Куб со стертыми гранями - Ильин Владимир Леонидович - Страница 11

— Учту на будущее, — сообщил Лигум, продолжая прислушиваться к звукам, доносившимся из недр здания.

— А у тебя действительно нет имени?

Он колебался всего одну секунду (но все-таки колебался!):

— Действительно.

— Бедняжка! — вздохнула она. — А давай я тебе сейчас дам имя? А? Не могу же я обращаться к тебе только по фамилии, да и не сократить ее так, чтобы это нормально звучало!.. Не “Лигуша” же мне тебя называть!

На втором этаже послышались твердые сухие шаги, которые направлялись к лестнице.

— Зачем? — спросил он. — Зачем мне имя?

— Как это зачем? — От волнения Мадлена даже приподнялась на кровати. — Ведь у всех же есть имена!.. У всех людей! — (Лигум кусал в темноте губы). — Ну, ладно, если у вас так не принято, то давай… давай я назову тебя понарошку… только для нас двоих. И никто-никто — обещаю тебе — не будет об этом знать, только ты да я!.. Согласен?

Лигум вздохнул.

— Ну давай, — согласился он. — И как же ты меня назовешь?

Она на секунду задумалась, рисуя нежным пальчиком замысловатые узоры на его груди.

— А ты сам какое имя хотел бы носить? — наконец осведомилась она.

Шаги спустились на первый этаж и замерли, словно решая, куда направиться дальше.

— Лена, — сказал Лигум, — а что ты будешь делать, если твой отец сейчас постучит к нам в дверь?

Она тихонько засмеялась:

— Боишься, да? Эх ты, а еще хардер!.. Сразу видно, что у тебя небогатый опыт по части лазания в девичьи комнаты по ночам!..

— А все-таки?

— Конечно, громко скажу, что я уже давно сплю. А ты тем временем спрячешься под кроватью!..

— Под кроватью нельзя, — серьезно сказал Лигум. — Там пыльно, и я обязательно чихну.

Шаги удалились в сторону входной двери. Вскоре оттуда донеслись тихие неразборчивые голоса, а потом шагов стало больше, и они теперь накладывались друг на друга. Судя по всему, отец Мадлены и ночные гости направлялись на кухню.

— Лена, а кто твой отец?

— У-у, — протянула она нарочито тоскливым голосом, — давай не будем об этом, хорошо? А то я действительно быстро усну от скуки!..

— То, чем он занимается, так скучно?

— Любая научная деятельность, мне кажется, скучна и безнравственна.

Лигум невольно вздрогнул. Неужели она знает, чем занимается ее отец? Но тогда непонятно, почему она разрешила, в сущности, незнакомому молодому человеку, да еще и хардеру, забраться в ее комнату через окно, для чего ей пришлось отключить на несколько секунд систему домашней сигнализации. Между прочим, системка еще та… мимо ее датчиков и комар вряд ли сможет пролететь незамеченным в дом…

— Так он — ученый?

— Молекулярный биолог.

— Звучит красиво.

— На самом деле — тоска смертная. Бесконечные опыты, статьи, корпение до самого утра в подвале…

— В подвале?

— Ну да, там у отца устроена домашняя лаборатория. Он ведь даже дома не может не заниматься своей наукой!..

— А вход в лабораторию, случайно, находится не в кухне?

— А ты откуда знаешь?

— Я тоже иногда кое-что угадываю…

Теперь понятно, почему после того, как Касальский и его ночные визитеры скрылись на кухне, оттуда в высокочувствительный микрофон “супер-аудитора” не доносится ни малейшего звука. Значит, пора…

Лигум погладил Мадлену по волосам.

— Слушай, ты, хитрец, — вдруг сказала она. — Не заговаривай мне зубы! И не пытайся перевести разговор на другую тему. Мы, кажется, говорили о том, какое имя тебе бы подошло…

— Лучше поцелуй меня, — попросил он, зная, что это будет их последний поцелуй.

Она прикоснулась своими мягкими губами к его рту, и он вновь с болью и сожалением ощутил тепло ее тела.

Однако, было уже слишком поздно что-то менять.

Лигум сдавил в кулаке капсулу струйного инъектора, вводя дозу снотворного в шею девушке. Когда ее тело обмякло, а дыхание стало ровным и размеренным, он встал и торопливо оделся.

