Леди-босс - Истомина Дарья - Страница 30

Я сбросила шубу и сказала:

— Кончайте базар, суслики! Кто из вас Нострик?

— Слушай, чего им еще надо? — сказал один из сопляков. — Я сводку по «сегодня» у Беллы уже скачал…

— Всем — брысь! — вскинулась от стола белокурая, пышноволосая, как у девушки, голова. — На весла, рабы! Теперь нашей галерой вот эта дама рулит! Так что гребем дальше. Хотя бы вид сделайте! Изобразите трудовые усилия. А то тетя вас накажет.

Все расползлись по своим отсекам. Нострик сидел в каком-то чудном кресле на колесиках, ловко оттолкнулся от стола и покатил вдоль стойки, почти не глядя, что-то выключал и включал. Тормознул передо мной.

— Нострик я только для тех, кому выдано позволение на треп, мадам! Для вас и прочих — Борис Сергеевич Тропарев. Чем обязан?

— Еще не знаю, — сказала я, закуривая. — Но, в общем, будем знакомы, Борис Сергеевич. Позвольте представиться. Елизавета…

— Елизавета Юрьевна Туманская, — подхватил он. — В девичестве Басаргина. Двадцати семи лет. «Торезовка». По гороскопу Телец. День рождения шестого мая. Место рождения, кажется, Кимры? О родителях информации еще нет. Дед — действительный член Сельхозакадемии, лауреат и прочее… Что-то по генетике.

Он бесцеремонно разглядывал меня. Я обманулась насчет его детскости — глаза у него были старые, мудрые. Если он и моложе меня, то ненамного. В нем было что-то клоунское. Пышная грива почти белых волос — как парик у рыжего на арене. Узкое бледное лицо, странно прозрачное, истонченное, какое-то квелое, словно он никогда не бывал на солнце, прорезала линия рта, изогнутого в постоянной ухмылке. Он был тощенький, костистый, с острых плеч его свисала вязаная серая кофта с костяными пуговицами. На коленках джинсов были нашиты затертые кожаные латки. Впрочем, все это поначалу я не очень разглядела, пораженная его глазами. Громадные, как озера, они, казалось, не могли принадлежать этому худенькому тельцу. Глаза эти не просто проницали, они с непреодолимой силой затягивали в свою темную бездонность, завораживали. Что-то похожее я видела у отроков на фресках в нашем монастыре. Такую же иконность. Что-то такое, что не имело отношения к земному. Как будто он знал нечто, чего не дано знать никому. И в то же время в них было что-то виновато-пришибленное, как у собаки со сломанной лапой.

— Я ожидал что-то более уродливое, — сказал он вдруг. — Приятно, что ошибся. Прошу за мной!

Он снова развернул свое кресло и покатил к стойке с мониторами.

— Ты что выпендриваешься, Тропарев? — проворчала я, шагая вслед. — Устроили тут катание на роликах! Ходить не можешь, что ли?

— Не могу, — кротко сказал он.

Краска бросилась мне в лицо. Я думала, что кресло это — для удобства в работе, чтобы гонять на нем от устройства к устройству. Оно же, оказывается, было инвалидное, с кнопками и на аккумуляторах. Только тут я разглядела его ортопедические ботинки и поняла, отчего он горбатится: ему просто трудно держать спину прямо.

Мне давно не было так стыдно. Я готова была расплакаться. Он понял это, улыбнулся и сказал:

— Привыкайте, мадам! Куда денешься? Так что вас привело на нашу галеру? Что волнует? Задавайте вопросы, я готов!

Он-то, может, и был готов, но у меня горло перехватило.

— Попить найдется? — наконец выдавила я.

— А вон там. Это еще Нина Викентьевна приучила своих холуев нас заряжать! — кивнул он в сторону бара. — Кофе, минералка, пепси. Пивко есть! Кое-что покрепче. Но в общем-то мы не очень… Отвлекает!

— Благодарю.

Я двинула к бару, чуя, как все исподтишка наблюдают за мной.

Цапнула первое, что попалось, — бутылку пива, сковырнула пробку, вернулась к Нострику.

Он уже перебирал клавиши на клавиатуре компьютера, как пианист, разминающий пальцы.

