их развлекали плясками девицы,

И евнухи, и карлы, и поэт

Последний мог успехами гордиться

И думать, что гремит на целый свет.

Вельможе не приходится скупиться,

Коль хочет быть как следует воспет:

Поэтам и за лесть и за сатиры

Отлично платят все владыки мира!

Он, вопреки привычке прежних дней,

Бранил былое, восхищаясь новым,

За сытный пудинг со стола царей

Стал антиякобинцем образцовым.

Он поступился гордостью своей,

Свободной волей и свободным словом,

И пел султана, раз велел султан,

Правдив, как Саути, и, как Крэшоу, рьян!

Он изменялся, видя измененья,

Охотно, как магнитная игла:

Но чересчур вертлявой, без сомненья,

Его звезда полярная была!

За деньги, а порой за угощенье

Он прославлял «великие дела»

И лгал с такой готовностью я жаром,

Что лавры заслужил себе не даром.

Он был талантлив, если ренегат

Способен быть талантливым: к несчастью,

Все «vates irritabiles»[19] хотят

Признанья и похвал из жажды власти!

Но где же мы, читатель?! Виноват!

Простите, бросил я в разгаре страсти

И третьей песни наших молодых

В роскошном островном жилище их.

Поэт, весьма умелый и занятный,

Любимец многочисленных гостей,

Их забавлял игрой весьма приятной

И мелодичной песнею своей:

Порой они считали непонятной

Причудливую вязь его речей,

Но шумно выражали одобренье,

Ведь таково общественное мненье!

Набравшись вольнодумнейших идей

В своих блужданьях по различным странам,

Он был среди порядочных людей

Пришельцем досточтимым и желанным.

Он мог, как в ранней юности своей,

Прикрывшись поэтическим туманом,

Почти без риска правду говорить

И ухитряться все же высшим льстить.

Он знал арабов, франков и татар,

Он видел разных наций недостатки,

Он знал народы, как купцы — товар:

Изъяны их, и нравы, и повадки.

Он был хитер, хотя еще не стар,

И понял, что на лесть все люди падки,

И принцип основной уменья жить

Что «в Риме надо римлянином быть».

вернуться

«Раздражительные певцы» (лат.).