Последнее небо - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 43

Нет, он не останавливал. Зачем?

– Вольно, – негромко скомандовал Гот. Посмотрел на Зверя, единственного, кто был сейчас чужд любых эмоций. – Вы отлично поработали, сержант.

– Благодарю.

– Запускайте буровую.

– Есть!

С вертолетной площадки по узким гремящим лесенкам – в аппаратную, где все еще пахло сваркой, и этот запах странным образом накладывался на запах ветра и моря. Мониторы по стенам, вид из камер наружного наблюдения, показатели приборов, мерно помигивающие столбцы чисел.

– Вообще-то она автоматическая, – Зверь проследил на правление взгляда командира, – но эти данные лишними не будут. Кинг тут помудрил, теперь четырежды в сутки на плато будет приходить отчет о работе систем. Если что не так, станция пошлет экстренный вызов.

– М-да, – вздохнул Гот, снова оглядев мониторы. Он чувствовал себя старым генералом, перед которым отчитываются о работе нового боевого болида. Доводилось видеть таких начальников. В глазах внимание, в душе – смятение. Ничего из объяснений старый хрыч не понимает, но положение обязывает. И ведь не виноват генерал в том, что он старый, что в его время совсем другие машины были, а все равно молодежь между собой переглядывается многозначительно: совсем, мол, дед плохой стал, зачем лезет не в свое дело, ведь не летать же ему больше.

Что-то ухнуло негромко, прервав неприятные размышления, и загудело ровно, монотонно, слышимое не столько ушами, сколько всей кожей, сквозь легкую пилотскую броню.

Буровая начала работу. Заметались по мониторам цифровые сообщения, запрыгали, переливаясь с десятков в тысячи, с сотен – в единицы. Симпатичные такие зеленые значки на ровном черном фоне. Ничего не пищит предупреждающе, нигде не мигает противный красный сигнал, никто не докладывает о неполадках.

Получилось. Неужели все-таки получилось?

– М-мать! – тоскливо произнес Зверь.

И Гот обернулся к нему, чувствуя, как подкатывает к горлу ярость. Не виноват был Зверь в том, что случилось уже или должно было вот-вот случиться, он свою работу сделал, все сделали, что могли: из безумного ассорти деталей собрали нефтяную вышку, построили ее, запустили… Не виноват Зверь, если что-то пошло не так. Но почему он не промолчал сейчас? Честное слово, для него это было бы лучше.

– Нужно уходить, – сержант смотрел на один из обзорных мониторов, на котором было море, только море, – что-то идет сюда. Оно убьет всех.

– Уходить, – повторил майор.

Зверь кивнул молча, все так же не отрывая взгляда от монитора.

– Проклятая планета…

– Эвакуация, Гот. Не тяни.

– Когда оно будет здесь?

– Скоро. Двадцать минут, может быть, полчаса. Джокермог бы сказать точнее.

– А буровая?

Глядя на блестящие волны, Зверь пожал плечами.

– Пойдем, – приказал Гот.

В грузовой вертолет усаживались быстро, но без суматохи. Радости уже не было, не было и злости, только усталость. Потом люди поймут, что восемь недель адской работы не дали результата. Потом осознают, что драгоценное топливо на исходе и неоткуда его пополнять. Потом… Все потом.

Ми-40 оторвался от площадки и пошел в сторону гор, тяжело набирая высоту.

Гот сидел в своей машине, бездумно касаясь пальцами штурвала. Он не спешил взлетать. Он не собирался уходить, пока не увидит своими глазами «это», тварь или что там придет, чтобы убивать.

Зверь стоял около «Мурены». Молча. Смотрел на море.

– Ты-то чего ждешь? – спросил Дитрих.

– Тебя, – сержант не обернулся.

– Лети на плато.

– Оно большое, – вместо уставного «слушаюсь», произнес Зверь, – оно такое большое, что не сможет плыть здесь. Значит, оно придет по воздуху. Надо уходить, майор. Пока не поздно. Пока мы не увидели его.

– Увидим и уйдем. Думаешь, оно, чем бы оно ни было, догонит вертолет?

