На пути к войне - Ингрид Чарльз - Страница 45

Палатон напрягся. Рэнд чувствовал, как подрагивает его тело. Он поднял голову и успел уловить промелькнувшее на лице Палатона выражение с помощью своего бахдара. Это было сомнение. Неужели он не доверял Рэнду? И все же он не убирал руку с его плеча. Бок о бок они брели по туннелю.

Они потратили немало времени, отплевываясь от тонкой, липкой коридорной пыли.

Долгие годы здесь никто не бывал — Рэнд с уверенностью мог сказать это.

— А если это тупик?

— Вероятность против уверенности? Будем надеяться на лучшее, — ответил Палатон, и его теплое дыхание коснулось уха Рэнда. — Идем. Они наверняка пустятся в погоню. Есть способы выследить нас.

Они прибавили шагу и двигались так до тех пор, пока у Рэнда не зазвенело в ушах и не забилось сердце. Воздух в коридоре стал слишком затхлым и тяжелым. Рэнд пошел медленнее. Палатон двигался за ним, дыша так же трудно.

Коридор сделал поворот. Рэнд наблюдал, как чоя шагнул к стене и провел ладонями по ее неровной поверхности.

— Этот туннель не был вырублен чоя. Мы находимся в самом сердце скалы.

— Правда?

— Я это чувствую, — Палатон выпрямился. — Хотя ты должен чувствовать лучше меня, — он почесал нос, стирая с него пыль. — Идем сюда. Я ощущаю прилив свежего воздуха — похоже, коридор вновь выходит на поверхность. Ты ничего не видишь?

Тонкие, въедливые пылинки закружились в воздухе и на мгновение заслонили вид перед глазами Рэнда. Когда пыль рассеялась, он увидел, что коридор расширился, образуя комнату.

— Кажется, ты прав. Но я не вижу, какой здесь пол — может, он провален.

Палатон прошел вперед, едва волоча ноги, бросив через плечо:

— Отдышись и догоняй.

Рэнд попытался дотянуться и схватить его за руку, но чоя уже успел отойти, окруженный вихрями темных и золотистых искр.

Глава 21

Беван проснулся и понял, что, возможно, проснулся в последний раз в жизни, судя по слабому биению сердца и затрудненности дыхания, которое громом отдавалось в ушах. «Я скорее мертв, чем жив, — подумал он с горечью. — У меня отняли даже спокойные сны». Его саднящие глаза увлажнились, но Беван так и не понял, были ли это слезы или усилие обнаженной плоти смягчиться. Он поморгал, но для его глаз, опаленных видением Хаоса, омовение солеными слезами мало что дало.

Беван висел в паутине ремней, ему казалось, что его кости истончились до размера бумаги и стали хрупкими. Зубы шатались в деснах, и это было даже неплохо, поскольку обычная пища в капсуле давно кончилась. Для его тела это было почти полезно — Беван сейчас слишком ослабел, чтобы заниматься промывкой капсулы. Тем не менее его терзал голод, и это было мучительно.

Он потянулся за бутылкой и смочил затхлой водой опухший язык. Почувствовав, что тот смягчился, Беван попробовал ощупать те зубы, которые шатались сильнее всего. Под языком они ходили из стороны в сторону, но еще держались в деснах. Что послужило причиной — нехватка кальция или большая потеря веса? Беван усмехнулся. Вероятно, зубы еще надежно держались в его челюстях, а расшатался и ослабел его мозг.

Дремота вновь затуманила видение перед его глазами, стены капсулы казались надежной преградой между Беваном и космосом, в котором он летел. Решив узнать это наверняка, Беван зажал в зубах соломинку, торчащую из бутылки — на вкус она была, как сухая земля — напился теплой и вонючей воды, а последний глоток выплюнул. От невесомости капли рассеялись и поплыли по капсуле. Воздух был слишком сырым, поэтому вскоре они должны были исчезнуть.

Беван прищурил глаза, и прочные стенки растворились, а он вновь оказался подвешенным в черном бархате пространства, опутанный ремнями, как засохший паук в своей паутине. Мысленно протянув руку, чему он научился уже много дней назад, Беван повертел пальцем в Хаосе. Тот забурлил от его прикосновения. Это видение удовлетворило его — как ребенка, играющего в грязи и процеживающего ее между пальцами. Но если Хаос — грязь, то из него можно строить, причем это весьма эластичный материал. Он мог размешать эту грязь, а затем вновь позволить ей застыть причудливыми незнакомыми узорами. Здесь все было иным, чем казалось.

