Несущий перемены - Ингрид Чарльз - Страница 20

Он снова лег, но сон не возвращался, дыхание было по-прежнему учащенным, кровь упруго толкалась в венах. Палатон встал и оделся, выбрав легкую неформенную одежду, ибо дворец наполнила жара летней ночи, и вышел из комнаты.

Он больше не мог пренебрегать предупреждениями своей натуры. Отцом его стал кто-то из Огненного дома, его ДНК оказалась сильнее материнской и уничтожала все сходство Пала-тона с чоя из Звездного дома. Если вспомнить об этом, печально подумал Палатон, горько скривив губы, то даже хорошо, что он лишился бахдара. Судя по немногочисленным сведениям о прошлом Огненного дома, его потомки были сумасбродными и опасными… их дар не был достоин спасения, хотя они, вероятно, заложили основу всей жизни чоя, унаследовавших сверхъестественные способности.

Что касается Земного дома, скрывавшего чоя из Огненного дома, переживших геноцид, там были заинтересованы только в укреплении способностей своего Дома, тайно манипулировали генетическими кодами.

Палатон споткнулся на ровном полу коридора, оперся рукой о стену и почувствовал, как яростно колотится сердце. Земной дом… не удивительно, что они уже трижды пытались убить его! Они-то знали, кто такой Палатон! Они знали обо всем с самого начала. Палатон не понимал, каковы их мотивы, знал только, что они хотят его смерти, а теперь все стало ясным: они знали его происхождение. Они нанимали убийц не потому, что опасались за свои тайны. Они сделали это, потому что Палатон, венец их планов и замыслов, оказался вне их досягаемости.

Он стал наследником престола, перейдя дорогу Ариату, не заплатив долга, не поклявшись ни в чем, не признавая генетического родства, не позволяя управлять собой.

Палатон выпрямился в полумраке коридора. Должно быть, чоя Земного дома взволновались еще с тех пор, как он стал тезаром, когда внезапно он вышел из-под их влияния, взлетев на такую высоту, что с ним стало трудно тягаться. Окончательно все решилось во время Двухдневной войны, но теперь Палатон понимал — они не хотят и не могут остановиться.

Земной дом будет угрожать ему, пока считает, что лучший выход — уничтожить собственное творение, существования которого они теперь боялись сильнее всего.

Но почему? Почему и Земной, и Небесный, и Звездный дома так боятся Огненного?

Теперь вся сила у Рэнда, и если кто-нибудь узнает о тайне, его друг станет удобной мишенью. Палатон должен был сделать все, чтобы вернуть себе силу, понять ее скрытые возможности, пока Рэнд не начал пользоваться ими и пока соглашается их лишиться. Древний архив, спрятанный под храмом Сету, уничтожен… но Палатон был уверен: хранящиеся в нем документы не пропали.

Несомненно, сделанное дедом причисление Палатона к рангу тезаров спасло ему жизнь.

Ему надо найти способ защитить Рэнда. Но он чувствовал себя так, как будто еще зеленым курсантом впервые оказался в Хаосе, следуя за наставником — когда завесы лабиринтов внезапно разошлись, и ему открылось сияние истины, которую ничто было не в силах изменить или умалить.

Будущее казалось совершенно ясным.

Теперь, впервые в жизни, Палатон мог действовать согласно своей судьбе.

Йорана проснулась, когда дверь в ее комнату с шуршанием открылась. Шаги к постели были неуверенными, и она села, потянувшись за инфорсером, не представляя себе, кто мог иметь глупость нарушить поле у двери ее комнаты, не вызвав сигнала. Она слегка расслабилась, вспомнив, что только единственный чоя мог это сделать.

Она еще не привыкла к темноте, но сразу же узнала голоса нежданного гостя.

— Не могу заснуть, — сказал Палатон.

— И я тоже, — улыбнулась Йорана, чувствуя, как легкая дрожь голосов выдает ее ложь.

Он присел на постель, и она легла на спину, в уютное гнездо, где проснулась. Он излучал тепло и силу, и она обнаружила, что возбуждается без единого прикосновения. Но в нем чувствовалась странная пустота, явно чего-то не хватало. Она не ощущала бахдара и поняла, что Палатон утомлен и измучен, ждет ее утешения и помощи, а не только удовлетворения. Должно быть, защита Рэнда и в самом деле отнимала у него много сил. Йорана могла бы помочь ему — временно, и охотно сделала бы это. Но Палатон ни о чем не просил. Она протянула руку, и Палатон крепко сжал ее, поднеся к губам.

— Кажется, я знаю, чем утешить тебя, — заметила она.

— Я пришел не за утешением.

Йорана рассмеялась, и этот смех был возбужденным и прерывистым, выказывая ее настроение. Он приглушил ее смех губами — жадными и нежными, страстными и обещающими, и она подалась ближе в его руках. Она не знала, когда он разбудил ее, но молилась, чтобы им досталась вся ночь — и чтобы эта ночь длилась вечно.

В другой комнате, неподалеку от них, Рэнд внезапно проснулся, чувствуя, что подложенная под щеку рука онемела, а спина затекла. Поморгав, он понял, где находится — сидя в кресле возле ложа Риндалана, он, по-видимому, задремал. Свет в комнате был приглушен, приборы отключены, кроме некоторых, продолжающих необходимую работу всю ночь.

Он потряс рукой, чувствуя, как вместе с покалыванием в ней восстанавливается кровообращение, и нагнулся, разминая затекшую спину. За обедом Палатон говорил совсем немного, и Рэнд ощущал, как он подавлен своими мыслями. Потеря Риндалана в качестве советника оказалась тяжелым ударом. А когда Палатон отправился проведать деда, Рэнд остался в полном одиночестве. Он пришел сюда, стремясь хотя бы быть поближе к Ринди. Кативар сидел у ложа больного только когда хотел, чтобы его бдения заметили. Рэнд приходил сюда все чаще и обнаруживал, что у больного дежурят только врачи.

Рэнд поднялся и подошел к Прелату. Он мельком взглянул на экраны, чтобы убедиться, что не нарушил поле, но, казалось, его присутствие ничего не изменило. Экраны отражали только состояние Ринди. Рэнд взглянул на старого чоя. Его щеки казались еще более впалыми. Поблекли ли его бледно-голубые глаза? Редкие каштановые пряди волос стали тоньше, приобрели цвет соли с перцем. Красил ли Прелат когда-нибудь волосы? Рэнд не знал, прибегают ли чоя к подобному обману. Они не боялись старости — это он уже давно понял, но также знал, что чоя ревностно относятся к своим способностям и положению.

Спутанная прядь волос протянулась через щеку Прелата, задевая губы, высохшие, несмотря на обильные внутривенные вливания. Рэнд потянулся и осторожно убрал волосы с губ Риндалана.

В полумраке от их прикосновения вспыхнула голубая искра, еле заметный блеск. Рэнд отдернул руку, не чувствуя разряда и удивляясь, что бы это могло быть.

Палатон говорил, что бахдар всегда отзывается на бахдар. Рэнд взглянул на приборы, не увидел никаких изменений и беспокойно пожал плечами. Вся сила Риндалана должна быть сейчас запрятана в глубине его иссохшего тела. Палатон также говорил, что ни один чоя не умеет лечить с помощью бахдара, им доступно только естественное исцеление плоти с помощью лекарств. Рэнд с трудом поверил этому, но будь это иначе, целители давно бы уже подняли Прелата на ноги.

Рэнд смотрел на него, сдерживая дыхание и не решаясь потревожить чоя. Рэнду не следовало сейчас быть здесь, если он беспокоился о друге. Чоя делали все, что могли, и этого было достаточно, думал Рэнд, глядя на ложе, в котором покоился Ринди. Однако они никогда не пытались обратиться к его бахдару, никогда не пытались пробудить его дар и помочь ему исцелиться. Почему?

Сила отзывается на силу. Рэнд склонился над ложем и облизнул пересохшие губы. В комнате было суше, чем обычно — врачи боялись размножения бактерий и вирусов, и иногда это причиняло большие неудобства. Он протянул руки ладонями вниз, вспомнил о том, как искал свечи с закрытыми глазами в темной комнате, и напрягся.

Его пальцы пронзила почти неприметная дрожь, но он продолжал вытягивать руки, очерчивая ими силуэт Ринди под стерильной простыней, не прикасаясь, но поводя ладонями достаточно близко, чтобы ощутить тепло. От головы он повел их вниз, замечая короткие толчки, как будто Ринди пытался пробить внешнюю скорлупу, вырваться наружу, бороться с ним.