В первый раз за все время разговора Зверь посмотрел на командира. И, кажется, улыбнулся:

– Разве в этом дело?

Все-то он понимал, скотина. Лучше, чем сам Гот понимал. Но откуда? Откуда ему знать, как чувствует себя лишенная крыльев птица?

Сержант подошел к орудийной установке, прильнул глазами к прицелу. Щелкнул пальцами, подзывая Дитриха. Тот выругался по-немецки, но подошел.

– Смотри, – сказал Зверь, уступая место.

Гот посмотрел. И увидел.

Далеко в небе, высоко над морем, кажущееся на таком расстоянии неподвижным, висело веретено. Или очень длинная сигара. Длинная? Гот посчитал – в «сигаре» получалось не меньше полусотни метров. Может, прав был Зверь и стоило улететь. Пока еще можно было Пока еще…

Уже нельзя. Глупая какая смерть. Но лучше уж так, чем оставаться на земле, задыхаясь от недостижимости неба.

– Уходите на плато, сержант, – приказал Гот, направляясь к своему вертолету.

– Леденящее «Вы», – насмешливо прокомментировал Зверь, и ухмыльнулся: – нет. Не впечатляет.

– Пойдешь ведомым. – Дитрих уселся в кресло, надел шлем, захлопнул бронированную дверь.

Он видел, как Зверь молча кивнул и забрался в «Мурену». Два сумасшедших. Один-то ладно, пилот, какой с него спрос? Но второй! Зачем ему это?!

Вертолеты сорвались с башни.

Две пули, идущие в цель. Стремительные, злые, неотвратимые. Две хищные твари. Воздух расступался испуганно давал дорогу и, со вздохом, смыкался позади Вертолеты неслись сквозь покорное небо.

А тварь впереди это небо проламывала. И солнечные лучи отражались от ее мокрых, блестящих боков.

«Почему она до сих пор не высохла?» – успел подумать Гот.

Времени на ответ у него не осталось.

Гладкие бока «веретенки» сморщились, пошли складками, и словно выплюнула она в чистое небо десятки маленьких бесшумных игл. Дитрих, не задумываясь, открыл огонь. Широкий луч накрыл сразу несколько «иголок». Полыхнуло в воздухе. И грохнуло так, что вертолет вздрогнул.

В шлемофоне раздалось яростное:

– Мать!

Зверь не задумывался о разнообразии лексикона.

А стрелять нужно издалека. И прицельно.

«Веретенка» снова съежилась…

Две иглы ударили в борт «Мурены». Взорвались. Но в последние мгновения вертолет скользнул в сторону. Как успел? На месте игл вспух огненный шарик, поплыл, качаясь, без цели, без смысла.

Стрелять издалека. На мелочь не отвлекаться. Нужно добраться до матки.

– Если их не убивать, они взрываются направленно, – весело сообщил Зверь.

Взрыв. «Мурена» ушла от удара, а «иголки» погибли. Значит, все, что нужно, это вовремя уворачиваться. Все?! Господи, твоя власть, какое счастье, что Дитрих фон Нарбэ был лучшим курсантом в академии, а потом лучшим пилотом на «Покровителе». У него есть шанс, с твоей помощью, Господи. Или без нее.

Насколько же вертолет медленнее болида!

A «Bepeтенка» снова готовилась выстрелить. Но они уже прорвались. Две пятнистые машины, две бесшумные смерти, зашли от солнца, как будто здесь это имело значение. И одновременно выпустили ракеты.

Все! Осталось добить мелочь…

Четыре тяжелые ракеты скользнули вдоль округлого бока «веретенки», сделали круг-другой и сорвались в яркое небо. Ушли. На поиски первой попавшейся цели

Ушли.

Что это было?

– Тяжелый лазер! – рявкнул Гот, переключая оружие. – Огонь!

Ослепительные лучи не прожгли тяжелую тушу. Они… изогнулись. Повторили странный маневр ракет. А «веретенка» развернулась на удивление быстро. Уставилась тупым блестящим рылом. Плюнула…

Вертолеты прыснули в разные стороны.

Гот мог поклясться, что тварь плевалась плазмой. Но ведь так не бывает!