Компьютер у него был какой-то необычный, в черном, а не сером кожухе, с многочисленными подсоединениями, монитор в метр по диагонали, но я пялилась в основном на фото на стенке над ним. На цветном снимке была Туманская в алом комбинезоне, пластиковых, тоже красных, ботинках для горных лыж, со сдвинутыми на лоб черными очками в полумаске. Она смеялась. Рядом с ней в снег были воткнуты классные горные лыжи и стояла коляска-кресло, в котором сидел Нострик в ярком разноцветном пуховике с откинутым капюшолом и тоже смеялся, победно вскинув руки в толстых перчатках. Кресло было прикреплено к лыжам, получалось что-то вроде санок. Ноги его были закутаны в теплый плед. Солнце пронизывало его взбитую, как пена, гриву, отчего от головы исходило нечто вроде сияния. Сиреневое небо, позади скалистая гора с невысокими елями… Им обоим было очень весело.

Из-за спинки кресла на снимке торчали притороченные костыли.

— Чего изволите, сударыня? — спросил он, раскуривая тонкую черную сигару с костяным мундштуком.

— Где это вы?

— Теберда. Тогда там еще не стреляли… Я горы люблю. Так что вам от нас надо?

— В каком смысле?

Он смотрел на меня неприязненно:

— Откуда я знаю? Туманский предупреждал — вы допущены к электронному архиву, прогнозам. Плюс, конечно, ко всему, что мы «хакерно» втихую наковыриваем… Ну что вас волнует? В чем проблемы? Спрашивайте — отвечаем! Мы все можем. Ну почти все. Базовая аппаратура приличная, выходы отработаны.

— А это как понимать — все можете? — спросила я, в общем занятая совсем другими мыслями.

Меня неприятно поразило, что, судя по всему, Туманская нежно опекала этого птенчика. И носилась с ним, как с родным. Вон даже в Приэльбрусье таскала. Ублажала. Развлекала. Или просто — жалела?

По-моему, этот типчик мою легкую остолбенелость расценил как полную дебильность и решил поразвлечься. Засветился скрытым смехом, не без злинки, уставился на пивную бутылку, которую я все еще держала в руках, и ткнул в нее пальцем:

— Начнем с примитива! Что это вы откушиваете, Елизавета Юрьевна? Пивко? Вот и вдарим информационно по пивку… Для примера!

Те, в своих закутах, все слышали и, по-моему, втихую ржали. Такие спектакли, думаю, они устраивали не только со мной.

— Где у нас тут пивной сайтик? — Пальцы его порхали по клавишам, на экран монитора наплывали строчки, цифирь, графики и даже какая-то карта-схема России в зеленых и синих точках. — Разжевываю! По моему прогнозу, в этом году в России наши обожаемые соотечественники впервые вылакают пива больше, чем водки… То есть больше трех миллиардов литров! Лидеры нашего пивоварения — видите? — «Балтик-холдинг» в составе «Балтики», «Дон-пиво», «Яр-пиво», включая «Сан-групп» из семи пивоварен и пивкомбинат «Очаково», давят всех региональщиков и за счет мизерной маржи, но сверхобъемов подминают под себя провинциалов… Пивная столица России нынче вовсе не Москва, а Питер! Датский концерн «Карлсерг-Тюборг» отхапал контрольный пакет акций пивоварни «Вена», титанам противостоит пивоварня «Степан Разин»… Ее пасут немцы, германский «Холстен»… Но есть, есть еще Минины и Пожарские, провинциалы, которые в фобу видели иноземщину… Вот, полюбуйтесь, клинская пивоварня «Князь Рюрик», не без помощи, правда, турок, оттяпывает около десяти процентов московского региона! Но если думать всерьез о том, куда выбрасывать монету Туманских, во что влезать и на чем варить маржу, — то только провинция и как можно более дальняя. Там еще остались романтики! Патриоты! И просто хваткие мужики! Лупят импортное пойло демпинговой ценой, а главное, натуральным свеженьким продуктом… Вчера на пивоварне — сегодня на столе! В пивнухе, в бане, на рыбалке и прочее… А названия? Не хочешь, а схватишь! Вот извольте прочувствовать — «Товарищ Бендер», «Смуглая леди» — это в Новосибирске… В Саранске — «Толстяк» и «Спартак» — очевидно, для болельщиков… Курское пивко — «Сергиевская рать»! Стерлитамак — «Президентское»! И еще — «Соляная пристань». В Моршанске — слыхали про такой город — мужики не только своим «Моршанским» балуются! Они новый сорт планируют — «Смерть Баварии!» Но это, так сказать, лирика… Танцевать надо от сырья, прежде всего ячменя, который надлежит выращивать на местных площадях, а не завозить из-за моря… В общем, я уже определил зоны рискованного земледелия, в ячменном смысле, куда лезть не стоит. Пошли дальше?