Следствие защиты - Ирвинг Клиффорд - Страница 61

Он разыскивал человека, которого нигде не было.

В течение пяти дней и ночей – с Мари и без нее – Уоррен рыскал по центральным улицам и окрестностям Хьюстона, беседуя с каждым бродягой или бездомным, которые ему встречались. В тот день в суде Шива Сингх снабдила его чуть более подробным описанием. Белый мужчина среднего роста и обычного сложения, бедно одетый, неряшливо выглядевший, скорее, с темной или загорелой кожей, чем с бледной, – вот и все, чем располагал Уоррен, плюс к тому возможность, допустимая благодаря любезно предоставленной Мей Си Трунг информации, что этот мужчина может быть одет в серый костюм или зеленый хлопчатобумажный свитер. Вдова просмотрела одежду своего покойного супруга и подтвердила воспоминания Шивы Сингх: именно эти вещи, похоже, и отсутствовали. Все рубашки Дан Хо Трунга, отданные в стирку, были из оксфордской ткани, белые и на пуговицах. Других он не покупал.

Уоррен объездил все миссии и бесплатные кухни, все парки, дешевые бары на Монтроз и Хайт, ночлежные дома, посетил автобусную станцию “Грейхаунд” и станцию “Эмтрэк”, в которых на деревянных лавочках спали отверженные мужчины и женщины. Он проезжал вдоль торгового центра на Уэслайн-террас по три раза на дню. Проверял городские больницы и тюрьму. Все безуспешно.

Больше он не мог сделать ничего – разве что начать все сначала.

– Хорошо, – сказал Рик, – я понял. А теперь, если тебя это не очень затруднит, постарайся сосредоточиться на нашей встревожившейся клиентке.

– А почему она встревожилась? Мы натаскивали ее, покуда ей не стало дурно от этого. У нас будет великое дело.

– Потому что ты пренебрегаешь ею. Она вызывала меня в пятницу для беседы. Она, должно быть, действительно в отчаянии. Я сказал, что ты думаешь о ней день и ночь.

– Я так и делаю, – ответил Уоррен.

В роскошном, обшитом деревянными панелями зале судьи Бингема первый ряд зрительских мест предназначался для прессы и стоял отдельно. Перед залом в переполненном коридоре поверх телекамер ярко сияли галогенные лампы. Джонни Фей Баудро, экипированная в серый чесучевый костюм, купленный ею в день убийства Дан Хо Трунга, занимала скромную позицию в середине и немного позади своих адвокатов.

– Мы с мистером Левиным ожидаем короткого процесса и вердикта о невиновности нашей подзащитной в убийстве доктора Отта, – заявил Уоррен в микрофоны.

– Будет ли миз Баудро давать свидетельские показания в свою защиту?

– Когда придет время, мы с мистером Левиным посовещаемся с нашей клиенткой и примем соответствующее решение. А теперь будьте добры извинить нас…

Репортеры повернулись к Бобу Альтшулеру, одетому в безукоризненный черный двубортный костюм, скрывавший его раздавшуюся талию. Имея намерение принять участие в политической кампании за место судьи, Альтшулер всегда был только рад поговорить с репортерами.

– Я не столько представляю штат, сколько самих жертв и их горюющие семьи. Это концепция, о которой мы постепенно начали забывать в наши дни. Что касается теперешнего конкретного случая…

По пути в зал суда Джонни Фей потянула Уоррена за рукав.

– Знаете, вы могли бы сделать это и с большим энтузиазмом. Например, сказать, что убеждены в моей невиновности.

– Мы надеемся, что это скажет суд, – ответил Уоррен.

– Ну, так буду я давать показания или нет?

– Если это окажется необходимым.

– Тогда зачем вы заставляли меня просиживать зад и учили, что говорить, когда я окажусь там?

– Подождите.

Уоррен остановился, глядя на нее, и произнес так, чтобы Рик тоже мог слышать его слова:

– Я никогда не учил вас, что говорить, я лишь объяснял, как это нужно делать. Я советовал, если вам придется давать показания, говорить правду. Запомните это.

Voir dire началось. Дело не квалифицировалось как предумышленное убийство: будущие члены суда могли избираться и гуртом – из списка в 60 человек.

Джонни Фей помогала команде адвокатов делать их выбор.

– Мне не нравится та женщина в зеленовато-желтом, которая медсестра. Она смотрела на меня как-то нехорошо. – Или: – Этот мужчина в черной спортивной куртке – он симпатичный. Могу сказать с уверенностью. Возьмите его.

Рик в каждом случае спорил с ней. Медсестра была разведенной, и медсестры часто имеют дело с побитыми женщинами; она будет прекрасным присяжным, поддерживающим сторону защиты; мужчина же в куртке лютеранин, а они верят в “око за око…”. Уоррен возразил:

– Пусть будет, как хочет она. У нее развит инстинкт.

В помощь себе к этому процессу Боб Альтшулер подобрал двух молодых помощников прокурора – мужчину и женщину, которых готовил для других судов. Оба имели короткие стрижки, носили очки и никогда не улыбались никому, кроме друг друга.

– Они выглядят злыми, – прошептала Джонни Фей.

– Они на самом деле злые, – сказал Рик. – Это непременное условие их работы.

Запись судебной процедуры вела Мари Хан. Всякий раз, встречаясь глазами с Уорреном, она благопристойно улыбалась.

Присяжные были набраны к двум часам следующего дня, после чего судья Бингем пригласил старших адвокатов к своему столу. На одной из полок, находившейся как раз под рукой у судьи, Уоррен мельком заметил несколько стоп различных судебных документов, книгу о том, как расширить свой словарный запас, экземпляр “Современного английского языка” Фаулера и тоненькую брошюрку по выращиванию и уходу за циниями.

– Если хотите, – сказал судья, – мы можем начать прямо сейчас. Прослушаем вступительные заявления сторон. Или сделаем это завтра утром. Вам решать, джентльмены.

Альтшулер пожал плечами:

– Обвинение готово к процессу.

– Защита тоже готова, – заявил Уоррен.

В тот же вечер они с Мари на ее автомобиле ездили в Транквилити-парк. Там небольшим лагерем проживали бездомные: они спали под магнолиями или готовили свой ужин. Некоторые из этих людей были истощенными, некоторые казались довольно сытыми. Большинство носили бороды и походили на немытых дровосеков. Кое-где под деревьями кучками стояли продовольственные тележки, используемые в супермаркетах.

Ни на ком здесь не оказалось одежды Дан Хо Трунга. Уоррен побеседовал с каждым: и опять никто из них не был на Уэслайн-террас в конце мая, то есть в тот день, когда на автостоянке прогремел выстрел, – во всяком случае ни один в этом не признался. Когда эти люди отвечали, Уоррен внимательно смотрел им в глаза, держа при этом двумя пальцами сложенную десятидолларовую бумажку.

– Давай попробуем съездить в Германн-парк, – предложил Уоррен.

Уже в машине Мари сказала:

– Ты произнес сегодня отличную вступительную речь. Короткую и убедительную.

– Неужели? Но ведь я всего лишь изложил факты и сообщил, что, собственно, мы собираемся доказывать.

– Вступительная речь и должна быть такой. Боба, как всегда, занесло, и он едва не усыпил присяжных. Его речь больше была похожа на заключительное слово обвинения.

– Боб Альтшулер – это ответ округа Харрис на нейтронную бомбу. Все здания останутся стоять на месте, а все люди будут до смерти замучены его комментариями.

– Почему же ты не возражал?

– Наше дело будет говорить само за себя.

Уоррен сделал небольшую паузу.

– И все это, – добавил он, – постоянно напоминает мне об одном: что же случилось когда-то между тобой и Бобом?

– Мне бы не хотелось рассказывать об этом тебе.

– Тогда не нужно.

– Нет, я все же расскажу.

Боба Альтшулера назначили главным обвинителем в суд Дуайта Бингема три года назад, когда сыну Мари было пять лет. Отцом Ренди являлся детектив из Далласа, приезжавший сюда снимать показания в связи с каким-то делом.

– Я несколько раз переспала с ним – сказала Мари, – а проснулась беременной. Я просто места себе не находила от злости. Мне не хотелось, чтобы этот парень стал моим мужем, – он был сексуален, физически крепок, привлекателен на вид, но и только. И все же я решила завести ребенка. Мне тогда исполнился тридцать один год, и возраст для этого был подходящий. В девятнадцать лет я перенесла ужасный аборт. Короче, у меня появился Ренди. Никаких сожалений. Я люблю этого ребенка.