И тем не менее Бевана забавляла возможность погрузиться в этот грязевый бассейн и побултыхаться там. Он проделал это вновь, перемешивая вещество как недостаточно проваренную массу для тянучек, и наблюдал, как эта масса пузырится и вращается от прикосновения его воображаемой руки.

Капсула задрожала. Ощутив это, Беван бросил свою игру и облизнул губы. Беспорядочные движения затихли, и Беван повис неподвижно, как будто это его действия раскачали утлое суденышко. Он ничего не слышал и ничего не чувствовал. Беван рассмеялся. Он был пленником внутри капсулы, не способным сделать ничего, чтобы изменить курс и спастись. Капсула вылетела из недр корабля, который сгорел, когда сработала заложенная заритами программа. Беван не мог подать сигнал помощи. Вероятно, через несколько дней или даже часов ему будет нечего пить, нечем дышать — запасы капсулы быстро подходили к концу.

Он вновь принялся играть с Хаосом.

Капсула начала поворачиваться. Он чувствовал, как она понемногу набирает ускорение и снижается — Беван ощутил это снижение всем телом. Его лоб покрылся потом, несмотря на обезвоженность организма.

Но вскоре взрыв ликования прогнал страх. Бевана пронзила мысль о собственном открытии. Пот высох, как будто его и не было.

— Сукины дети, — пробормотал он потрескавшимися и опухшими губами. — Я узнал вашу тайну!

И он расхохотался простоте своего открытия, не обращая внимание, что капсула камнем падает вниз, что в ушах гудит от напряжения, а сердце бьется все слабее и жизнь подходит к последней черте.

Вытянув свою воображаемую руку, он оттолкнулся, поднимая себя, и капсула оказалась в реальном космосе. Ее стенки дрожали, будто в ответ на приказ.

Наступила мертвая тишина. Беван задергался в ремнях. Вихри Хаоса померкли, прочные стенки капсулы вернулись на место, окружая его, заключая в свою скорлупу, как в выеденное яйцо.

Капсула вырвалась из почти ощутимой тишины и погрузилась в какофонию свистов, сигналов и голосов, как будто маленький пульт узнал космос и принялся передавать и принимать сообщения.

Беван заплакал. Слезы жгли ему глаза, грудь остро болела от рыданий. Если бы только он оказался там, где его кто-нибудь услышит!

Он еще может остаться живым. Может быть, даже здоровым — может быть.

Он ждал, сдерживая дыхание, пока капсула не затряслась, и он понял, что ее притянул к себе корабль. Сокрушительный скрежет заставил его сжаться, а слезы застыли в глазах, как только Беван осознал — его нашли и спасли.

Затхлый воздух капсулы с шипением вырвался наружу, едва люк капсулы вскрыли, и Беван застыл, моргая от яркого света.

В капсулу заглянул ронин с приглаженными иглами на голове. Он огляделся и заметил Бевана, подвешенного в паутине ремней. Широкая усмешка перерезала безобразное лицо инопланетянина.

По иронии судьбы, он проделал этот путь только для того, чтобы попасть к ронинам — эта мысль настолько потрясла Бевана, что он начал смеяться. Он не смог остановиться даже тогда, когда его сердце набрало ритм, голова запрокинулась, изрыгая хохот и рыдания — будто бы больше ничего не осталось в его исхудавшем теле.

Йорана добилась своего. Простолюдины на улицах успокоились. Многие из них днем принимались за работу, а собирались только по ночам, с нетерпением ожидая возвращения Палатона. Казалось, все устроилось как нельзя лучше, но пальцы Йораны нервно подергивались, а роговой гребень ныл от беспокойства, от которого она не могла избавиться.

Прищурив глаза, чтобы привыкнуть к полумраку комнаты связи, она произнесла:

— Мне нужны новые сообщения из Сету.

Стены комнаты покрывали экраны самой разной формы и размера, показывающие не только Чаролон, но и почти все округа Чо. Сидящие за пультами чоя подняли головы, взглянули на Йорану и деловито поклонились.