Паутина долга - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 45

Вставание с кровати заняло по меньшей мере две минуты: сначала я сел, помогая себе правой рукой, и несколько вдохов привыкал к вертикальному положению корпуса, что оказалось довольно трудным делом ввиду ограниченной чувствительности левой половины тела. Потом спустил ноги на пол (холодный и занозистый), пошарил ступнями в поисках шлёпанцев. Нашёл, заполз пальцами в валяную шерсть. Ногам стало гораздо уютнее. Выдохнул. Вдохнул. Опёрся рукой о край кровати (твёрдый, что замечательно для поддержки, но мало приятно для лежания). Встал. Подождал, пока голова перестанет кружиться, сделал шаг и...

Напоролся на что-то не слишком большое, облюбовавшее стоящий рядом стул. А вслед за шорохом и скрипом сдвинутого с места предмета мебели раздалось удивлённо-недовольное:

— Ты куда собрался?

— Э...

Щелчок пальцев. Вспыхнувший на уровне моей груди «светлячок» позволил в деталях рассмотреть лицо целителя. И детали свидетельствовали о двух вещах. Первое: Галчонок, в отличие от меня, счастливо спал, хоть и сидя на стуле. Второе: мои ночные поползновения мага явно не устраивали. Жаль, раньше его не заметил. Впрочем... Я и не старался разглядывать обстановку комнаты. По очень простой причине: хоть в ночном небе и висела близкая к самому круглому своему состоянию луна, из-за вычурности архитектурного чудовища, приютившего лазарет, в окно моей комнаты бледные лучи попадали под углом, задевая лишь кусок стены, противоположной той, у которой стояла кровать.

— Тебе нельзя вставать.

Ну да, нельзя. Помню.

— Видишь ли, мне очень хочется пить. Не подскажешь, где можно раздобыть глоток воды?

Галчонок потянулся, разминая плечи.

— На кухне, конечно. Только это в другом крыле, далековато для тебя.

— Предлагаешь до утра умирать от жажды?

— Нет, конечно.

Он задумался, поигрывая «светлячком», вставленным в браслет. Когда стало ясно, что ожидание грозит затянуться, пришлось делать ход самому:

— Я не вправе ни приказывать, ни просить, но, может быть, ты можешь оказать мне услугу и сходить за водой?

— Могу.

Ни малейшего движения. Ни тени попытки оторвать задницу от стула. Смотрю на целителя с надеждой, плавно переплавляющейся в недоумение:

— Есть трудности?

— Да.

Немногословен, и это хорошее качество, не спорю, но не сейчас.

— С ними можно справиться?

— Не знаю.

Хочет свести меня с ума? Что ж, парень на верном пути. Только я не расположен шагать с ним бок о бок:

— Зачем ты вообще здесь сидишь?

— Жду.

— Чего?!

— Не кричи!

— Какой крик? Я же шёпотом спросил. А кстати... — Осенило меня: — Почему мы оба шепчем?

— Потому. Ночь на дворе, все спят.

Он умолк, словно предлагая мне прислушаться к доказательствам своих слов, предоставленным самой природой. В наступившей тишине портьеры воздуха раздвигало только наше дыхание и... Прерывистое шуршание в коридоре, подозрительно похожее на шаги, но не стражника, скажем, совершающего обход, а человека, скрывающего своё присутствие.

Шурх. Тишина. Шурх. Тишина. Мы с целителем переглянулись, и он, осторожно поднимаясь со стула и направляясь к левой стороне двери, кивком предложил мне занять место справа от прохода. Свет погас. Я прижался к стене, невольно ловя себя на мысли: играем, как мальчишки. А ведь дело может оказаться серьёзным...

Короткий тихий скрип поворачивающейся на петлях двери. Тишина. Осторожное нажатие, пропускающее в комнату холодный воздух из коридора и чью-то фигуру. Но у меня не было никакой возможности рассмотреть пришлеца: мешала дверь, а Галчонок и не собирался тратить время на ерунду вроде предварительного наблюдения.

Ослепительно вспыхнувший «светлячок» дополнился торжествующе-командирским:

— Стоять смирно! Докладывать по форме!

