Знак Лукавого - Иванов Борис Федорович - Страница 71

Позади раздалось выкрикнутое каркающим голосом Хирама удивленное проклятие, затем — оглушительный плеск и новый каскад крепчайших выражений.

Я оглянулся. Недоверчивый атаман, наверняка подозревая какую-то хитрость в виде цепочки подводных камней или натянутой под водой сети, решительно последовал по моим следам и тут же провалился в затянутую ряской жижу по пояс. Теперь он ожесточенно барахтался в грязи и призывал все силы ада на голову того, кто сыграл с ним эту злую шутку.

— Напрасно вы это, господин Хирам, — искренне попенял ему я, возвращаясь и помогая ему выбраться на берег. — Я же вам просто продемонстрировал элементарное умение мага. А вы-то зачем полезли в топь? Ведь вы же не маг…

— Не маг, — согласился он, быстро возвращая себе обычное хладнокровие. — Хм… Напрасно я грешил на твою выучку, маг… Вот что, пойдем-ка отсюда побыстрее, пока никто не сподобился встретить меня в таком виде…

Я громогласно заверял его в том, что вовсе не в обиде и вообще не случилось ровным счетом ничего серьезного. Повышенная громкость моего голоса объяснялась не столько огорчением в связи с приключившимся конфузом, сколько желанием заглушить с трудом сдерживаемое хихиканье Тагары, доносившееся откуда-то из глубины камышей.

Старикан меж тем забыл, что наверху, на обрезе берега, куда от камышей выводила нас тропинка, его дожидался верный Джош. Увидев нас и то, в каком состоянии каждый из нас находился, он истолковал приключившееся, по его мнению, внизу на свой манер.

— Я же говорил, — уверенно заявил он, протягивая атаману руку, чтобы помочь ему выбраться на тропинку, — что это не маг, а полное фуфло! С этим типом вы только стыдобы натерпитесь!

Старик лишь обдал его пылающим холодным огнем взглядом и руки его не принял. Я же только добавил от себя какое-то заклинание, смысл которого уже успел благополучно забыть. До сих пор я пользовался этими словами и звукосочетаниями, которые заставлял меня усердно заучивать мой мэтр, просто как заменителем кучерявого воронежского мата, часто просившегося мне на язык в Странном Краю.

Уже пройдя по направлению к пещере полсотни метров, мы оба одновременно оглянулись, обеспокоенные тем, что не слышим за спиной торопливой припрыжки верного Джоша. Тот пребывал в окаменении — в прежней позе, согнувшись в три погибели над небольшим обрывчиком, ведущим к берегу, и вытянув услужливую руку вперед и вниз. Атаман воззрился на меня с молчаливым недоумением. Я так же молча пожал плечами. «Надеюсь, я его не на всю жизнь этак оприходовал», — подумал я. Как снять заклятие, которое случайно наложил на бедолагу, я, естественно, не представлял. С тем мы и разошлись — каждый в свой вход в Подземелье…

В состоянии полнейшей прострации я добрел до своей спальни и рухнул на лежанку. Сколько ни вдалбливал в меня Учитель теоретические основы здешней магии и сколько ни готовил психологически к роли мага — хотя бы и липового — к столь неожиданному появлению у меня колдовских способностей я готов не был!

Хождение по водам не прошло для меня бесследно — свои мокасины все-таки промочил. Что до Джоша, то, по свидетельствам очевидцев, он простоял у обрыва в той же позе до тех самых пор, пока солнце не поднялось в зенит. Ясно, что среди людей Хирама за мной теперь утвердилась слава мага опасного и злопамятного.

Впрочем, пребывать мне в этой компании оставалось недолго. Развязка всей этой околомагической истории приближалась стремительно. Да и время для меня летело со скоростью просто сумасшедшей.

За последующие двое суток еще два магических контакта с мэтром и два сеанса снятия заклятия основательно вымотали меня. Остаток времени съедали тренировки и медитации. Тагаре я велел присутствовать на всех этих сеансах образцово-показательного самоистязания. Дабы снова не быть обвиненным в небрежении обучением своего подмастерья.

* * *

Впрочем, после имевших место конфузов желающих «наехать» на меня больше не замечалось.

Мэтра чрезвычайно вдохновил подробный рассказ о столь успешном проявлении моей способности управляться с магией. Он выдал мне уйму новых рекомендаций, как пользоваться находящимися у меня магическими препаратами и инструментами. Упражнения по преодолению заклятий Забвения стали основным, что занимало теперь мое время. Мэтр сообщал мне то одну, то другую научную или магическую истину и тут же запечатывал ее заклятием Забвения той или иной силы. После чего с помощью многочисленных ухищрений мне предлагалось преодолеть или обойти эту преграду, установленную в моей памяти. На этом пути у меня наметились вполне определенные успехи. В конце концов речь шла не столько о магии, сколько о психофизиологии.

А вот с собственно магией успехи у меня если и появились, то чисто случайные, не зависящие от моего сознательного желания. Кроме неожиданной прогулки пешком по водам и временного паралича, который я наслал на злополучного Джоша, успехи мои сводились к паре свечек, зажженных взглядом, да к нескольким сериям удачного предсказания расклада карт и выпадения игральных костей.

Я твердо пришел к выводу, что для того чтобы заставить мое подсознание вспомнить о его — так и неизвестном сознанию — умении управляться с магией, этому подсознанию необходим какой-то стресс. Страх неизбежной смерти — на плато, перед лицом огнедышащей твари. Страх и отчаяние, охватившие меня в Лабиринте. Страх разоблачения и злая обида, заставившие водную гладь стать под моими ногами твердью. Просто злость на глупые слова услужливого хитреца Джоша…

Впрочем, похоже было, что толи химия мэтра, то ли наши усилия по снятию заклятия здорово снизили у меня необходимый для превращения в мага порог стресса. А ведь в запасе у меня еще более мощные препараты. Но и более опасные в то же время…

Самое сильнодействующее средство было оставлено мэтром, разумеется, для применения уже непосредственно у самих Врат. Выглядело это средство весьма прозаически. Это был запрессованный в обычный пластик простейший набор: таблетка и шприц-ампула — вроде тех, в которых расфасованы армейские «антидоты», предназначенные сводить на нет последствия применения коварным противником боевых отравляющих веществ.

Набор этот получил в нашем «жаргоне на двоих» условное наименование «Абсолют». Не в честь финской водки, конечно.

* * *

Теперь, до того момента когда мне предстояло на «Абсолют» этот положиться, оставались уже только считанные часы. Караван (а может быть, кавалькада или конвой) в два десятка всадников тронулся из логова Хирама к тому времени, когда солнце, задержавшееся в тот день в зените, проявило наконец желание склониться к закату, обозначив тем самым близкое наступление судьбоносной третьей ночи.

Ромка и мой «ассистент» Тагара были включены в состав экспедиции, видно, автоматически. А вот Аманеста на правах наследницы была оставлена за старшего — приглядывать за островной норой своего приемного папаши и за народом при норе. Это путало нам с Романом все карты, но оставалось надеяться на то, что ушлая дочь атамана изыщет для себя выход из положения. Командовал походом, естественно, сам старый атаман.

Я снова удостоился наложения светонепроницаемой повязки на свою физиономию и опять временно перешел в категорию слепых. Снова мы превратились в подвижный провиант для полчищ крылатых паразитов, поднявшихся над болотами. Снова под подковами наших коней чавкала гнилая жижа, готовая в любой момент оказаться непроходимой топью. Движение каравана было медленным и тоскливым, наводящим на мысли о катафалках и о похоронных процессиях вообще. Я еще в период своей военной жизни отметил, что трудно придумать что-нибудь более отвратительное, чем сочетание предстоящего боя, всегда связанного для каждого, кто на этот бой идет, с вопросом «быть или не быть», и рутинного, утомительного и обычно к тому же еще и унизительного процесса приближения к этому бою.

Тонкий писк комаров, гулкие и непонятные звуки, редкие реплики, которыми обменивались мои спутники, и, главное, повязка, лишившая меня зрения, — все это странным образом изменило мой слух и даже саму мою способность оценивать по слышимым звукам то, что происходило вокруг. Начиная с какого-то момента я понял, что наш караван не одинок среди пустынных болотных хлябей.