Былинка-жизнь - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 23

— Если уж я не могу отвезти тебя туда, то, во всяком случае, на себе тебе ничего переть не придется. Я сказал. Я еще и тебя дотащу, если понадобится.

— Ну почему ты все время хвастаешь?!

— Хвастаю? Да ничуть! Ты разве забыла?

Имоджин расхохоталась от души.

— Нет, — сказала она. — Не забыла. Ты сам во всем виноват. Мне понравилось. Таскать тебе теперь меня на руках… или на шее… долго.

— Так я разве против?

С постоялого двора они вышли через заднюю калитку, чтобы заведомо остаться незамеченными для любых посторонних глаз. Тропы, ясное дело, не было. Зато была… роса! И кукушка отсчитывала им удары сердца.

Ким задрал голову вверх.

— Кукушка-кукушка, сколько мне жить?

Ответом ему было нежданно наступившее молчание.

Сердца екнули у обоих, усилием воли разочарованный Ким скроил презрительную мину: кто, мол, в делах этого рода доверяет лесной птице, и вообще, не очень-то и хотелось, и надо ж было сморозить вслух такую глупость…

Тут, словно спохватившись, пестрая тварь разразилась целым водопадом своих запоздалых «ку-ку», одарив Кима их доброй сотней, как будто желала возместить ему первую свою незадачу.

— Перелетала, должно быть, — утешила его Имоджин. — Занята была. Или блоху искала в перьях.

— Помню, — произнес Ким, ступая сзади, — ты босая, подол у тебя в росе до самых коленок. И шею тянешь. Лицо испуганное.

Березы стояли вокруг, как столбы, подпирая небо.

— Ким, — спросила Имоджин, легко шагая впереди, — я хочу тебя спросить… именно теперь, когда ни над тобой, ни надо мной не довлеют высокие чины… даже если тебе они папа с мамой… — Она намеренно употребила слова, какими отца и мать называют дети, чтобы сохранить меж собой и Кимом оттенок шутки, а придется — так и спрятаться за него.

— Ну?

Она усмехнулась: дыхание у него явно потяжелело.

— Ты в самом деле хочешь меня в жены?

Она остановилась и обернулась, потому что шаги у нее за спиной смолкли. Ким медленно опустил наземь ручную кладь.

— Имодж, — сказал он беспомощно, — ты издеваешься? Ты представляешь себе желания парня, которому такая девушка, как ты, оказала честь… вроде этой?

— И что же это за желания?

— Найти уединенное местечко, — ответил он, тщетно пытаясь удержать на месте уголки губ. — Запереть дверь покрепче…

— А девушка при этом — с какой стороны двери? — поспешила уточнить Имоджин.

Ким поперхнулся, проиграв схватку с собственным чувством юмора, и Имоджин охотно его поддержала.

— Имоджин, — важно сказал Ким, безбожно ее передразнивая, — я тоже хочу тебя спросить… именно теперь, когда ты не отбиваешься ни от чьих назойливых притязаний…

Она невольно вздрогнула.

— …ты в самом деле хочешь меня в мужья? Выбор, который тебе предоставили, в общем, невелик.

— Ну, у меня в сравнении с вами хоть какой-то выбор был, — ответила Имоджин серьезно. — Меня, конечно, смущало, что я для тебя как будто… что ты меня совсем не…

— Ойхо за тобою волочился так искренне и агрессивно… Я полагал, против него у меня и шансов нет. Девушкам он нравится сильно. Имодж, ты понимаешь, я мужчина, и способен управлять своими желаниями… ну, до некоторой степени… однако если бы я дал тебе понять, что хочу… что люблю, — поправился он, нахмурившись, — а ты бы выбрала другого, мне было бы трудно остаться другом моему брату.

— Так, может, хотя бы поцелуемся?

Они оба сделали несколько осторожных шагов друг к другу, одна рука Кима обвилась вокруг ее талии, другая бережно придержала затылок. Ее собственные руки естественным образом вспорхнули ему на шею. Спустя несколько ударов сердца Имоджин осторожно приоткрыла один восторженно-испуганный глаз… успокоившись, что Ким честно зажмурился, в полном удовлетворении закрыла его снова… на все время, пока Ким не пошатнулся, теряя равновесие.

— Чертова… сумка! — пробормотал он, делая движение избавиться от поклажи.

— Эй! — окликнула его Имоджин, переводя дух. — Твое… уединенное местечко… далеко еще? Я имею в виду — трава тут сырая. Я хотела сказать — еще!