Перед тем, как выскользнуть из комнатки, глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз, готовясь к стремительному броску. Он знал, что сигнализация в доме сработает, едва он переступит порог спальни Мадлены, а значит действовать надо будет очень быстро, чтобы успеть застать профессора Касальского и его гостей с поличным.

Вопреки его опасениям, ни воя сирены, ни прочих звуковых эффектов не последовало. Однако, он не сомневался, что каким-то образом компом известит своего хозяина о необъяснимом вторжении неизвестного в особняк.

Вход в лабораторию был в виде люка в полу небольшой кладовой, пристроенной к кухне. За ним оказалась довольно хлипкая лесенка, прочность которой Лигум решил не испытывать. Он слетел вниз, лишь опираясь на гладкие пластиковые перила, и устремился по узкому и тесному коридорчику, освещенному бактериоцидными лампами. В голове мелькнуло смутное воспоминание о том, как в Академии на занятиях по тактике они упражнялись в прохождении лабиринтов с неизвестными препятствиями.

Здесь, однако, как видимых, так и невидимых препятствий не было. Коридорчик быстро закончился, и Лигум ворвался в небольшую комнатку, где стоял ряд кресел, как в какой-нибудь общественной приемной. В одном из кресел сидел детина, массивный, как комод эпохи Средневековья. Он что-то разглядывал на экранчике своего комп-карда. Увидев хардера, он вскочил и испустил одно из тех словечек, которые так любят вставлять в свои произведения авторы зубодробительных боевиков и на основе которых критики потом признают книгу написанной “живым, сочным разговорным языком”.

Это, однако, не помешало Лигуму приступить к произнесению Формулы Предупреждения:

— Я — хардер Лигум. Прошу оказывать мне всестороннюю помощь и содействие при выполнении мною важной задачи…

Закончить Формулу ему не пришлось. “Комод”, видимо, слишком извращенно истолковал пункт об оказании помощи, потому что в руке его вдруг появился импульсный излучатель. Пустить в ход его он, правда, не успел. Лигум ударил дважды, и каждый из его ударов относился к категории тяжко травмирующих. Детину отбросило в угол и накрыло обломками кресла.

Лигум кинулся к бронированной двери в противоположной стене, но она отказалась открыться. Тогда он достал из кармана компакт-веерник, который в сложенном виде занимал не больше места, чем комп-кард, и превратил его в плазменный автомат. Двух точечных ударов по блоку электронной защиты и веерной очереди по дверным каналам передачи команд хватило, чтобы створки двери, натужно визжа минитурбинами и дымясь, послушно разъехались в разные стороны.

С автоматом наперевес, Лигум ворвался в довольно обширное квадратное помещение, которое было битком забито причудливыми приборами и устройствами.

Касальский сидел за центральным пультом у скрин-окна, сосредоточенно щелкая клавишами и тумблерами. В углу раздавалось надсадное гудение. Оно явно исходило от высокого серого параллелепипеда, с обеих сторон которого виднелись продолговатые дверцы.

На появление хардера биолог не отреагировал. Лигум зачитал ему Формулу Предупреждения. По закону, с этого момента неподчинение требованиям хардера со стороны других людей могло быть истолковано им как преднамеренное сопротивление и давало ему право на применение любых мер, вплоть до силовых, с целью выполнения своей задачи.

Однако профессор лишь что-то буркнул, не отрывая взгляда от экрана пульта, на котором виднелась картинка, напоминающая стандартную панель копирования файлов с длинной белой полоской. Аналогия усиливалась тем, что с каждой секундой полоска заполнялась темно-синим цветом, словно сейчас шла перекачка файлов с одного комп-диска на другой.

Лигум повел стволом автомата в сторону Касальского.

— Встать! — приказал он. — Руки за голову!

Профессор скривился так, словно у него заболели сразу все зубы.

— Откуда вы взялись, хардер? И прекратите тыкать в меня своим дурацким автоматом! Да будет вам известно, я провожу очень важный научный эксперимент!..

— Я сказал — встать! — повторил Лигум.

— Если вы помешаете мне, — возразил Касальский, — последствия вашего головотяпства могут быть самыми плачевными — в том числе, для жизни и здоровья людей!..