Решив подыграть целителю, я, видя, что пришлец зашёл в комнату дальше, чем было удобно для немедленного отступления, захлопнул за спиной вошедшего дверь. Видимо, именно стук, возвестивший о возникновении преграды, отрезающей путь назад, и подхлестнул незнакомца: тёмная фигура в два прыжка бросилась к окну. На третьем прыжке правая рука любителя ночных прогулок описала полный круг, не просто оставшийся размытым свечением висеть в воздухе, а устремившийся навстречу оконной раме и вонзившийся в неё, как нож входит в масло. Грохота не было. Пока незнакомец не достиг окна: только тогда оно вместе с куском стены выпало во двор.

Обломки дерева, стеклянное крошево и каменная пыль облаком окутывают пришлеца, перескакивающего через бывший подоконник. Звук падения. Быстрый топот. Вдох, и над лазаретом снова повисает тишина.

— Ма-а-ать... — выдыхает Галчонок, восхищённо оглядывая руины комнаты.

— И мать её, — добавляю я.

А на беззвёздном небе наступившей тёмной ювеки, теперь уже не скрытым замороженным стеклом, третьим участником содержательного разговора ехидно оскаливается луна.

Нить десятая.

Её было слышно с первого шага по коридору лазарета. С того самого момента, как поднялась на лестничную площадку второго этажа.

— Если я сейчас войду и увижу, что все разрушения сводятся к покосившейся прогнившей балке, произошли не по злому умыслу нарушителя закона, а по недосмотру вьера, следящего за состоянием казённого имущества, клянусь, вы пожалеете, что разбудили меня среди ночи и вытащили из постели, которую нам с любимым мужем только-только удалось согреть! Вы будете жалеть долго, искренне, заливаясь горючими слезами и умоляя о прощении, которого не заслуживаете. И которое не получите! Всё ясно? — На повышенных тонах и с осознанием полного права быть недовольным тараторил женский голос.

Мужской голос, хриплый и несколько сконфуженный, оправдывался:

— Не извольте серчать, hevary, мы ж никогда в жизни... да чтоб по пустякам... постель — оно вообще, дело святое... а любимый муж так и вовсе...

Последние слова оказались несомненной ошибкой, потому что женщина переспросила, резко охлаждая тон до полного замерзания:

— Что-что вы хотите сказать о моём супруге, милейший?

Дальнейшие речи мужчины, сопровождавшего новую участницу ночного переполоха на пути к месту возникновения оного, состояли только из беканья и меканья. Даже переступив порог, стражник, дородность которого указывала на явное отсутствие в распорядке службы пробежек по городу, не решился произнести что-то осмысленное: указал на дыру в стене рукой, шагнул в сторону, освобождая проход, и застыл рядом с дверью, силясь придать себе вид готовности исполнить любой приказ. Впрочем, вошедшая следом женщина заслуживала и большей почтительности.

Не слишком высокая, но способная легко заглянуть в глаза мужчине среднего роста, тонкокостная, подвижная и порывистая: подбитый длинноворсным мехом плащ слетел с широких плеч на подставленные руки стражника в тот же миг, как серо-синие глаза пришелицы расширились, взглянув на развороченную стену.

Привычно-ловкое движение рук, собирающих волну каштановых волос витками и закалывающих полученный пучок костяной шпилькой, в прежней жизни явно бывшей лекарским инструментом для определения глубины ран. Стремительные шаги к центру комнаты. Столь же стремительная остановка. Засучивание правого рукава плотной рубашки с целью освободить для обозрения широкий наборный браслет из бусин. Удивлённо цокнувший язык. Минута раздумий без малейшего шевеления, потом резкий разворот к сидящим на кровати и кутающимся в одно одеяло очевидцам. То бишь, к нам с целителем.

— В котором часу всё случилось?

Мы дружно открыли рты, но первым ответил стражник, решивший выслужиться и тем самым сгладить неосмотрительно произведённое нелестное впечатление:

— Аккурат после третьего звона[11], hevary!

Женщина сдвинула брови, соорудив на высоком лбу поперечную морщинку, и продолжила начатый ещё в коридоре разгром: