Вредность не порок - Ильина Лариса Анатольевна - Страница 40

– Ты открыл!.. – только и смогла счастливо пробормотать я, уткнувшись носом в его живот.

– Открыл, открыл… – закряхтел любимый, пытаясь перебросить мои ноги через порог и захлопнуть дверь, – только не шуми… Всему дому необязательно знать, что мы здесь… Вставай, Настя, хватит дурака валять…

Хотела я обидеться, но потом передумала. Если разобраться, он прав. Он тоже устал, а проблемы у него – не чета моим. Конечно, переживает человек. Ни машины, ни документов, ни денег. Ладно, утром ему сюрприз сделаю, схожу в нашу кассу взаимопомощи.

Поэтому я поднялась, оглядела свою грязную одежду и улыбнулась:

– Молодец, ты через кухню? – Ефим кивнул. – Форточка была открыта? Вечно ее закрыть забываю…

– Не думаю, что это ты… – сообщил вдруг он, я растерялась:

– А кто же?

– Интересный вопрос. Автографов нет…

Прикинув, не шутит ли он, я проследовала на кухню, Ефим за мной. На карнизе и подоконнике грязные следы, однако это вовсе не удивительно: мы оба в глине с головы до ног.

– Видишь ли.., открыта была не форточка, а окно.

Просто прикрыто, но не заперто. И следы. Видишь? Это не мои, и это не глина, просто грязь с улицы. Скорее всего, кто-то через форточку открыл окно. И не так давно, дождь уже шел… – Тут он задумался, потом повернулся ко мне:

– Посмотри, вещи все целы? Господи, Настя, что с тобой?

Ефим кинулся к крану, налил воды и сунул мне стакан:

– Выпей!

Я послушно хлебнула, моргнула, всхлипнула, и по щекам крупным горохом покатились слезы. Никогда не приходило в голову, что в моей квартире с такой бронированной дверью будет разгуливать какой-то паразит без всякого на то приглашения. А вдруг…

– Настенька, глупенькая, ну чего ты испугалась? Я же с тобой… А здесь никого нет… Вот видишь? – Ефим демонстративно открыл все имеющиеся в квартире двери. – Наверно, пацаны хулиганили… В окно сунулись, а потом трухнули… Видишь, в квартире полный порядок…

Да не плачь же, ради бога! Ну смотри!

Он потащил меня в комнату. Проморгавшись, я и в самом деле увидела, что в комнате порядок, все на своих местах. Вечно у меня голова не тем занята, люди в магазин уходят, все окна проверят, а я уехала почти на месяц… Так, а когда я последний раз здесь была? Я усмехнулась. Как раз в тот самый день, когда на пляже с Ефимом.., как бы это назвать? Познакомились, пожалуй, не подходит. Я ездила в школу и зашла, чтобы полить кактус… Точно… Открывала я форточку или нет? Ей-богу, под пытками и то не вспомню…

– Ты уж в следующий раз проверяй окна, когда уезжаешь! – услышала я продолжение своих мыслей и улыбнулась.

– Рассвело уже, – глянула я в окошко, – в самый раз успели… Ладно, я в душ, чур, первая! Ты пока одежду сними, – тут Ефим глянул на меня лукаво и приподнял бровь. Я смутилась и торопливо добавила:

– Я тебе халат дам, а вещи потом постираем…

После чего живо удалилась из комнаты. И не надо на меня так смотреть. Пока я разыскивала свой любимый махровый халат, Ефим неторопливо прогуливался, внимательно разглядывая квартиру, потом протянул:

– Неплохо училки живут…

Я не виновата…

– На, – я протянула ему ярко-красный халат в желтых цветочках, – больше на тебя ничего не налезет…

– Может, тогда ничего не надо надевать? – скорчил он невинную рожу, я хрюкнула, подхватила свои чистые вещи и рванула в ванную.

Несколько секунд я стояла, напряженно разглядывая задвижку на двери, потом решительно протянула руку и защелкнула замок. Через мгновение дверь слабо дернулась – Ефим испытывал удачу. За дверью послышался вздох разочарования, я беззвучно рассмеялась, прикрыв рот ладонью. В течение следующих двадцати минут я позабыла обо всем на свете. Я и не подозревала, какое это блаженство – стоять под горячим душем после того, как ты битых три часа валялась в холодной мокрой глине.

Может, и есть что-нибудь лучше, но мне об этом ничего не известно.