На этот раз сумки все-таки перевесили, Имоджин с веселым воплем успела отскочить, а Киму, чтобы подняться на ноги, пришлось-таки выпутываться из ремня.

— Это всегда так бывает? — спросила она. — Или это только ты так целуешься?

— Ну, — скромно сказал Ким, — я старался. Имодж, чтоб ты знала… ты — мед.

— Ты — мое солнце, Ким, — ответила она из безопасного отдаления.

После небольшой неразберихи с отряхиванием Ким перенавьючился, и пара продолжила свой путь.

— Что еще ты хочешь узнать? Спрашивай.

С его стороны предложить такое было неосторожно.

Имоджин на правах хозяйки знала совершенно точно, сколько у него обуви, штанов и рубашек и что он ест на завтрак, обед и ужин. Ей, правда, не терпелось выяснить, что такое Ким-мужчина, но с этим они, кажется, уговорились чуточку подождать.

— Расскажи мне о Молль, — предложила она, намеренно пригасив свой озорной эротический настрой.

В его присутствии за спиной образовался островок недовольства.

— Ну, или не рассказывай, — согласилась Имоджин, даже на свой собственный взгляд довольно фальшиво.

— У нас с ней было соглашение, — неохотно сказал Ким. — Что она со мной, и ни с кем больше. До того, как мы… договорились, с ней произошло несчастье. В общем, если бы она не смогла дальше, то теряла контракт. Так что Ойхо уступил ее мне. Как бы насовсем. Это всех устроило.

— Она разве его вещь?

— А ты разве недостаточно знаешь Ойхо? Самой-то тебе что в нем не показалось?

— А… ну, это не интимное. С тобой я могу разговаривать, а его пришлось бы только слушать.

— И все?

— Ну, — она кокетливо оглянулась через плечо. — Еще мне нравятся веснушки. Но… это же не была фикция?

Она не оборачивалась, задавая этот, в сущности, никчемный вопрос, но и так поняла, что Ким нахмурился.

— Во-первых, если бы Ойхо разглядел фикцию, он немедленно аннулировал бы все соглашение, причем самым унизительным образом… для нас обоих. А во-вторых, мы были приятны друг другу… надеюсь.

— Она любила тебя?

— Молль — девушка практичная, — непонятно ответил Ким, и Имоджин сообразила, что тему пора закрывать.

Голодный лес, границу которого они вскоре переступили, в этот раз не произвел на Имоджин слишком уж тягостное впечатление. Ким вел ее уверенно, рыжая голова его даже в глухом влажном сумраке мелькала впереди как пламя. Но если тот обычный прозрачный березовый лес сам стелился под ноги, то этот, казалось, делал все, чтобы затруднить путешествие. Ветки цеплялись за волосы и за подол, ноги спотыкались о вывернутые корни — ей-богу, не было его тут, только что прямо сюда глядела. И хотя этот их путь был куда короче, чем тот, устала Имоджин несравненно больше. Она едва дышала, когда Ким, несколько раз за время дороги тревожно на нее оглянувшись, вывел ее наконец к рубленому охотничьему домику, как она поняла, в самой сердцевине Голодного леса.

Домик выглядел ничего себе, аккуратненький, в самый раз для двоих. Вполне уединенный — даже более того, если всерьез рассматривать Кимовы детские россказни. И дверь запирается на ключ, который Ким уверенной рукой нашарил под половицей крылечка. Толкнул дверь, шагнул вовнутрь, пригнувшись под низковатой для него притолокой. Имоджин молча ждала, стоя рядом с узлами. Сколько бы правды ни было в тех страшных байках, ни на охоту, ни на огород здесь рассчитывать не приходилось. Все пришлось нести с собой. Почему бы и нет. Верит же сама она в стеклянные острова!

Ким, видимо, наскоро оглядевшись внутри, вновь показался на крыльце.

— Милости прошу, хозяйка.

Переводя дыхание, словно это она тащила сюда все эти сумки, Имоджин поднялась по ступенькам. Вот она, эта дверь, и этот ключ. Ким следом внес вещи и стоял рядом, пока она осматривалась.

Ничего особенного. Прямо с порога общая комната, надвое разгороженная печью. Направо кухонька, налево — зальчик с лавками по всем стенам, обращенными к камину. Камин — игрушка избалованных бездельников, что могут позволить себе часами неподвижно глазеть на открытый огонь. В покоях Лорелеи был камин. «Вот стану королевой, — мстительно подумала Имоджин, — рожу сына, женю его, и пусть невестка носится как угорелая, сбиваясь с ног. Я только в окно буду смотреть. А то и вовсе не вставать с постели».