– Иди, – объявила я, появляясь в дверях кухни, – твоя очередь…

После чего я заткнулась и стала застенчиво косить в сторону. Ефим сидел на табуретке в позе роденовского мыслителя, а из одежды я в первый момент разглядела только сигарету. Грязные вещи кучей лежали возле двери, я напрягла зрение, но нижнего белья там вроде не обнаружила. Это меня ободрило, и я громко повторила:

– Можешь идти мыться, ванная свободна!

Ефим встрепенулся:

– Что?

Тут я разглядела, что трусы его находятся там, где и положено, и совсем успокоилась.

– Ты уже все? Хорошо… Только не шуми, пожалуйста, не надо внимание привлекать…

Он поднялся и шагнул к двери, перед моими глазами мелькнуло воспоминание о неповторимом проходе Ефима по пляжу, и щеки вспыхнули. Он дрогнул краешком губ и протянул ко мне руки, чтобы обнять. Но я попятилась, опуская глаза, вместе со сладким волнением воспоминание о пляже всколыхнуло в сердце странную неприязнь. Ефим усмехнулся и, поймав мое лицо в ладони, поцеловал в нос:

– Не грусти, малышка…

После чего проследовал в ванную. Оглянувшись вслед, я заметила на его икрах глубокие царапины. Склонив голову, я задумалась и прошептала:

– Где же ты так?

Пока любимый плескался под душем, я собирала на стол, благо бакалейных запасов у меня хватало. Обнаружив в недрах почти пустого холодильника давно потерянную банку тушенки, я без колебаний водрузила на плиту кастрюлю для варки макарон, так что к тому моменту, когда Ефим вымылся, кухня распространяла просто волшебные запахи. Они заставляли меня беспрестанно сглатывать голодную слюну и в ожидании окончания процесса доводить сервировку стола до совершенства.

– Ого, малышка, да ты у нас еще и прекрасная хозяйка! – воскликнул этот милый парень, направляясь прямым ходом к столу. – А запах!

Я собралась застенчиво улыбнуться в ответ на похвалу, но, увидев Ефима в своем красненьком халатике, который едва спускался ниже бедер, а на груди не сошелся вовсе, охнула и покатилась со смеху.

– Тихо ты! – шепотом рявкнул Ефим, шустро подскакивая и затыкая мне рот. – Сказал же, никакого шума!

Конечно, я замерла, прошло несколько мгновений, мы молча смотрели друг другу в глаза. Он медленно убрал от моего рта руку, потом легонько потянул к себе.

Глаза его переливались, словно застывшие звездные брызги, ни у кого я не видела таких красивых глаз, сердце дрогнуло, и все вокруг закружилось в бешеном вальсе вокруг неземных мерцающих озер…

Не знаю, сколько времени прошло, но я вдруг обнаружила, что сижу на кухонном столе и на рубашке моей расстегнуто совершенно неприличное количество пуговиц. Ефим навис надо мной глыбой, красненького халатика на нем не видно вовсе, а я поняла, что мне просто необходимо о чем-нибудь поговорить.

– Ой, – пискнула я, задыхаясь, – макароны совсем остыли!

– Угу… – отозвался Ефим, вплотную занявшись пуговицей на моих джинсах.

– Ой, совсем остыли… – Я судорожно забарахталась на столе, хорошо понимая, что под таким напором никакая пуговица долго не продержится.

Ответом было согласное на все «ага!», и я почти ударилась в панику, однако тут меня что-то отвлекло, я насторожилась. Потянув воздух носом, извернулась и оглянулась на плиту.

– Мамочки! – заорала я. – Горим!

Из кастрюли с макаронами валил веселенький дымок, отшвырнув Ефима, словно котенка, я рванула к плите.

Выключив газ, схватилась, обжигая пальцы, за крышку.

Я взвыла от боли, крышка полетела в одну сторону, а во все другие веером брызнули макароны. Правда, внешним видом они теперь больше напоминали поп-корн. Когда я перестала выть и трясти рукой, Ефим ядовито поинтересовался:

– Что, макароны совсем остыли? – Но его трудно было винить, ясное дело, расстроился парень. – Как ты думаешь, теперь хоть один человек в доме не в курсе, что ты здесь?

– Тушенка осталась, – буркнула я, игнорируя его сарказм, – и печенье. Ты есть будешь?

– Нет, не стоит рисковать… Надо отдохнуть, всю ночь на ногах… Где мне лечь?

Язык безумно чесался сказать, что на коврике за дверью, но я себя пересилила: